Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я – Никандрова Раиса Николаевна 1938 года рождения. Родилась я в Любани на улице Калинина и прожила всю жизнь на этой улице. Родители мои – Никандров Николай Федорович, мама – Никандрова Мария Николаевна. Сами они из Вороньего Острова, в Любани они появились в 1930 год. С 30–х годов они жили здесь, купили полдома. Отец работал на Ижорском заводе.
Когда война началась, вернее, когда сюда немцы пришли (это был август), папа поехал на работу в ночь. Он работал машинистом крана. В районе Георгиевской немцы путь перерезали. Отец среди ночи прибежал: «Маня, собирайся, собирай детишек!» Родители собрались и, наверное, в сторону Бородулино побежали. Но и там немцы путь перерезали – пришлось вернуться. Так как отец был не военнообязанный, то он остался с нами. Здесь мы пробыли почти до 1944 года. Отец работал на железной дороге. Нас, детей, было двое в семье. Я и моя старшая сестра Лилия.
В нашем доме жили двое немцев. Но недолго, как мамка рассказывала. Один был врачом. А у меня была водянка. Мама работал в больнице, но тогда лекарств же не было никаких. Разольет зеленку по пузырькам и обратно домой. Меня мама прятала на печке. А прятала, потому что боялась, что нас выгонят из дома. Но немцы, видимо, заметили. И тот, который был медиком, принес мазь, и мама стала меня мазать. Так все прошло. Но таких немцев было мало.
Зверские люди были эти немцы. Как отец был избит! Выбиты зубы, отбиты почки, поэтому уже после войны ему удалили одну почку. Били, потому что не так, может, что-то сказал, не так посмотрел. Мама рассказывала, что на мосту мальчик был повешен за то, что хлеба кусочек украл. Не дай бог никому жить под чьим-то игом. .
Дома наши часто бомбили, жгли. Мама рассказывала, как в январе мы сидели в доме, а со стороны улицы Анна Григорьевна, по-моему, Николаева, подошла и с мамой разговорилась, и вдруг летят самолеты. Мама говорит: «Подумай, еще мясоед не наступил, а женихи уже прилетели».
И вдруг где-то бомба упала, потом дым. Когда все рассеялось, мама Анну Григорьевну стала звать, а она не отвечает. А ее осколком убило. Так что, как только начиналась бомбежка, мама собирала меня и Лилю и через две улицы бежала к Марье Андреевне спасаться. В основном, дорогу бомбили. Ну, в общем, конечно, ничего хорошего.
А в 1944 году погрузили нас немцы в последний эшелон. Двое суток нас держали в эшелоне, немцы боялись, потому что уже вот-вот должны были деревню освободить. Везли нас через Калининград. И потом оказались в городе Рейпа, а потом в поселке Ляйхам. Русские и поляки там жили отдельно. Вот там, наверное, был или кинотеатр, или завод такой. Помню, там, где мы жили, были такие двойные нары, одна плита. Под конвоем взрослых водили на завод. Конечно, и к полякам было у немцев плохое отношение, но к русским особенно. А мы, ребятишки, в бараке сидели.
Вернулись где-то в августе 1945 года. Нас в мае освободили. Я помню, как прибежали солдаты, как они стреляли. Все так радовались. И долго нас там не держали. Но обратно мы ехали долго. Когда обратно ехали, нас поместили в комфортабельные вагоны, но это только за границей. По России мы ехали уже ,конечно, в товарняке. Мы вообще не верили, что нас довезут до дома. Потом мы приехали, а дом наш был сожжен.
Дома уже не было. Сначала мы жили то у одной тетки, то у другой, а потом как-то мама встретила свою знакомую. Мама до войны не работала, потому что двое ребят было, просто подрабатывала: то у одного постирает, то еще что-то. И вот она встретила Марью Захаровну Кудряшову, и та позвала маму к себе жить. И до 1951 года я не жила на той улице, на которой родилась. Мы в 1945 году приехали, с 1946 по 1951 год мы жили то тут, то там. Потом родители купили домик, и я вернулась снова на свою улицу.
Сначала меня не взяли в школу из-за состояния здоровья – очень слабенькая была. Помню, как я часто просила: «Мама, я хочу картофельного супа!». А уже в 1946 году я пошла в железнодорожную школу. 10 лет отучилась. Я очень благодарна нашей Советской власти, потому что в то время мои родители не знали, что такое в школе платить деньги, что такое охранять нас. Мы жили довольно хорошо и спокойно. Самая любимая учительница у нас была Анна Андреевна, она преподавала историю. А еще я хорошо запомнила свою первую учительницу – Марию Павловну Фролову. Она жила в вашем районе, и Иван Павлович Фролов был ее муж. А потом у нас была Нина Ивановна. Нас до пятого класса вел один учитель. Мы были маленькие, но те учителя к жизни нас готовили. Говорили, например: « У хорошей хозяйки половая тряпка всегда наполоскана и повешена».
