< Все воспоминания

Назаров Борис Николаевич

Заставка для - Назаров Борис Николаевич

Война началась, когда он был в Ленинграде.

Мы сохраняем устную историюПомочь нам можно здесь. 

 .

(В рассказе использованы данные автобиографических записей и интерьвю)

Я, Назаров Борис Николаевич, родился 8 августа 1929 год, по адресу г. Любань, ул. Первого Мая, дом №18, где и проживаю по настоящее время дом №16.
В 1938 году я пошел во второй класс. Наша школа находилась ан горке,. где сейчас находится памятник воинам Великой Отечественной войны. Школа потом сгорела.
В 1938 году в нашу семью пришла беда. Отец работал дежурным на станции Тосно, и вынужден был задержать следование скорого поезда «Красная стрела» – на пять минут по станции Тосно. Грузовой поезд вовремя не освободил путь и скорой поезд «Красная стрела» не был вовремя отправлен Я вспоминаю, как мама с бабушкой собирали отцу узелок с едой, который в этот день не понадобилась. Вечером отец вернулся домой. Получил год условно.

5
Назарову Борису Николаевичу восемь месяцев

В этом же году у нас в больнице после смерти матери умерла бабушка. Мы с братом Валентином остались у отца вдвоем. Отец же в то время из Тосно уволился и был направлен на работу, на станцию Шапки, начальником. На работу в Шапки было ездить неудобно, а дома кроме нас никого больше не было. Отец перевелся на работу, на станцию Любань, в телеграф.
В 1940 году отец женился. В наш дом пришла женщина на 13 лет моложе отца. Отец требовал от нас, чтобы мы называли ее мама. Вот это сделать было очень сложно. У нас были в памяти мама и бабушка. Отец все говаривал меня: «Ты постарше, назови первый». Так началась новая жизнь с новой «мамой».
Когда мы учились в школе, к нам прикрепили девочек – опекуний , которые нас опекали, пока у нас не появилась мачеха.
Когда началась война, я с отцом был в Ленинграде за покупками.
Когда отец работал в день, я иногда приходил к нему на телеграф. Через Любань стало следовать больше скорых поездов на Москву. Чувствовалось, что приближается фронт к Любани. На переходном мосту через железную дорогу был установлен зенитный пулемет. На краю насыпи у футбольного поля был вырыт бункер. Над Любанью стали чаще появляться немецкие самолеты. Первая немецкая бомба упала в привокзальном садике, недалеко от памятника Маяковскому.
На Широкой улице упала бомба такой огромной силы, что на большом расстоянии повылетали стекла в окнах, а ближние дома были разрушены. Жители Любани покидали свои дома, уходили в леса и ближние деревни. Над Любанью летали немецкие самолеты, бомбили и строчили из пулемета.
Мы ушли в деревню Грустыня, это 8 километров от Любани.

