< Все воспоминания

Леонтьев Сергей Осипович

Заставка для - Леонтьев Сергей Осипович

Война началась , когда он жил в Любане.

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

Я Леонтьев Сергей Осипович. Родился седьмого марта 1927 года в Любани. Вот здесь, на этой улице. Раньше была первая Кирпичная, Вторая, Третья. Вот на Второй угловой дом был. Отец построил в конце Любани большой дом, мне было пять лет. У нас две козы белые были, хозяйство матушка держала, а он в Ленинграде работал. Отца звали Осип Константинович, а маму – Александра Сергеевна. Мать не работала, она меня воспитывала. У меня сестра была, она на одиннадцать лет старше. Первый муж матери погиб в первую мировую войну, а отец потом. Я ходил здесь в школу. Она была напротив, где хозяйственный магазин. Сейчас новый большой магазин построили. Здание было большое двухэтажное. Я там шестой класс закончил в 1941 году. Я помню учителя по русскому языку шестого класса. У нас по геометрии и алгебре был. Вызвал меня и пятерку поставил. А мы с одним вышли и говорим, что меня уже не вызовет. А он сзади шел. Слышал, как говорили, что дома не готовился к уроку. Он мне два поставил. Он потом мне и говорит: «Когда ходишь, надо смотреть кто рядом». Школа была широкая – два зала, раздевалка. Если входишь, до самого конца по коридору идешь, а в самом конце наш класс был. У нас на всю школу раздевалка одна. Много времени нужно было, чтобы одеться. Первого мая 1941 года было тепло. Игорь Сергеевич был замом, а его жена ботанику преподавала. Этих я хорошо помню. Елена. Она в пятом классе была классным руководителем.  В шестом учились во вторую смену. Когда диктант писал, у меня никогда ошибок не было. Я любил баловаться еще. У нас по физике был хороший учитель, мы его звали «Божий храм». Он был по дисциплине жесткий. Его все боялись. Справедливый и хорошо преподавал.

Работал на Ижорском заводе     
1960 год     

         Когда война началась, мы уже не учились. Мы еще жили здесь. Ходили смотреть – уже дом заканчивали. А эта канава была воды полная. Мать с сестрой говорили, а отец сзади них шел. И такая доска. И я раз в канаву! Отец меня за шиворот поймал. На том конце старшая сестра матери жила.  А война как началась, сейчас расскажу. У меня отец выписывал сперва «Ленинские искры», потом «Пионерскую правду». Потом была газета «Ленинградский комсомол». В 1940 году вышел приказ: ремесленное училище, железнодорожное училище и была спецшкола в Ленинграде – ВВС Красной армии. Туда можно было попасть только с пятерками. Закончишь – и сразу на Волге. Гатчинское училище – здесь летчиков-истребителей готовили. Я-то знал. И я решил только на пятерки учиться. После восьмого класса надо было поступать. У нас в Любани, когда война началась, много ребят ушло. Война началась – уже из классов их увезли. Туда на Волгу. У нас же от Любани в четырех километрах было училище. Там до войны было училище гражданской авиации. Они на кукурузниках учились. Когда 1941 год начался, мне было еще четырнадцать лет, я закончил шестой класс. Мы с матерью пошли на собрание. Там сказали, что я перешел в седьмой класс. Мать всегда утром уходила в магазин. Раньше до войны не было света, а были лампы-керосинки. Я учебники все купил заранее. Утром мать уйдет, а я алгебру, физику, химию учу, чтобы, когда школа начнется, я уже знал маленько сам. Мать ушла. Это было двадцать второе число утро. День был солнечный. Вообще лето было очень жаркое в 1941 году. Вдруг приходит и говорит, что война началась. А у нас был, вот где сейчас вышка, каменный дом. Здесь внизу была пекарня: продавались хлеб, булка, конфеты, печенье. А наверху сберкасса. На этой стороне радиоузел был. Там рупор говорил. Я подошел, Молотов выступал к двенадцати часам как раз. Ну, война началась. Настроение никакое было.   Зажигательные бомбы бросали немцы. А мы с соседом пошли, еще песку ящик наносили на чердак. И вот тут как началось! Отец работал. Уезжал в последний раз – это было девятнадцатого или двадцатого утром. Он уехал в день на работу. А у меня еще два дяди – матери братья. Дядя Миша был начальник станции Москва – Сортировочная. А дядя Ваня – начальник первого политотдела железной дороги. Дядя Ваня в гражданскую воевал. Он был самый маленький в семье. Было семь человек у матери в семье: старшая замужем была, а дядя Ваня – самый младший. Мать стирала у богатых, чтобы его вырастить.

