Статья
В 1942 году, только исполнилось 17 лет и меня призвали. Я с 17 лет на передовой был. И воевал на Финляндском фронте обыкновенным солдатом. Воевал я в пехоте. В марте месяце призвали, и с марта я уже на передовой был.
Воспоминания
Статья
Про войну я не помню многого. Что-то расскажу по рассказам Николая старшего. Было лето, август месяц, 1941-й год. Люди были на улице, лето было, тепло. И увидели — на мотоциклах едут. Думали, что на мотоциклах едут пожарные. Думали, что в деревне случился пожар. А это оказалось, что едут немцы. У нас был новый дом, и немцы сразу к нам. Организовали как бы комендатуру.
Статья
Машины были. Маленькие такие машины, мы грузили на них. Это начало 1942 года. Вот убирали все, помогали, бомбежки, потом все чистили. А сколько было трупов в подвалах! Я руками своими все делала. И как-то нам было все равно. Страшно было: идешь по коридорам, сидит человек, он уже мертвый. Мы только грузили их на машины. Их отвозили. Были вырыты ямы на Пискаревском кладбище. Туда возили все трупы.
Статья
Тогда немцы тетю Тоню, жену старшего брата Николая и сына его Женечку, которому было все год с небольшим, забрали в комендатуру. Посадили на стол сына и пистолет ребенку к виску: «Не скажешь, сейчас прямо при тебе расстреляем ребенка!». Тут тетя Тоня и рассказала, где они прячутся. И повесили их у нас под окном. Их тела долго не разрешали снимать. Это было в феврале месяце, холодно было, и когда начинался ветер, их тела стукались друг о друга и звенели, как стеклянные. Мы жили рядом и из окна видели эту страшную виселицу ,эти раскачивающиеся тела.
Статья
Вошел немец туда в подвал. Я сидела у матери на руках, ела кашу, она меня кормила. Он выхватил котелок и стал есть. И я тогда просто онемела, звука не могла никакого произнести. Я помню, как сидела мама, наклонившись, у нее слезы текут. Никаких ни рыданий, ни звуков. Плачет — и все, текут два ручья, я прижимаюсь к ней. И вот у меня запомнилось, а может, мама рассказывала.
Статья
Что мы еще ели? Бадаевские продуктовые склады в начале сентября сгорели. И туда лениградцы ринулись за землей. Все там смешалось с землей, все было коричневое, и вот, мама ходила и приносила в мешочках эту черную землю. Она была смешана с горелой мукой. Мы разводили ее и жарили блины. Есть можно было, но земля очень скрипела на зубах. Самый последний крик голода был – зубной порошок, отец его жарил. У нас было несколько коробок порошка, он развел его и поджарил, но есть было нельзя. Вот так мы и ели. Потом, когда было тепло, собирали траву: лебеду, крапиву – из крапивы-то щи вкусные, а из лебеды – нет. Вот так питались.
Статья
Мама рассказывала, мы голодали, они же обобрали нас. Некоторые издевались. Многие люди убежали в лес. На немцев все работали. А если не пойдешь, пулю получишь. Нельзя было никуда выходить, строгий режим. Они ходили, проверяли.
Статья
И только к 60-летию Победы я услышала, как врач одна, профессор наша питерская, объяснила: «Я наблюдала всех блокадников, детей до восьми лет. Тех, кто был в блокаде. У них хуже потомство будет». Ну, память такая. У нас у всех ужасная память. У меня столько книг, это только часть, что сюда привезли. Все перечитываю. Вот, эта врач говорила, что только я сама буду лучше, чем потомки. То есть вся жизнь тяжелая сказывается на детях, да. Которые до восьми лет были в блокаде. Голод, ничего не видали.
Статья
1945-й год был, конечно, самый голодный. Когда бабушка привезла этот сруб, Вале было 7 лет, а мне 9. Мы ходили и таскали мох на дом. Там, где парк сейчас, была поляна, на ней стоял самолет. Самолет был маленький какой-то, может быть, наш. Ну, мы натаскаем мха, а сами мокрые, сядем в самолет в этот и отдыхаем. А потом через ручей. Наш дом стоял как раз на том месте, где сейчас стоит собес — пенсионный на Максима Горького.
Статья
Когда воздушная тревога начиналась, мы работали в депо. «Воздушная тревога, воздушная тревога. Бежать» А куда бежали? Тут был 25 — й магазинчик, мы через депо, а убежище было за колхозным рынком.