4
Слева – Назаров Борис Николаевич, справа – отец Николай Борисович

В августе мачеха посылает меня из деревни сходить в Любань, посмотреть, что там делается. Когда я пришел в Любань, немецкие самолёты продолжали летать и строчить из пулеметов. Обратно я шел через поле, где стояли снопки с рожью. Через день мачеха снова отправила меня в Любань, и мы пошли с соседом – Колей Михайловым. На выходе из леса мы встретили женщину из нашей улицы. Она сказала , что в Любани немцы. На выходе мы увидели танки, у немцев был обед, на нас они не обратили внимания. На нашей улице немцев не было. Мы взяли, что нам наказали и пошли обратно. Обратно в деревню нас не пускают, стояло много народа. Мы обошли краем леса и прошли в деревню. На следующий день немцы с самолетов бросали листовки, где разрешили всем, кто скрывается в лесу и в деревнях вернуться в свои дома. Когда мы пришли домой, по нашей улице ходили немцы, заходили в дома, искали кур, свиней. Вели себя, как бандиты-завоеватели.
Началась оккупация Любани. По распоряжению немецкого коменданта, две комнаты в нашем доме занимали немцы. Нам оставили комнату 12 кв.м. на 4 человека: нас двое мальчиков, отец и мачеха. Отец работал в телеграфе ст. Любани и последняя смена его была до прихода немцев, он пришел в деревню к нам.
В тяжелые годы оккупации мне казалось, что мы с братом самые несчастные дети. Мачехе мы были не нужны, она каждый день выгоняла нас на улицу, особенно тяжело было зимой. Морозы были не меньше 20 градусов, а мы ходили попрошайничали, обследовали все помойки, ища какую-нибудь пищу. Зимой, когда от мороза было невмоготу, грели руки у водозаборной колонки, где на станции Любани заправляли паровозы, колонка постоянно отапливалась.
Видел повешенных на переходном мосту через железную дорогу на телеграфных столбах с надписью: «Я убивал немцев». По Любани каждый день ходил полицай с большой черной собакой. Приходили поезда с солдатами, очередное пушечное мяса: австрийцы, испанцы, литовцы, латыши. Полицаи охраняли особо, чтобы не было общения с местным населением, а кто к вагонам подходил, тех избивали.
1942 год шли большие бои в районе деревни Доброе село, Кародшня и т.д. Шум боя был слышен в Любани, с переходного моста было видно разрывы зенитных снарядов, артиллерийские снаряды взрывали и в Любани, стреляли по Любани, снаряды падали на улице Ленина.