Уже было двадцатое августа. Немцы быстро шли. И вот бегали мы с ребятами, домой прихожу, это было на день раньше вечером. Мать кормила трех военных. Видимо, состав шел, потому что петлицы оторваны. Ну, немцы были в ста километрах от Новгорода. А немцы Новгород взяли девятнадцатого августа. Двадцатого августа отец уехал на работу в день, а мы что-то делали. Я посмотрел, дядя Ваня идет. Он приезжал на проверку Мстинского и Волховского мостов и забежал к матери. Я вышел, догнал его, и мы пошли вместе. И я говорю: «Наверное, учится, не будем в этом году?» Он говорит: «Да!»  А это уходил последний поезд с Любани. И он торопился, чтобы уехать на поезде в город. А отец уже с работы не попал, так и погиб. Война-то началась. Двадцатого поезда уже не шли на Любань, потому что немцы уже взяли Новгород, вышли на Чудово, через Чудово на линию – и на Мгу. Перекрыли все. Немцы не торопились по этой дороге. Самолетов не было почти у нас. Немцы почти все аэродромы в четыре утра начали бомбить. Не куда-то, а по аэродромам. И потом у нас вредительство было, наверное.

Я пришел домой. А на второй день мать говорит: «Собирайся быстрее, надо уходить, немцы к Любани подходят!» А у меня соседка была – у нее четверо детей, вроде, и маленькие были. Они собрались, и мы пошли. А младшая сестра матери с нами жила, она была на окопах, потому что ей было меньше пятидесяти лет. А если меньше пятидесяти лет женщине, то ее сразу отправляли окоп копать. Порядка не было вообще.  Мы собрались, вышли. Мы пошли по дороге на Шапки, а оттуда можно выйти на дорогу на Мгу. А мать мешок взяла, козу с собой, и пошли мы. Пока мы собрались, уже поезда не ходили. Было пусто. Один бронепоезд стоял на Московской стороне. А на той стороне – вагон и военные раздавали всем хлеб, всякую всячину – кубики такие в воде разводить. Мы до церкви дошли, посидели и потом мы дошли до Липок. На конце Любани лес стоял стеной, это сейчас пусто, а до войны и ветров не было, все улицы были в деревьях, это сейчас все выпиливают. И вот мы дошли до Липок, стало темнеть. А там деревня – примерно километра четыре или пять. А идти далеко, уже вечер. И какой-то военный: «Мы, – говорит, – до Колпина дойдем, а там, может, в Кронштадт или Красный Бор».  В деревне у домов сзади такие бани – русские. Они по-черному топили. Хозяева нам разрешили переночевать в бане. Мы с соседом Сашкой, он на год меня моложе, пошли посмотреть на дорогу. Вышли: стояла машина полуторка, и к ней подъезжали военные – красноармейцев человек пять и лейтенант пограничник, потому что у него форма была зеленая. Он подъехал, пакет вынес, прочитал, что-то написал, водителю отдал. Водитель стал заводить еще машину. Мы еще толкали. Это сейчас нажал – и все, а раньше пока заведешь, пока поедешь.  Лейтенант подходит, снимает фуражку, кидает и говорит шоферу: «От самой границы все в шапке отступаю!» И достал пилотку, надел и подошел к нам. Я забыл уже, о чем мы поговорили. Потом стемнело, они пошли назад к Любани, а мы с ним вернулись уже вечером.  Легли спать, и вдруг треск такой – снаряд разорвался. Потом опять взрыв. Паника, все побежали. А я самый последний был. И в этот момент, когда разорвался снаряд, было слышно оружейно-пулеметную стрельбу, но недолго. И наши во время войны оставляли заслон. Дают задания, чтобы часа два-три стояли, чтобы отойти можно было.  А почему они сидели? Потому что край берега. Там река была раньше, и по ней росли ива, ольха. Наши бежали, командир подгоняет. Я вижу: один в гимнастерке, а один в рубашке, красная такая, видно, кровь. Пуля попала. И в какой-то момент смотрю, на меня немец смотрит и говорит: «Ком, ком!» Я залезаю, они командуют: «Хендэ хох». Я говорю: «Понял!» Он меня посмотрел, всех обсмотрел и дальше пошел. Когда мы вышли на дорогу, по ней шли и машины, и танки, и всякая всячина. А по ту сторону по полю картошки немцы такой цепочкой шли. Искали, может, кто спрятался.  Мать-то старая, ее одну не бросишь. Первую зиму с 1941 на 1942 год мы с матерью пилили дрова. Холодно, морозы. А у нас две комнаты были большие и еще – и так четыре комнаты. И четверо, пятеро немцев бывало. В нашем доме жили немцы. Мы вместе жили. У нас крайняя комната была. Спали там, русская печка была – большая и круглая печка. Мы с матерью пилили дрова и топили.


