Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я в 1939 году родились, мне было 2 года, когда война началась. Папа бригадиром был, он на железной дороге работал.
Многие говорят, что немцы вошли неожиданно. Рабочие, которые ездили на поезде, они же до последнего работали. Поезд ходил из Питера до Тосно. Никто не ожидал, что немцы прорвутся так быстро, моментально. У меня сестра двоюродная поехала в Ленинград на работу и осталась там. Всю блокаду там пережила.
Очень быстро и неожиданно все произошло. Все говорили, что немцы в Любани. Ну и ладно, что в Любани! А потом хлынули в Тосно, со стороны Любани! Может, часть какая-то там осталась, не знаю. Они пришли по Корпусному шоссе. У нас был хороший крепкий большой дом с сараем. Так его сразу же заняли. Ни в Шапках, ни в Поповке, ни в Саблино они не остановились, а остановились у Колпино.
Люди, кто хотел, уходил. Кто куда. Некоторые в лес уходили; кто в Нурму ушёл. Я знаю, что свёкор мой в той стороне скрывался, он не был на войне. Многие тосненцы там скрывались.
Мать на немцев работала. Сначала стирала, потом на бойне работала, отмывала все. Повара свое дело сделают, и если дадут что-нибудь, так довольны были. Кормились тем, что дадут.
А вообще, у них своего персонала для работ хватало: кто медик, кто повар, сапёры свои. Они ходили по брошенным домам, – ведь когда убегаешь, много не возьмёшь с собой, – а в погребах и подвалах много продуктов было запасено, летом на огороде всё растёт. Вот они и ходили, взламывали, брали, что хотели.
Мама рассказывала, что когда началась бомбежка, много убитых было. Много людей работало на Ижорском заводе. И вот с завода, с работы домой шли. И их расстреливали. Траншеи были вырыты, там люди пытались маскироваться, хоть как-то скрыться от обстрела. Много народу погибло! Ижорский-то завод большой. Убитых потом так и зарывали, ни во что не заворачивали, ни в какой гроб не клали. В траншеи складывали и зарывали. Кто там будет им кресты ставить?
У нас бухгалтер была, Марья Фёдоровна, она рассказывала, что ходили по цехам, просили не расходиться, уговаривали жить на заводе. Она же тоже не выходила с завода, хотя колпинская была. А некоторые рисковали и выходили. Ну, какая разница, там убьют, тут убьют, домой-то хочется!
Партизан расстреливали. Мама рассказывала, тетю Марусю расстреляли, за что, не помню: перевела что-то не так или что-то украла. Видели, что её повели, в красном платке, она всегда ходила в красном платке, повели её в лес.
У музея тогда стояли столбы световые, деревянные, на них вешали. Почему на них было легко вешать? Они лестницу подставляли; стремянок-то не было, и петли делали. Помню, там три трупа висело, говорят, пять было, а я только видела три. И не сразу ведь снимали. Помню, они такие длинные и усохшие… Неприятно ходить было.
Мне кажется, что Тосно было сплошным кладбищем. Куда не сунься, везде хоронили!
У нас знакомый был, он у немцев служил переводчиком. Он немецкий язык очень хорошо знал. И вот узнает чего-нибудь, увидит бабушку и говорит: «Девчонки, сегодня немцы вас будут проверять, ничего не трогайте!» А-то ведь сразу поведут и расстреляют. Вот как они держали людей!
Время, конечно, было страшное! Люди боялись куда-то выходить без дела. У меня братишка в то время стал заикаться. Мама послала его к соседям за мясорубкой. Он пошел; дали ему всякого шмотья, мясорубку. И началась стрельба. Он с этой мясорубкой прибежал, испуганный весь! С того момента и заикался.
А сестру мою спасли немцы. Её водой горячей обожгло, ошпарило, тетка ошпарила. Если бы не немцы…
Потом нас увезли в Латвию, где-то в конце осени – мы приехали и картошку выкапывали. Мать за скотинкой ухаживала, все вычищала. Хозяйке нравилась, что она такая чистюля. Хозяйка еду нам сама приносила, кормить-то надо ребятишек. Наварит картошки, положит масла сливочного и все приговаривает: «Ешьте, ешьте! А я пошла». А какое вкусное в Прибалтике масло! Когда мы поехали домой, уже после освобождения, дала нам в дорогу масла.
А приехали домой, дом наш разбомбили. И не только наш. Кто разбомбил, наши или немцы, никто не знает. Тут одни воронки были. У нас в огороде было шесть воронок, то есть шесть бомб только на один наш дом было брошено! А мы из Латвии приехали, ни лопаты, ничего нет! Вот мы глыбы каменные в эти ямы сталкивали: и палками, и руками голыми! До сих пор, когда иду по Тосно, вижу следы оставшихся воронок!
.