2
Назаров Борис Николаевич , фотография на доске почета Вагонно-ремонтное депо

Я вспоминаю, как попал под обстрел. Я стоял, где сейчас автобусная остановка и вдруг со свистом пролетел снаряд, второй взорвался в 10 метрах. У приятеля в ватнике осколком вырвало кусок ваты, а мне ничего. Мы легли и встали, когда обстрел кончился. В то время пришел состав на станцию Любань с танками « Тигр». Я тал подползать под вагонами на другую сторону и не видел охраны, получил сильный удар под задницу кованым сапогом, целый месяц проболел.
В 1942 через Любань летели три наших бомбовоза по направлению Новгорода. Два самолета пролетело дальше, после выполнения задания, вернулись тем же курсом, только высота была выше. В то время в сторону фронта шла немецкая техника: Машины с солдатами, танки, бронемашины, дорога их пролегала по улице Ленина, затем по Вокзальной улице, через переезд, по направлению на Шапки. Под одну из немецких машин попал мой брат Валентин, у которого была переломана нога, и вскоре он умер.
На фронте, который проходил вдоль Макарьевского болота, было много трупов, раненных везли в Любань, и санитарными поездами отправляли на запад. Я видел, как машинами перевозили раненных, и разгружали у церкви в садике. Это были горе-вояки, смотря на них, я вспомнил наших пленных.
Лагерь пленных советских солдат был в Любани на улице Ленина, примерно, где сейчас Петровский магазин. В 1942 году – зима: пленных выгоняли на работу, многие были больные раненные. Возвращались обратно не все. Кто у пал и не мог идти, тех расстреливали. Немцы в то время зверствовали, чувствовали себя победителями. У меня в то время был такой случай. Я немецкого языка не знаю, но где сидит группа немцев. В разговоре вспоминают Сталина, я подошёл попросил кусочек хлеба. Один из немцев говорит по-русски: «Шталин хлеб» Я говорю: «Сталин капут», он говорит немцам: «Он над нами смеется», взял меня за ухо и сильно завернул, и дал под задницу кованым сапогом. Были и такие случаи. Попадается навстречу немец под мышкой в газете буханка хлеба: «Помоги найти женщину – дам сигарету». У нас комендатура взяла две комнаты, и постоянно менялись постояльцы, кто с фронта, кто на фронт, и хранили одежду от убитых немцев. Мачеху они привлекли, якобы для сортировки. Отец у меня был больной, у него порок сердца. Как-то раз с мачехой ругаются. А она говорит: «Скажу немцам». А отец ничего не мог сделать, больной и опухший. У нас был приусадебный участок 18 соток вроде-бы, овощей можно было нарастить на год, а их не было: картофель мачеха немцам скармливала. Я иногда ходил к тете, у них на дворе стояла немецкая полевая кухня, там после смыва котлов оставалась жидкая каша, которой и питался. Наступил 1943 год, наша авиация чаще стала летать над Любанью. Самая удачная бомбежка станции Любань: фугасная бомба упала, повредив три пути московского направления и пролет переходного моста. У железнодорожного переезда был уничтожен вагон с зачищенными пулеметами, горел немецкий госпиталь. Мы очень ждали прихода наших войск, в их все не было. В октябре немцы стали вывозить население из Любани. Нас погрузили в грузовые вагоны и повезли в Латвию. К станции стали подъезжать хозяева латыши. Нас забрали очень богатые хозяева, привезли на хутор и разместили в углу большой кухни. Так началась жизнь на чужбине. Меня отдали в работники на другой хутор. Позднее пришел приказ немцев – всех русских отправлять в лагеря. Меня отвезли в лагерь Кулдыга, готовили отправлять в Германию. Эта затея у немцев не прошла, наши подводные лодки перекрыли все выходы кораблей из порта Либава. Отец и мачеха были освобождены в 1945 году. Наш лагерь, где я находился, распустился, и вернулся на хутор, где встретился с отцом и мачехой. После, русские семьи, жившие на ближних хуторах, перевелись жить в большие имение. Нам выделили маленькую комнату. В то время к нам в имение приехал представитель Советского командования, у нас радости не было предела.
После этого нас отвезли в город Тукумс для отправки на родину. 26 августа нас привезли в Любань. Наш дом остался цел, в нем жила семья. Нам освободили одну комнату. 29 августа 1945 года я устроился на работу на Ижорский завод, где работал до призыва в Советскую армию 1949 г., где прослужил 3 года три месяца от рядового до сержанта, прошел курс обучения на радиотелеграфах, служил при штабе батальона. Служба была очень интересная. Много бывали на учениях, ездили по просторам Белоруссии. Я благодарен своим воспитателям: старшему лейтенанту Островерхому, капитану Цюня, майору Мясникову, подполковнику Воронянскому, полковнику Жигарёву. 