1 взвод воинская часть 19211    
1950 год  (Сергей Осипович 4-й слева направо)

  Немцы летом вышли через Волхов, Тихвин взяли. Наши с Тихвина за Волхов их выгнали. И зимой потом уже вторая армия наступала. А они жили, спать-то не будешь на улице.  Но немецкие солдаты против наших – не сравнить, они были намного культурнее. Они все могут: и на машинах ездить и более были образованные. Первая часть у нас была из Берлина. Я сейчас помню офицера. И он спросит: «Какой надо адрес?» Садимся – и довезет. А тут стояла машина, вот на той улице. Дров не было. Мы с мальчишками принесем – они нас накормят, немцы. Потом они уехали. Всю зиму у нас жили. Мать рубашки им стирала. Но, я думаю, если бы не немцы – ни хлеба, ничего не было бы. Магазинов не было. Я попал в Латвию. Там, в Латвии, можно жить. И в Германии хуже, и у нас хуже. В Латвии – там и масло, и мясо, все было.  

Потом, когда растаяло все, мать заставили работать. А у нее болели руки, суставы. И послали меня вместо нее, мать была дома. Дороги поправлять пришлось. Бомбежки были, по нашей дороге частенько летали. Местами плохая дорога. Лагерь был большой военнопленных. И они там пилили, сбрасывали, а мы вытаскивали. Прошел, наверное, месяц и я привык к тяжелой работе.

Лагерь военнопленных в Любани был. Сейчас этого здания нет. Напротив универмага было большое двухэтажное здание. Было все огорожено, и там были пленные.  Где сейчас пятиэтажки стоят, почти на этом месте. А был на этом месте большой дом двухэтажный. У нас же до войны почти вся улица была двухэтажная, раньше тоже богатых было много. И так вот работали. А там жил Витька с той стороны. Он 1925 года рождения, постарше меня. Нас партизанами звали немцы. Всегда была охрана немецкая: один-два человека. Тут было начальство. Наверное, на переднем фронте не был, а нас охранял. Давал пострелять в лесу.

  А потом, когда машина приходила, ездили в Трубников Бор, как на Чудово ехать. Там большой был такой обрыв, потом наши делали дорогу через линию, на ту сторону можно по ней ехать, это уже в Советское время сделали, а мы там копали. Поедем, машина стоит сверху, а мы песок набирали. Таскали там. Вот там пришлось поработать. Ну, я скажу, у немцев было так: четыре часа надо отработать – и хоть что. Там были такие склады, их охраняли. А мы таскали потихоньку, там ракетницы были. Мы делали так: маленько в одном месте отковырнешь, подожжешь и отпускаешь. Она делает «фух» и улетает!

Потом прошло время, у немцев стало много старых. Один пожилой такой был. А наши кидали листовки. Он мне приносит и говорит: «Возьми, прочитай что написано». А я скажу, у немцев после Сталинграда совсем упало настроение. А в это время – приказ двадцать седьмой, двадцать шестой и двадцать пятый. Собраться на комиссию в кинотеатр. Сейчас его взорвали, а был кинотеатр. В Германию меня хотели отправить. А у меня был двоюродный брат, у него жена была гражданская, она 1923 года рождения. Хорошо знала немецкий язык и была переводчиком у коменданта. Я за церковь пришел и сижу. Она говорит: «Пойдем со мной!» Мы пришли к этому зданию, тоже было здание двухэтажное. Там был комендант, но комендант немецкий был хороший. Я посидел, она с ним поговорила, что мать жалко. Договорилась, что меня с матерью отправят. Ко мне выходит, говорит: «Пойдем!»

  Я утром рано ушел за церковь. Луговая улица, там сейчас один дом, а было два до войны. Там до войны какой-то барин жил. А потом у него дом купил Владимир Яковлевич. А за его сыном моя сестра была замужем двоюродная. Вот я пришел, уже темно. Все нет и нет моих. Все журналы старинные перечитал, уже надоело. Потом вдруг они приходят: «Пойдем!» Оделся. Стоит поезд по этой стороне целый. Из Любани всех увозили. Козу запихали в вагон, а я забрался под самую крышу, залез и думаю: «Скорее бы уехали!» А других ребят отправили в Германию. Тех, кто уехал, почти никого нет в живых. А я попал в Латвию.  