Елена Дмитриевна Ефимова географию вела. Потом к нам пришла очень молодая Валентина Ивановна, симпатичная такая. Она очень строго вела себя. Потом уже, когда мы встретились на 20 лет окончания школы, она призналась, почему так в строгости себя держала- боялась нас! Говорит, до этого она преподавала в сельской школе, ну а здесь уже считается город. Старалась не смеяться. Однажды на уроке Коле Семенову и Витьку Устименко – они вместе сидели, дружили – Валентина Ивановна и говорит: «Сколько можно смеяться?» А они ей в ответ: «А вы даже и улыбаться- то не умеете».
У нас была такая Инна, физкультуру преподавала, была она очень хорошая, но особенно мальчишки вокруг нее вились. О школе, конечно, часто вспоминаешь. Вот , например, как перемена большая наступала, то включали музыку, и мы все танцевали.
. Но больше всех мне запомнился учитель физкультуры. Это был человек на своем месте! Столько было у нас спортсменов! Вся школа наша была завешена грамотами, что ни соревнования, то победа. На лыжах сколько соревнований было. Он нам часто рассказывал, как участвовал в Финской войне, про марш – броски в маскировочных халатах, как он был ранен.
И еще, конечно, у нас был замечательный директор – Николай Васильевич!
Когда школу закончили, поехали поступать в педагогическое училище в Сестрорецк. И почему-то испугало нас, что у нас нет музыкального образования, а его там спрашивали. У нас в школе вообще – то самодеятельность хорошая была: Марья Ивановна Озерова на пианино играла, Тамара Герасимова, Ямщикова Вера часто собирались и пели. И мы пели там. А когда стали в училище поступать, то нас спрашивают: «Какое у вас музыкально образование?» А у нас музыкального образования –то не было, вот и вышли оттуда, наивные мы были.
И пошли мы учиться в ПТУ, когда его закончили, пришли на завод. Нас встретили очень хорошо. В то время очень заботились о молодых. Когда мы вдвоем пришли на Ворошиловский завод в Обухово, сразу прибежал дядечка и сказал: «Я их к себе забираю!».
К нам сразу же поставили мастера, завали его Михаил Владимирович, фамилии не помню
Как сейчас помню, нужно было заточить резец. И был такой пролет, а в конце стояла точилка. Я пошла быстро- быстро туда – обратно. Прихожу, а он говорит – такие слова запоминаешь на всю жизнь: «Рая, ты рабочий человек, никогда не суетись».
Тогда я спокойно подошла к своему станку, все сделала и спокойно вернулась.
У нас сразу организовалось два участка: я работала комплектовщицей. Все детали, которые там шли, я должна была приготовить для работы своего участка.
Там все мужчины были, только одна я женщина была на участке. Сидела я и старший мастер, рабочие, бывало, приходили, но никогда я не слышала, чтобы в моем присутствии кто-то матом ругался. Это я правду говорю. И начальник у нас молодой был, только институт закончил – Першин Валерий Григорьевич. Потом он стал директором завода, а потом работал на Волге, потом в Министерстве в Москве работал , сейчас опять вернулся преподавать.
Потом мы все-таки решили уйти с завода, а нас, как сейчас помню, не хотели отпускать. И мы отправились к Першину, он уже директором был.
-Валерий Григорьевич, мы хотим пойти учиться!
-Девочки, в чем дело, заочно же можно!
-Нет, Валерий Григорьевич, отпускайте!
Старший мастер мне говорит: «Хорошо, Рая, я тебе хочу сказать, что моя жена тоже учительницей много лет проработала ,а потом пришла к нам. Теперь на машинносчетной станции работает, получает больше, а ответственности меньше, это я тебе просто по – человечески предупреждаю».
Но мы все – таки ушли, закончили курсы дошкольно-педагогические, а потом поступили в училище в Сестрорецке. И ,оказывается, не надо было никакого музыкального образования. Я уже знала, что есть в детском саду специальный работник музыкальный. А станцевать вместе с ребятами, так это было для нас одно удовольствие. Родители с удовольствием смотрели, как у нас здорово получается. Они говорили: «Они как птички вокруг вас!». Так что все было нормально. И вот так 37 лет я с маленькими детьми отработала.
Потом у нас был в Невском районе огромный сад. Мы, можно сказать, летом были с ребятами на подножном корму: у нас были вишни, крыжовник, был открытый бассейн. Утром приходишь на работу, вначале пускаешь воду, пока вторая прогулка, вода уже нагреется. Набегаются ребятишки, а потом в душ сходят. Ну а потом пошло вокруг строительство. Вокруг нас стали коммуникации проводить, всю землю подпортили, а потом наш садик вообще закрыли.
И перешла я на Фарфоровскую. Наш детсад относился к железной дороге, поэтому мы пользовались такими привилегиями, как бесплатный проезд. Когда железная дорогая награждала своих непосредственных работников, не забыла и о работниках детских садов. Честно говоря, мне на жизнь не приходится жаловаться. Я не встретила на пути своем плохих людей. И в одном коллективе и в другом коллективе не отпускали с работы. В то время, действительно, заботились о людях, о том, кто пришел в коллектив. И ,самое главное, у каждого была перспектива. По ступеням все равно поднимались вверх, если кто-то первый год в институт не поступил, все равно потом поступал. Не было, чтобы люди оставались без образования.