1959 год шла Корейская война: страны НАТО на Балтийском море делали маневры. Наше командование приняло свои меры безопасности. Октябрь месяц два военных округа были подготовлены для отпора внезапному нападению. Украинский и Белорусский – это были крупнейшие маневры того времени. Наш полк не участвовал. Нас двоих командировали, как радистов в одно из подразделений штаб армии. Мы проследовали в машине от города Борисова до Гродно. К счастью, все обошлось без конфликта. Мы вернулись в свою часть. Мирные жители были здорово перепуганы. В магазинах продукты были раскуплены. Такую военную технику можно было видеть только во время войны. Через несколько дней командир объявил об увольнении в запасе. Был построен полк – первые 30 человек уволили, нас двоих наградили перед строем похвальными листами за хорошую службу в рядах Советской армии. По приезду в Любань в конце октября 1952 года я встал на военный учет, устроился на работу, на железную дорогу в вагонное депо ст. Лен. Сортировочная Московская, где проработал 45 лет, имею награды. Работая на производстве, я вечером ходил школу, которую закончил 1959 г, получил аттестат зрелости. Работая на производстве, мы первые собрали на дороге вагоноремонтную машину и запустили в работу. Впоследствии наладки ездили в командировки: Москва, Мурманск, Бологое, Петрозаводск. Работая в депо, занимались рационализацией, ездили в командировки по обмену опытом. В депо г. Свердловска, г. Курган, Люберцы. В 1994 г. меня постигла неприятность: я потерял глаз. В 1997 году уволился.
Воспоминания Назарова Борис Николаевича о пребывании в оккупированной Латвии
В октябре 1943 года нас увезли в грузовых вагонах в Латвию, а разгрузили на станции кондова. Хозяева латвийцы подъезжали на лошадях с телегами и выбирали, какую семью им нужно. Нас взял хозяин с богатого хутора, который находиться в 9 километрах от станции. По приеду на хуто по названию Дора. Нас: меня, отца и мачеху поселили в углу большой комнаты. Хозяина не обрадовались новым жильца, но им приходилось выполнять волю немецкого командования. Семья латышей состояла из 8 человек. Два сына, дочь, зять; хозяин, хозяйка, бабушка, внучка и нанимали на лето ещё пастуха. Из животных 10 дойных коров, 6 лошадей, 30 овец. Мы выполняли посильную работу. Летом вставали в 4 часа, помогать кормить скот. Хозяин утром отвозил молоко на молокозавод, обратно привозил обрат, который шел на корм скоту. Потом шла обычная сельская работа. Через некоторое время пришло распоряжение из восточного управленья, и меня направили на работу на другой хутор. Пас скот, выполнял другую работу. Однажды ? загоняю коров. Вдруг из леса выходит человек. Человек спрашивает: «Ты русский? Как пройти в порт Талси?». Я ему объяснил. «Никому не говори, что нас видел.» Наша разведка. Через какое-то время пришло распоряжение немецких властей- нас направили в лагерь. Отец и мачеха в лагерь Митава. Меня направили в лагерь Кулдыга. В лагере было много русских семей. Немцы хотели всех отправить в Германию, но этого немцам не удалось сделать. Наши надводные лодки блокировали выход в море из порта всех немецких кораблей. Нас снова отправили на хутора хозяевам. В тот раз нас разместили в большом имении, а комнатах для работников. Там я встретился с отцом и мачехой. Рядом в комнатах жили две семьи из Любани: Зулины- семья 8 человек, Соловьевы- семья из 3 человек. Там мы узнали об окончании войны. К нам в имение приехали представители нашего командования. Вскоре нас отвезли в город Тукомс на сборный пункт, а от туда поездом отправили на Родину. Мы приехали в Любань в августе 1945 г. В августе мне исполнилось 16 лет , и я устроился на работу на Ижорский завод в качестве ученика слесаря. В 1949 г. Меня взяли в армию. Служил в Белоруссии 3 года и 3 месяца. Со мной в городе служили ребята из Любани, и все получили военные специальности. Я прошёл обучение на радио телеграфиста. Служба в Советской армии была очень интересной. Много ездили по городам, набирались опыта, работали на рации РЕ-1 в телеграфном режиме. Я благодарен своим воспитателям: Островерхов-политвоспитатель , старший лейтенант Месняков- начальник штаба, майор Вороненский- командир батальона, подполковник Цюня- командир взвода, капитан Жигарев- командир полка, полковник. В 1952 году нас, двоих радистов командировали в расположение штаба, который находился в городе Борисове. В то время западный военный округ проводил маневры. Наш полк в маневрах не участвовал. Мы двое выполняли охранные функции, хотя код «воздух» нас напомнили. Политинформация была такова: шла холодная война, на востоке страны Корея, на Балтийском море страны НАТО производили маневры. Поэтому западный военный округ был готов для отражения. Огромные количества техники и войск были направлены к польской границе. Мы стояли в лесу над Гродно. Местное население думало, что снова война, и было чему пугаться. Танки шли, им ,кажется, конца нет, бронетранспортёры, самолёт, эскадрилья за эскадрильей. Слава Богу, всё обошлось без войны. По прибытию в часть мы готовились увольняться в запас. Первая группа солдат-ленинградцев в количестве 20 человек была построена перед полком. С прощальным словом выступили командиры. Нас двоих наградил похвальными листами за отличную службу в рядах Советской армии. Вспоминаю некоторые моменты в период оккупации г. Любань.