Мы поехали. Вечером мы уже приехали в Псков, вдруг команда: «Всем выйти». Там река есть Великая и как остров какой-то. Много было людей. Потом опять команда: «По вагонам». И поехали. А утром проснулись, уже была Латвия и Эстония, посередине города линия проходит. Вот когда Ригу проезжали, из вагона смотришь – река Даугава, как море – конца берега не видно. В Митаву нас привезли. Она недалеко. Мы проехали Видземе, Латгалию и Курземе. В Курземе земля хорошая, там богатые такие. Приехали мать, сестра ее и я. Они накормили нас. Там можно было помыться. И потом приезжали и нас выбирали. Одна женщина с матерью разговорилась, а тетя Маня была портнихой. Она шила хорошо. Она могла и шинели сшить. И вот, наверное, сговорились. Мы все погрузили, козу прицепили и пошли двадцать пять километров. Приехали – уже было темновато. А на второй день меня поставили коров пасти. А там дорога дальше в Литву идет. Тридцать километров – и Литва начинается. Я не знал – и этих коров туда. Там дальше лес. Смотрю, бежит весь хутор. Нельзя было пасти там – чужая уже территория. За границу пошел уже. А у хозяйки был муж такой, он был батраком и на ней женился. Он жмот такой. И меня заставил баранов и овец пасти. Я сижу, а они там бродят. Раз я взял камешек и стал кидать. И так кинул, что в лоб ему попал. Он так на меня посмотрел. Все потом старался двинуть меня.

Потом меня позвали на другой хутор, может, километра два от нашего. Вдоль дороги поворот такой небольшой, там лес, березняк, потом поля, а там опять хутор. Я приехал, меня хозяйка познакомила и говорит: «Приведи лошадь!» Две там паслись. Я подошел, шепнул на ухо коню, и он со мной пошел. Она все смеялась. Я потом ездить научился у них. У них была женщина, она им помогала, а потом она вышла замуж и уехала на другой хутор. И тогда хозяин взял мою мать и ее сестру, тетку мою. Два сына у них в Риге были. Рига была недалеко, можно на автобусе доехать. Вот так жизнь в Латвии началась. Но в Латвии было хорошо. Мы приехали – велосипеды стоят, никого нет, и никто ничего не возьмет. А хутора были, как такое кольцо. Из Любани мы уехали числа пятого или четвертого сентября. Это был 1943 год. 1944 год я встретил уже в Латвии. Нас освободил Первый Прибалтийский фронт. Баграмян там командовал.


1 класс (школа находилась на месте
 современного  Дома культуры)    
1 ряд (сидят)  5-й (слева направо)С.Леонтьев.
1935 й год

А моя сестра замужем была. Иван Николаевич был старший лейтенант. У него форма была казачья. Отец его был арестован как враг народа. Девяносто лет ему было. Он даже не видел, что за пистолет. Потом, когда уже наша газета районная «Тосненский вестник» (тогда «Ленинское знама» – прим. корректора) написала про всех арестованных, я нашел его там. Было написано, что он враг народа. А что он делал? Ничего. И отправили его. И сколько там погибло людей. А он был такой хороший старичок. И они жили рядом. Старшая сестра матери – а через дорогу они, их дом. Они держали чайную здесь в Любани. Придешь, чаю попьешь и уйдешь. Мать и сестра у него были Каюгины. Ивану Николаевичу звание должны были давно дать, но не давали. Из-за отца не давали. Он служил у самой границы: Четвертый гвардейский Кубанский кавалерийский казачий корпус. Он был командир батареи артиллерийской. Дивизию забыл я. Он приехал, а сестра у меня вышла замуж, когда я в первый класс пошел, в 1935 году. Я закончил на пятерки, и сестра меня взяла туда – на Красную Горку. Я месяц был там. Мне надоело.