Там на болоте было. Вот туда и бегали, а там дают отбой — в депо прибегали обратно. Вот такие мальчишки были. Вот так и бегали.
Статья
Старшую сестру сразу же немцы в Германию отправили. Ей было всего 15 лет. А брату один немец сказал, чтобы он держал меня все время на руках, тогда его не заберут. И вот он все время носил меня на руках, а я носила горшок. И немцы его не забрали.
В июле 1944 мы были вывезены в Латвию, где старшие работали на лесопильном заводе. Мама вспоминала, что было очень голодно, поэтому ели опилки и добавляли какую-то траву.
Статья
Помню, как переезжали через Карпаты зимой. Вагон обвешен был санками, посередине немцы, а наши вагоны сбоку. Немцы обвесили свои вагоны санками, чтобы их не обстреляли и не подорвали, видимость создавали, что как бы гражданское население везут. Это я помню. Ехали тихо-тихо. И мама говорила: « Смотрите, как партизаны бегали — дорожки остались». Потом где — то на границе нас мыли, дезинфекцию проходили. Смотрели вшей в голове. Искали все трахому, больных не пропускали, сначала раздели до гола, взрослых в одно место отвели, нас — в другое. Мы когда в деревне жили, у сестры большая коса была, но вшей у нас никогда не было, а когда тут мыть нас стали, народу же много разного рядом было, тут уже наградили и вшами. Всю одежду собрали и в печках сожгли.
Статья
А первую зиму пережили ужасно, конечно. Странно, но у меня ощущения голода никогда не было. Я помню, что кусочки хлеба были совсем маленькие, со спичечный коробочек. Помню, как мы ходили в магазин. И там были трагедии. Стоит очередь, взвешивают хлеб и кто-то его хватает. Я помню тощий, длинный старик схватил этот хлеб. И его стали бить, он упал. Дальше не знаю, меня мать увела. А он скорее в рот, откусывать, хоть убивайте его, что делать.
Статья
В Германии гоняли нас на завод, а после завода посылали, где много начальников, убирать надо было, подметать да мусор убирать. Посылали, гоняли, куда им надо, туда нас и гоняли. А сколько народу! Много наций было, люди были изможденные, его под ручку ведут, но все равно в цех, работать. Еще и надают, что ноги не идут. Холодов не было. Помню, за обедом сидим – снежинки полетели, они взяли ведра уже, а так покрапали снежинки – да и все, и снег закончился на том.
Статья
Однажды в деревне сломался конный привод, как раз копали картошку.. Отец пришел, мать ему и говорит: «Гоша, иди, посмотри: что-то конный привод сломался. А я пока картошку покопаю». Пока он привод этот чинил, ему руку и туда затянуло в шестеренки. Немцы руку ему ампутировали, вот он и не был на фронте. А потом когда стали угонять всю деревню, то немцы на машинах наши крепкие дома стали на машинах вывозить. Один дом в прицеп грузят, другой — в машину. А остальные дома они просто подожгли.
Статья
Готовили то , если что можно было. Толком не было ничего, ну может, что -то прихватили с собой. Не помню уже этого. Почему сейчас все болячки, потому что многое было пережито ребенком. И стресс ,конечно. Бомбы летят, и не знаешь, куда спрятаться от бомбежки, это же какой стресс.
Приехали в Латвию. Когда нас выгрузили из товарных вагонов, помню в барак опять нас в какой -то поместили, четыре семьи в один барак. И барак этот был обнесен колючей проволокой. Жили мы так за колючей проволокой, ну, не лагерь, конечно, но проволока была.
Статья
И немцы и бомбили, хотели нарушить линию. Там озера все кругом. Озера везде с двух сторон, а линия – между. А как бомбить, все время в озеро попадали. Очень часто бомбили. Станцию разбомбили, состав подбили, даже лошадей убило, бомбежки были.
Статья
Первый раз, как пришли немцы, я не помню. Немец пришел и просит: «Матка, яйки». Сало, свинину любили и яички. Он пришел и просил: «Дай!». Брали они. Но они сначала не обижали нас. А потом стали партизаны образовываться, солдаты наши и молодежь – все пошли в партизаны, потому что стали в Германию отправлять молодежь, и пошли они в партизаны.