3
Похвальная грамота Назарова Бориса Николаевича за четвертый класс, 1941 год

В первые дни оккупации немецкие солдаты ходили по домам, ловили кур. У кого были свиньи- тоже брали. С местным населением не ?. пришли представители комендатуры и предложили освободить две комнаты, в которых поселили своих солдат. Нам осталась комната 8 квадратных метров. Солдаты вели себя нагло. Нас за людей не читали, портили воздух с шумом. У нас запасов продовольствия было на ближайшее время. Отец держал свинью и до начала оккупации её зарезал. Соли не было, и посолил мясо ?,немного картофеля и морковь. Вот и всё. Я ходил на поле собирать колоски ржи. У нас на совхозных полях был выращен хороший урожай ржи. Все поле было в снопах ржи, которые не успели обмолотить. Для нас братом началось тяжелое время. Нас с утра выгоняли на улицу. Мы с братом видели повешенных на переходном мосту и на столбу у Московского шоссе с надписью: «Я убивал немцев». На улице Ленина, на месте петровского магазина фашисты устроили лагерь для военнопленных. Особенно зло вели себя в зиму 1941-1942 года, как будто перед ними не военнопленные, а большие преступники. Мы видели, как каждое утро военнопленных выводили за пределы лагеря и строем гнали на работу. Вечером в лагерь возвращались не все. Кто в дороге падал- пристреливали. В 1942 году в сторону фронта ехало много техники . Фронт проходил от Любани в 12 километрах. Была слышна канонада боя.