Нас освободил Первый Прибалтийский фронт. Руководил Баграмян Иван Христофорович. Он был уже полковником, у него был замначальника оперативного отдела. А мы от радости, что освободили, и не сообразили, а надо было сказать, что Иван Николаевич был офицерам. Они бы позвонили, и забрали бы меня. Отправил бы на машине в Любань. А потом Первый Прибалтийский подальше отошел в Литву. Надо было брать Кенигсберг. Третий Белорусский фронт немцев окружил, они мешали нашим. Шел 1944 год, когда наши освободили нас. Перед этим хозяину приносят приказ, чтобы он отправил окопы копать одного человека. Отправили меня. Приехали в Митаву, долго ехали, к обеду приехали. Мы переехали мост на реке Лиелупе. Река уходит в Рижский залив. Там пароходы ходят по этой реке. Мост большой, мы переехали на эту сторону, повернули налево с аэродрома. Сели перекусить. С аэродрома два Мессершмитта поднялись и улетели. Наши начали бомбить. Мы насчитали целый полк: тридцать шесть двухмоторных пикировщика и истребители их сопровождали. Они начали бомбить станцию, а там нефтебаза. Самолет пикирует – и прямо в мост бомбу. Раз – подняло его, и все – нет моста. Мы скорее дальше поехали, долго ехали. Когда подъехали, немецкий унтер офицер: «Там сарай, там сено, здесь будете ночевать, а утром окопы копать!» А нас на один день послали – одеты мы легко. Ну, я одного заметил. Мы с ним попадали рядом, вдвоем легли на сене. Слышу, меня он дергает: «Вставай скорее, на паром. Будем смываться!» Я сразу оделся, мы добежали, паром стал отходить. Я прыгнул, зацепился, переехали. А утром, когда расцвело, мы переехали на ту сторону. За ночь от Литвы сюда уже танковая часть ночью в город ворвались. Когда она вошел, немцы повыскакивали даже без кителей, в одних рубахах только. Видно было белую полосу: немцы бежали в одних рубашках…

  А я тот район уже знал, я ездил с хозяином. Хозяин и хозяйка в Москве жили, она преподавала математику в Московском университете. А когда Латвия отделилась, они приехали сюда. У них было сто гектаров земли, брат отделил им семнадцать гектаров, они построились. Я у них работал. У них там были телефоны, в каждом хуторе телефон. Тетка там шила. Там было все, что угодно: и свинина, и шпик, и тушенка и все. Дом был один, но он разделялся: там хозяин с хозяйкой, а здесь со второго хода мы ходили. Я удивляюсь нашим: помню, у хозяина всегда лежала подаренная книжка из серебра. Зашли наши с капитаном. Шарили-шарили, оторвали и пошли. Я думаю: «Еще воевать сколько надо, а они?» Я даже удивился. А один старший лейтенант на меня: «О, собаки, сдались немцам в плен!» Я не стал спорить с ним. Мне еще четырнадцать лет было. Что я, буду воевать с немцами? Убежали, побросали все.

гор. Любань, ул. Ленина
1951 й год

А мы уехали. Пришли с матушкой в управление, нам дали документ, что мы можем уехать. Нам дали вагон, хозяин лошадь дал. Мы погрузили все, что надо, и уже вечером на станцию. Я с ребятами попрощался. Когда Любань вернулись, дом сохранился, вся улица целая осталась. В этом доме до войны моей сестры крестная жила – Татьяна, фамилию забыл. Но дом был занят. Сюда из Вологды рабочих привезли. В Любани же были взорваны насосные станции, депо, вокзал. Заложили столько, что взорвало, середину вынуло, а края целые были. А мне надо было паспорт получить, потому что у меня метрика была. Я занимался, и седьмой и восьмой, примерно два класса, я выучил один дома. А в девятый мне надо было идти. Мне хозяйка задания давала, особенно по математике. Паспорт надо получать, а мне в военкомат повестка. И матушка говорит, что надо десять классов закончить. Отец не хотел слышать: или университет, или, если не сдать экзамен, в институт обязательно. Так и отца нет. Я приехал в военкомат. Подполковник говорит: «Вот тебе три дня срока, устраивайся по брони, будешь восстанавливать город». А я ему говорю: «Я лучше на фронт пойду!»

  Мне не повезло. Был приказ Сталина, чтобы полностью курс молодого бойца пройти. Мы прошли перед Новым годом, присягу приняли. Я служил шесть лет и четыре месяца, нас должны были в 1950-м году отпустить. Война с Кореей там началась, нас держали еще год. Я демобилизовался в 1951 году 27 апреля. Домой приехал, когда война закончилась. Полк расформировывали, знамя сворачивали. В войска МВД нас не брали, поскольку был в оккупации.

 

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам  узнать и сохранить   истории   жизни. Помочь можно здесь

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю