Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я 1926 года рождения. Мы жили в Осьминском районе, в деревне Заручье. До войны жили со всей семьей.
Мама была беременна 9-м или 10-м ребенком. Роза, Маргарита, Лена, Ангелина, Людмила, Марк, Ким, Володя. Когда началась война, нашу семью эвакуировали по направлению на Ленинград. Посадили нас на подводы, и мы немного отъехали от нашей деревни. Папы не было с нами – он в партизанах.
Не успели доехать до Осьмино. Мы отъехали километров, может, 20, и нас догнали немцы. Мы эвакуировались, и нас догнали немцы
На машинах немцы ехали, на военных машинах. Нас догнали и сказали: «Вперед нельзя, назад обратно!» – на своем языке. Мы взяли направление лесом ехать, потому что по дороге ехали немцы, от Пскова шли на Осьмино. И мы свернули и поехали лесом домой на лошади. Лесом поехали. Мать знала лесную дорогу, и мы приехали в свой лес, в деревню Заручье. Но остались в лесу – боялись войти в деревню. Но все-таки приехали. Лошадь оставили там, корову с собой взяли и овец – гнали с собой, когда в эвакуацию поехали. Еще была коза. Когда мы доехали до нашей деревни, мама все-таки решила идти и взяла меня с собой. Идти по колхозным полям надо. А дом наш был последний в деревне. И мы полем прошли. Подходим к дому и видим: на нашем доме сидит немец. Что он там делает, что-то осматривает, что – не знаю. Сидит фашист. Мы подошли к дому, мама спрашивает-показывает: «Можно войти в наш дом?» Он разрешил. Мы вошли в дом. У нас были портреты Ленина, Сталина. Отец был учителем, и он портреты держал. Сталина уничтожили портрет, нет портрета, Ленина оставлен. Мама затопила печку. Так и сидел немец, потом он ушел. К нам пришли фашисты и сказали, в каком часу можно выходить на улицу. Одним словом, вечером не выходить.
И так показывают на маму и на меня. А мы вечером выходили. Мама днем увидела фашистов и говорит: «Мы были в эвакуации и приехали домой, можно всю семью из леса забрать. Осень уже начинается!» Мама разговаривала, но что, не знаю. Я 1926 года рождения, можно сосчитать: 1941 год – 15 лет мне было. И мама вышла куда-то, к фашистам, а у кого была – не знаю. Только я плакала, что мама долго не идет. Они разрешили выйти из лесу всей семье. Мы оставили в лесу корову, овец и козу. Кур пришлось нам всем есть. Убивали и ели кур, пока ехали. Разрешили, мы вышли. Фашисты продолжали ехать мимо нашей деревни на Страполье, Заречье и часть – на Осьмино. Мы жили на берегу озера Долгое. В длину оно 10 км, в ширину 3 км. По берегу – Будилово, мы в эвакуации в Будилово. За Будилово – вторая деревня, там нас немцы нагнали.
И мы стали жить. Отец не вышел, нас провожал, от фашистов вовремя спрятался. И отец остался в лесу со скотом. И там он соединился, как он соединился с Димитривым, родственником. И так остался в партизанах. Мы жили без отца, с матерью, но под страхом: наша вся семья партизанская.
В нашем доме немцы не жили. Который сидел на крыше, он ушел вскоре. Не разрешали из дома выходить, иначе расстрел. И так мы жили. Стали они организовывать. Старосту выбрали, это все фашисты, под их командованием. Старосту выбрали. Сейчас забыла, какие законы были, что скажет староста – надо выполнять, что фашисты ему скажут. Кого выбрали, забыла, как фамилия, Боровков фамилия его. Вспомнила, есть еще память. А как же отчество – забыла я. И он – мы уже жили по-фашистски – что скажет, то и делаем.
Потом появились партизаны. «Димитриев, по нашей деревне партизаны!» В 1942 году идет группа партизан. Я тогда не знала, кто они, только Димитриева знала. Идут полной группой. После этого нам стало легче, что мы за советскую власть, все-таки мы советские, с фашистами бороться нас призвали.
И нам стало легче. В 1943 году или в 1944 году, когда отступали немцы, начали отступать, нас предупредили партизаны, что уходить надо. Фашистов гонят, и партизаны бьют, Красная армия идет. Мы схватили животных, еле успели в лес убежать. Убежали в лес, ночуем в лесу и сожгли деревню, 60 домов.
Наша была деревня неплохая, школа была десятилетка, я там училась шесть или семь классов. 7-й класс я закончила в Луге, в Толмачево уже.
Дом наш сгорел, мы живем в лесу
Зима. Живем в лесу, когда сожгли. Приехала Димитриева жена. Он ее послал. Он с отцом моим был в партизанах. Потом отца взяли в армию, он погиб. И отец узнал, что мы живые. Видно, отец сообщил, и Димитров послал с машиной. После войны сразу фашистов уже не было, их погнали, только были в плену которые, а они не страшные. И она нас увезла, 8 человек. В Лужский детский дом сразу – Розу, Маргариту, Лену и Володю.
А четверых на 9 Заречную улицу, на второй этаж в дом, первый от реки. Людмила, Ким, Марк и я – четверо. Мы живем, но они нас обеспечивали картошкой, овощами из каких-то деревень. Мама осталась в деревне, не поехала. Осталась со скотиной.
Она вышла, а туда прислали дома строить. Кухня – да и все, такие не домишки, как хижины. Мама осталась с коровой, выстроили дом. В колхоз пошла, заработал колхоз, она была там дояркой. Родила Мишу, Валю. Валю в 1941 году родила.
Отец пришел из партизан навестить, и родился потом Мишка. Десять детей. Мать беременная, мы в ужасе все. Но мама их растила – и Валю и Мишу. Отец то ли в 1942, то ли в 1943 году навестил ее. Еще я жила с матерью, а я не видела, что отец приходил.
Ой, вспомнила фашистов, они сожгли деревню, школу, почту вместе с начальной школой, дом культуры сожгли, церковь. Они посчитали, что там люди. Откуда они знали, что мы убежали? Разбили окна и бросали туда поджигательные. Сожгли церковь, у церкви гробы-то стоят.
Правление колхоза сожгли. Дом здоровый такой был, школа тоже была большая, почта и начальная школа сожгли.
Теперь вот что еще вспомнила: мама рожала ребенка Лену в 1941 году, вспомнила: беременная лежит в кровати, мы на полу. Входят два немца к ней. Я лежу, дети на полу все лежат. Еще не сожжено было. Подходят к маме, открывают одеяло, а у нее ребенок уже. И смотрят, как у нее ребенок вылезает, они сразу убрали коней своих. Один из них взял и нас облил водкой.
Что на полу лежали и на мать кинули. Я у мамы спрашиваю: «Мама, попало?» – «Нет!» – «Значит, на одеяло попало!» Вот они какие, фашисты. Вот что вспомнила.
Какая была богатая деревня: больница – кирпичный дом, амбулаторию сожгли. Потом колхозное правление уничтожили.
Контору да по животноводству, чиновники были.
Потом общежитие школьное сожгли, из деревень в нашу деревню.
Да. 60 домов сожгли. Конюшню кирпичную сожгли, там лошади стояли, скотный двор сожгли. Но скот удалось угнать нашим.
Немцы всех угоняли в Германию.
Немцы охотились за подпольщиками. Страшно было. В деревне Заречье 22 июня 1942 года каратели расстреляли восемь человек за связь с партизанами: Васильев Михаил, Иванова Лидия, учились вместе, Никифорова Клавдия, начальником почты была, Рассказова Зоя, она тоже на почте работала. Зою расстреляли по доносу об уничтожении моста через речку.
Партизаны заставили взорвать мост через озеро Долгое, чтобы немцы не поехали на Осьмино. Чтобы нас миновали.
Потом Васильеву Матрену убили. А мы-то убежали в лес. В часовне она там закрылась, и они ее там уничтожили. Васильев Николай, их семью уничтожили, Павлов Николай Семенович, Родионов Петр, бывший офицер, бежал из Германии. Соседи поругались и сдали. Расстреляли утром в правой части церкви и на ступеньках перед церковью 8 человек. Когда они расстреляли, мы пошли смотреть, и я все видела. Мне стало страшно. Я слышала, как стреляли, хоть был последний дом, но слышала. Я не поняла, а когда увидела, пришла и говорю: «Мама, страшно! Людей наших немцы расстреляли!» – «А кого?» Я стала говорить, кого узнала, маме.
Хоронили наши. Конечно, не партизаны, а деревенские, староста. Расстреляли утром в правой части церкви, у меня есть фотография. Они использовали разрывные пули. Выпытывали у народа, кто оказал помощь военным, цыганам и евреям.
Когда они шли, они расстреливали евреев и цыган. Партизаны нам это сказали. Но у нас русская семья, не было евреев. И люди отвечали, что пленных не кормили сами немцы. А помню, вот наш дом, а там рядом – наши пленные военные.
А немец отойдет, мама говорит: «Снеси картошину вареную или что-то от семьи! Кинешь им». Подойдешь, смотришь: немец ушел или нет. Если увидит немец – расстреляют. Военные наши пленные. Люди отвечали, что пленных кормили сами немцы, когда спрашивали, кто кормил.
Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать и сохранить истории жизни. Помочь можно здесь