1
Назаров Борис Николаевич. Служба в армии 1950 год, г. Полоцк

Снаряды летели и в Любань. Я вспоминаю, как первый снаряд разорвался в шести мерах от меня. Мы с парнем стояли на улице Ленина, где сейчас автобусная остановка. Меня не задело, а у него вырвало клок ваты осколками. Наша авиация бомбит станцию Любань. Фугасная бомба упала на пути московского направления, трое путей было разрушено, ? моста висела над путями, готовая упасть. Вторая бомба угодила в вагон с немецкой зенитной установкой . В то время наша авиация проявляла активность. Мы были свидетелями, как 3 наших бомбовоза летели через Любань с севера на юг на низкой высоте, и один ведущий был немцами сбит. Два других полетели дальше на Новгород, выполнять приказ. Самолёты возвращались обратно тем же маршрутом на большой высоте. В том году немцы задержали брата якобы за воровство. И двое полицейских привели его домой. И предупредили отца, если ещё задержат, то будет расстрелян. Через какое-то время брат попал под немецкую машину и скоро умер. По железной дороге немцы перевозили в Любань железнодорожные платформы , груженные танками «Тигр». Я подлез под одну из платформ, не заметил охрану, и получил сильный удар кованым сапогом под задницу, дома целый месяц проболел. Фашисты привозили по железной дороге боеприпасы и заставляли женщин разгружать вагоны и грузить ящики со снарядами в машины. В конце 1942 года и в начале 1943 года наша авиация в ночное время производила точечное бомбометание. На улице Ленина сгорела старая школа, погибло много немцев. Бомба упала в садик при вокзале, депо. В то время у немцев был подавлен моральных дух. Тогда где бы группа немцев не была, остались воспоминания. Я подошёл одной группе и попросил кусочек хлеба. Один фашист и говорит «по русски»:» Шталин клеп». И что-то говорит другим. Он над нами смеется, и взял меня за ухо, и крепко завернул Я тогда ему сказал: «Сталин капут» . Он зло ответил «Нихт капут» и крепко завернул. Я видел немецких солдат, привезённых с фронта. Их обычно размещали в садике у церкви. Там стояла полевая кухня. Это были горе вояки. Многие были с повязками, летом раздевались, искали вещи. Потом их куда-то увозили.
Воспоминания о Любанской военной (наступательной) операции.
В 1942 г. Наше командование решило ликвидировать немецкую военную группировку войск, вклинившуюся на территорию в северо-восточном направлении. В этой операции участвовали два фронта : Ленинградский в районе деревни Доброе село и деревни Кародния. Волховский фронт в районе села Мясной Бор. Волховский фронт прорвал оборону немцев и расширил прорыв по фронту до восьми километров. В прорыв вошла вторая ударная армия. Направление было на Любань. Шли через леса и болота, пушки и всё остальное тащили на конной тяге. Вышли с боями на Лужском шоссе к Новой деревне и дальше. Передовые части были в деревне Кирково, что в 5 километрах от Любани. Ленинградский фронт с большим трудом освободил деревню Доброе село, и дальше пробиться на встречу с Волховским фронтом не смог. Бои были большие вокруг деревни Доброе село, отдельные снаряды даже летели Любань. Вторая ударная армия Волховского фронта вела ожесточенную борьбу с наседавшими фашистами, им удалось сузить прорыв по фронту до 3 километров. Наши части отводить войска. Был приказ командования забирать с собой местное население. Была проложена узка колея от речки Волхова до деревни Новая деревня. По узкой колее солдаты толкали тележки. Вспоминает один из жителей Новой деревни: нашу всю семью посади на тележки и солдаты повезли. В районе прорыва шел жаркий бой. Самолёты бомбят, снаряды рвутся. Снаряд упал близко к тележке, отца контузило. А мы благополучно переправились на другую сторону Волхова. Так как при отходе наши войска забрали по возможности местное население. По деревне Кирькво нашим солдатам пришлось отойти в болота. Немцы вернулись. Население за братание с нашими солдатами жестоко наказал. Вышел из дома- расстрел. Люди умирали. 1989 г.
Мы с ребятами прошли по местам второй ударной армии. Вышли от поселка Трехгубово и по компасу, по направлению на запад, вышли к бывшей деревне Сонная Кересть. Там встретили женщину, бывшую местную жительницу. Ребята говорили, но ко мне приехал корреспонденты на машине и хотели на машине переправить на другой берег речки Кересть, но ? и машина застряла на середине речки. «Помогите вытащить!». Мы разделись Мы разделись, нас трок и их двое. Вытащили. Через деревню она рассказывает: шли бойцы 2 ударной , над лесом летал немецкий самолёт и корректировал стрельбу своих батарей. Женщина показала место, где похоронены 70 наших солдат. Показала место, где стояло гумно, и в нём были заживо сожжены солдаты и гражданские, где закопан комиссар дивизии, где закопали и на деревенском кладбище. В ту зиму зимний выпал дождь. Солдаты были в валенках и полушубках. Снабжение было только самолетом.
На болоте были дзоты: бревнышки сложены, окна, и пулеметы стояли. Наши вооруженные силы не пустили немцев, такую силищу огромную не пустили дальше. На этом месте и остановлены по сути дела – от Любани километрах в пятнадцати, наверно. В советское время ходил туда, там, кстати, монастырь был Макаревский, я там был да супругу водил, да ребят водил туда. Показывал, где Макарий похоронен. Там остров большой есть, вдавался он прям в это болото, у немцев там, видно, спальный был район. Прошел по этому острову, смотрю, выкопаны глубокие рвы: через весь остров тянется один ров, с другой стороны – другой. А между островов, наверно, метров на двадцать оставлена не тронутая земля. Даже не могу сообразить, для чего они это сделали. А вот на нетронутой земле у них был сделан спальный район, то есть, вырыты окопы, накатники сделаны, и там немцы спали ночью. Лет двадцать назад я пошел по этому накатнику и ногами постучал, там была пустота. Мы уже много раз туда ходили, чернику собирали. Как-то иду, собираю, смотрю – идут трое, спрашивают: «Где монастырь?». Ну, я им объясняю, как пройти туда, говорю: «Вот здесь на острове на этом, у немцев был спальный район». Дальше прошел – там уже раскопано. И там была часовня на краю болота, там святая вода. В царское время монахи пользовались этой водой, торговали ей. Мне отец рассказывал, что в царское время в Любань приезжало много разных паломников, и они шли в сторону Макаревского монастыря. Съездил туда, посмотрел, где здесь целебный источник, эта вода. Там уже, смотрю, кто-то облагородил, потому что островок небольшой и построена часовня. Часовня была построена в то время, основание, хребет, так сказать, построен, здесь же во время войны было все разрушено. А на месте источника, смотрю, сделан бетонный прямоугольник, закрыт бетонной плитой, повешен чайник. Специально ходил туда даже за водой.
Из Любани нас вывозили в сорок третьем в октябре. Нас везли в Латвию, разгрузили на станции Камбала. Нас взял один латыш на лошадь с повозкой, погрузили и повезли. Зведземская волость, поселили нас в большую комнату, у них свободного места не было, поселили в уголок. Фамилия хозяина – Дурос. Хозяйку звали Лина, а хозяина – забыл. Бабушка была, это мать хозяина, она очень хорошо ко мне относилась. В оккупацию уехали я, брат, мачеха и отец. Работать они не заставляли. Помогали мы, а чтобы насильно – нет. Меня сразу же отдали в другой хутор, мне уже, наверно, пятнадцать было. У других хозяев я работал. У этого хозяина было два парня: Адольф и Арнольд. Парни старше меня, конечно, им было уже по семнадцать лет, они были работяги высшей степени. Я не видел, чтоб у нас так работали. Земли много, у них шестьдесят гектаров было пахотной земли, а их трое: пахали хозяин, Арнольд и Адольф. У них, по сути дела, достаток был большой. Они скрывали от немцев наличие скота, у них была развита телефонная связь: когда немцы едут с проверкой, их предупреждали. Они угоняли в лес коров. Овец несколько штук тоже в лес угоняли. Вторые же хозяева были не богатые, потому у них некому было работать. Хозяйка была, работница с ребенком, и был у работницы муж, он не шел на службу, его все время прятали. Как только узнают, что немцы идут, его начинают прятать, потому что его бы забрали на фронт воевать против России. И у этого, у первого хозяина, у дочки то же самое: прятали зятя в лесу.
А потом в сорок четвертом году дали указание: русских отправить в лагеря. Отца с мачехой отправили в лагерь Митау, там рыли окопы, а меня отправили в другой лагерь, в Колдегу, там нас готовили отправить в Германию. Наших много было: Соловьевы, их было трое, Золкины были пять человек. В какой-то период времени после этой подготовки к отправке в Германию нам дали команду: вернуться опять к своим хозяевам. Наши подводные лодки перекрыли выход немецких кораблей. Нас вернули обратно, и мы там доживали. Поселили уже в другое имение, не к своим хозяевам. В сорок втором году у меня крестный брат попал под машину. Перебегал, и его задавило, ногу раздробило, предлагали ногу отнять, тогда он жив останется. Мачехе предлагали отдать его к врачу, там бы операцию сделали, а мачеха решила: будь, что будет. Вот в сорок втором году не стало у меня брата. Там в лагере мы были голодные и холодные, никому не нужные. Когда наши освободили, там было закрыто шестнадцать немецких дивизий, этот уголок не трогали, все равно они некуда не денутся, не тратили силу. Но немцы боялись, здорово, боялись, что придут русские, особенно богатые, все отберут. А которые победнее – ждали освобождения.
Нас привезли в сорок пятом году в августе месяце, в начале августа привезли в Любань. В августе мне исполнилось шестнадцать лет, и я сразу же устроился на работу на завод учеником. Дом наш сохранился, не сгорел. Жили в доме Хохлачевы. Но они сразу комнату нам освободили
Еле устроился на работу, работал четыре года, оттуда взяли в армию. Призвали меня в сорок девятом году в армию в Белоруссию. Из Любани нас было шесть человек, и все ребята уже умерли, один я остался. Служили в одной воинской части. Помню, Володя Федоров на танке радист-пулеметчик был; Коля Давыдов на Рижской улице жил, тоже радист-пулеметчик; Гриша Моисеев с Горки, работал у нас на хозяйственной машине, служил тоже, Чистяков тоже радистом был. А я радиотелеграфистом закончил, служил на высоком уровне. Дома почет и уважение были. Чистякова и меня наградили похвальными листами при строе «За отличную службу в рядах Советской армии». Служил я три года. А зимой, вспоминаю, аж до тошноты было… Все лезут в штабные машины погреться, а солдат на выдержку держат на улице. Костер разжигать нельзя – это как бы маскировка. А офицеры что? Придут, курят, надымят, дыма полно до тошноты, когда сидишь в наушниках. Вспоминаю вот этот отрицательный момент своей службы. А так служили с Михаилом Яковлевичем в разных частях, он служил в одном из подразделении армии штаба в Борисове, а я служил в Полоцке. Крупнейшие маневры были, мало, кто знал, что вот-вот могла начаться война с Америкой. В то время ещё в Западной Белоруссии не была установлена Советская власть, потому что много скрывалось ещё в лесах бандитов. Нас предупреждали, чтобы у местных жителей ничего не брать. Стояли в лесах, но обошлось все благополучно. А почему вот такие маневры крупные были? Потому что страны НАТО делали в Балтийском море маневры, Америка вела войну в Корее, и вот под видом этого всего могло случиться все, что угодно. Наши приняли такое решение быть наготове. Обошлось все нормально. Встретили потом с почестью там. А с Михаилом Яковлевичем повстречались, когда я ехал на одной машине на одну сторону фронта, а он на другой ждет от фронта в тыл. Руками помахали и все.
В Любани я учился в школе на горке, потом она сгорела. Первая учительница была Татьяна Васильевна. Потом Валентина Ивановна Рагозина, она умерла, я у неё во втором, по-моему, классе учился. Отучился 4 года, и началась война. Потом заканчивал десятилетку в вечерней школе, когда на Ижорском заводе работал после армии. Я удивляюсь до сих пор, у меня образования-то не было, а доверили мне такую службу. Я помню всех командиров, особенно был такой в армии Островерхов старший лейтенант, он по политчасти был, душа–человек. Закончил он Суворовское училище, грамотный был, приходил к нам в подразделение. Потом командир, украинец с Полтавской области, я его всегда подменял, если он куда-то отходил. Командир батальона был подполковник Воронянский. Но я благодарен Советской власти, что отслужил с большими почестями.
Здесь уже случился один неприятный момент, когда я в машине горел в Любани. Когда дом строил, вез с работы материал, доски были у меня вытащены. Машина перевернулась и загорелась. Я сам очнулся, когда загорелось пальто, волосы уже сгорели. Я на шофере лежу, машина на бок перевернута, он внизу, а я сверху. Когда в себя пришел, помню, руками махал, хотел погасить. А потом дошло до меня, что ноги прижаты, заживо горим. Попробовал – одна нога шевелится, другая нога шевелится, нащупал наверху дверку, открыл, сам вылез, шофера ногой толкнул – жив. Если же шофер сгорит, я же сам жить не смогу, понимаешь?! Я его схватил за бушлат, за ремень тяну – не реагирует. Закричал благим матом, Коля его звали, говорю: «Помогай ногами!» Я его выволок через свою дверцу наружу. Горел, как факел, бушлат ватный. Он побежал, там сосед стал валять его. Ваня соседа звали, он говорит: «Ремень отстегни, ремень!». Снял бушлат с него, а на нем плавки искрятся, плавки-то горят. Выволок его, увидел, что все-таки мы женщину сбили. Она кричит: «Помоги!». Это был декабрь месяц, я пошел туда, взял женщину за руку, волоком к канаве её тащил. Она тяжелая – килограммов сто! Я крикнул ребятам: «Помогите через канаву её». Как раз ехал рейсовый автобус, я туда её. В любанскую больницу отвезли, а я остался ждать.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю