Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я родился 20 июня 1943 года в городе Ленинграде. Отец – Буренков Николай Васильевич, 1910 года рождения, а мать, Буренкова (Платонова) Екатерина Алексеевна, 1917 года рождения. Мой отец- Николай Васильевич Буренков, жил с семьей в Тверской области, у них там было небольшое хозяйство. В семье было семеро детей, а дедушка мой Василий Алексеевич был кулаком. Это был нормальный мужик, крестьянин, имел свой дом. Мой отец был старшим из сыновей, сына в семье было двое всего: папа и его младший брат – Петр Васильевич. И они там жили хорошо: у них была лошадь, две коровы – крепкое хозяйство, в общем. Они все делали сами, а в 1930 – е годы началось раскулачивание, а это значило – выселение. И один из его соседей, который рядом жил и входил в колхоз , предложил ему бежать. Если сами сегодня не уйдете, то завтра за вами приедут и увезут вас. Увезут в Сибирь. Вот он и сбежал, взял детей, и уехали они под Ленинград. Тогда еще можно было взять и уехать- ни паспортов, ничего не было. А когда ввели паспорта, тогда уже никуда не уедешь. Уехали они во Мгу. Там и обосновались, дед был мастером по плотницким делам, дома ремонтировал. Устроился плотником в строительную бригаду, где- то жили они там. К этому времени одна из его сестер Настя уже вышла замуж . Тетя Лиза тоже во Мге вышла замуж и устроилась в городе портнихой работать. В общем, все разбежались, кто куда. Наш отец пошел работать механиком, но сначала кочегаром работал.
В 1939 году он на Финскую войну пошел. Воевал. Медаль имел за боевые заслуги. Но нам он ничего не рассказывал о финской войне. Ни мать, ни отец не рассказывали об этом. Бывает, скажешь: «Папа, расскажи!». А он: «Отстаньте от меня!» И все. О наболевшем, так сказать, не хотел говорить. Видимо, человек не пережил это в душе. Старшая сестра тоже ничего мне не рассказывала. Только в последнее время стала что-то рассказывать, время прошло, а так ничего не рассказывали. Отец, когда финская кончилась война, работал. У него только две записи было в трудовой книжке: «Принят» ,а в 1973 году он был уволен, в связи с уходом на пенсию.
Мать, Екатерина Алексеевна, с отцом прожила всю жизнь. Они познакомились уже в городе. При Балттехфлоте был отдел ГидроМониторинг, они исследовали глубины заливов Невы и Ладожского озера. Им давали сведения, они ставили отметки на карте, и вот там они и познакомились с отцом. Когда началась война, тогда он предложение ей сделал, но она говорит: «Надо подумать!» . У матери в Питере жил дядя, она жила у него на Петроградской стороне. А я был там прописан, оказывается. Так дядя ей сказал: «Смотри, он человек положительный , но тебе решать!» В 1942 году, когда началась блокада, они расписались и служили вместе. Во время войны их перевели на Ладогу, на ту сторону, где наши были. Их задача была -проводить баржи с хлебом и вооружением. По Ладоге была проложена дорога жизни. Им был дан маршрут, расстояние между пунктами, и они на буксире тянули баржи с одного берега на другой. Отец ходил на буксире. На буксир ставили на бак зенитный пулемет, и они отстреливались при налете немцев. А мать перевели работать на маяк. Она постоянно отмечала глубины Невы и спокойные места для проводки барж. Они на лодках ходили. По карте ездили и промеряли глубины. В то время лотометры были. Грузик с верёвочкой, его опускают, и он замеряет глубину. Они старались обеспечить въезд машин на лед. Вычисляли толщину льда, а лед тогда толстый был – зимы суровые стояли. Но машины едут изо дня в день по одному и тому же пути, лед подмывался течением, и поэтому часто машины проваливалась под лед. Потом приезжали на маяк, в Осиновец, на Осиновецкий маяк. Зимой баржи отец не водил. На ремонте стояли, ремонтировали буксиры, баржи. Ведь их бомбили, каждый раз. Идешь и не знаешь, вернешься или нет. Есть книга: «Это было на Балтике». Написал ее один из работников «Балттехфлота». Он вместе с отцом ходил, они вместе челночили, там, в этой книге, про отца написано. Отец медаль «За оборону Ленинграда» и медаль «За боевые заслуги» получил. Приходил, помню, к нему дядечка: «А помнишь, а помнишь?» А отец и вспоминать не хочет. Например, как в их буксир бомба попала.. Буксир встал, наши отбивались, но отец в это время с одним матросом баржу починили. Летом мама была промерщицей, да и зимой просто так без дела не сидела. Иногда их бомбили.
Сидишь на маяке, а им кричат: «Пора вылезать, прячьтесь!» А она говорит: «Куда прятаться, маяк стоит один на острове». Вот так всю войну там и простояли, ни один снаряд не попал в маяк. Все мимо. Я родился в 1943 году. Мама в это время находилась у своего дядюшки на Петроградской стороне. Его адрес :улица Большая Монетная , дом 5, по-моему. Мне туда пришлось ехать лет через 40, когда собирали документы для получения удостоверения Блокадника. На предприятии мне сказали, что нужна справка с места рождения. Мы в войну жили на Марата. Но в ЖЭКе мне сказали, что я там прописан с 1946, а три года, где же я жил? Тогда вышла старушка и дала мне адрес. Оказывается, во время войны в каждом доме была домовая книга, и в ней записывалось: откуда ты пришел , и когда тебе здесь дали жилье. Вот в такой книге и была пометка: «выписан с Большой Монетной улицы дом 5». А здесь, на улице Марата, я уже был в 1945 году прописан, когда отцу дали здесь комнату.
Немного мне отец рассказывал о своей службе на Дороге жизни. Часто буксиры бомбили, но они не были приспособлены к бомбежкам и к военным действиям. Не было у них вооружения, чтобы дать немцам отпор. Самолетов – то было у нас на вооружении штук пять- шесть. Они не были готовы к настоящему отпору. Вот потом, к концу войны, наши уже могли им противостоять. Сейчас еще находят машины на дне Ладоги, которые во время блокадной зимы провалились с зерном. Нашли баржу, верхние мешки плохие, а внизу мешки хорошие, вот так. Выжил я в те страшные годы за счет того, что мне молоко каждый день давали, потому что здесь, на Волковском держали корову. Там же деревня была, народ ходил. Это сейчас там Волковское кладбище. Литр молока тогда стоил буханку хлеба. А литра нам хватало на дня два – три. Взрослые – то в основном пили воду. Почти ничего не ели. Нечего было. Когда мать увезли с маяка рожать, она же стояла на должности и должна была получать паек. Поэтому, когда отец шел на службу, он получал и свой паек и ее. И вот так получалось, он приходил и приносил две – три буханки. Вот на эти буханки родители и меняли молоко. Полностью же хлебный паек в блокадном Ленинграде был, по-моему, всего 30 граммов. Люди, говорят, брали паек за неделю, съедали, а потом голодали. Но потом запретили так пайки давать. Маме в роддоме сразу меня не отдали, я родился весом в 1,5 килограмма. Я не знаю, в каком роддоме я родился. Мама мне не говорила. Мы так особо не говорили, в каком. У меня в свидетельстве о рождении дата еще обычной ручкой фиолетовыми чернилами написано: «20 июля 1943 года» . Все поймешь, а сейчас все не так, там буковка к буковке выписано. Маму и меня выписали, а потом я заболел, и нас положили вместе с ней в больницу. Там одно отделение было на 10 человек. Для того времени такое отделение было очень большим. Отец как раз приехал в город месяца через два, пришел в больницу, зашел– никого не было, в дверь вошел, забрал меня и ушел. Очень много погибло людей в блокаду. Родился ребенок, например, а мать умерла через неделю, и вот ребеночек один остался. Две – три медсестры было на весь родильный дом. Много детей было недоношенных. Много было всяких случаев. Например, ушла мать, оставила ребенка в больнице, а потом не смогла вернуться. Кто выжил- тот выжил. Все было. Вот тот литр молока меня и спас. У меня еще есть детская фотография , уже после войны, где то в 1946 году. Смотреть страшно! Как говорится, мир не без добрых людей, да и жизнь тогда была другая. Каждый хотел как-то друг другу помочь, не то, что сейчас. Война для нас, ленинградцев, окончилась после прорыва блокады. Ходили люди по домам, записывали, кому нужно молоко. Продавали его по квартирам, ходили по домам. Люди старались тоже иметь денежки, если у них была корова. Они ходили не каждый день. Через два- три дня. В Ленинграде же были не только военнообязанные, которые были более обеспеченными людьми. Потом, после снятия блокады, начинали подъезжать другие люди. Самое интересное, что жили мы как-то по- другому. Те старики военных лет, как они живут ,и те , кто сейчас уходит на пенсию,- это же день и ночь. Вот мы друг с другом, познакомились , потому что жили на одной лестничной клетке или еще как, мы все вместе. А отношение другое, дали квартиру – живи. Блокадникам квартиры сейчас дают – был указ президента -каждый семье блокадников по квартире. Екатерина Васильевна Буренкова, сестра отца, моя крестная мама. Она с семьей жила рядом. Мы жили на ул. Марата дом 32, а она на ул. Марата, дом 56.
Комната у нас была 32 метра, как у меня вся квартира сейчас. В той квартире жило пять семей: Надежда Васильевна, тетя Катя, американец был. Почему американец? А он такой маленький был и все время буянил, постоянно был под «шафе» . Мы его так прозвали. Елена Ефимовна была. Комната была в форме буквы Г. Коридорчик, а потом кухня. А в 1946 у меня брат родился. В 1948 году снижение цен началось. Мы сидели с братом и следили, когда радио заговорит, то бежишь на кухню, а кухня большая. И там ребята соседские уже сидят: «Ну, чего?» – «Да, нету ничего». Метроном «затюкает» и кричишь: «Мама, мама, сейчас о снижении цен говорить будут!». Каждый год цены снижали. К этому времени отменили карточки. Это уже 1947-48 год шел. Снижались цены на все: на продукты, на одежду, на обувь. Дело в том, что облигации гасили, снижая заработную зарплату. 35-40 процентов зарплаты давали облигациям, и вот их надо было гасить, и было принято решение снижать цены. Самое большое на 10%. Первая лотерея прошла, выигрыш был небольшой: 10, 30, 5 рублей. Батя как –то пришел, купил лотерейные билеты и нам дал, там 30 копеек билетик стоил. Папа выиграл 10 рублей. Потом выиграл бритвенный набор: подносик, чашка для воды, помазок. Выигрыши выдавали в магазине же. Помню, в игры играли разные: в казаки- разбойники: одни прячутся – другие ищут. Прятки обычные, на заднем дворе иногда в волейбол или в футбол играли. Зимой на санках катались, дворнику помогали двор расчищать. В школе учились по четыре часа, а потом по домам – кого родители забирали, кто сам шел. Я учился в школе N 301 – на Лиговке. Учительницу мою звали – Надежда Васильевна Юдина. Тогда боялись, когда родителей в школу вызывали. В школе нас не кормили. Возьмешь с собой бутерброд – все. На большой перемене сидим, обедаем, пообедали – идите, гуляйте. Там фойе было на три класса, вот и гуляешь, это уже после 5 класса появились буфеты в новой школе. Из блюд у меня самым любимым был кусочек колбасы. Отец с получки приносил уже нарезанную. Принесет, разложит на тарелке. Еще с получки отец покупал конфет. Он хорошие покупал «Белочку» и другие…На стол покупал селедку, колбасу. А в обычные дни ели суп, мясо в супе было, а на второе сосиска, сардельки, котлеты. Ведь раньше как было: на кухне мать не одна была. Обменивались всем. Даже как было: гости собираются всей коммунальной квартирой: две бабули, американец – все праздники справляли в нашей комнате.
Все работали, и расходились как-то все. Не было суеты. В 1967 году Алиска уже родилась. Еще в ванной оборудования не было. Мы пошли, договорились. Пришел газовщик, посмотрел, поставили колонку дровяную. На две семьи была колонка. Скинулись. А остальные не хотели. В бане мылись. В общем, так и жили. В 1958 году, я помню, ходил во Дворец пионеров на кружок фотографии. Пешком ходил, с улицы Марата. Три группы были, с нами Мороз занимался. Запомнил только фамилию педагога, имя- отчество не помню, только фамилия запомнилась. Это я один год ходил, а люди ходили по два, по три года. Проходили основы фотографии. А на второй год давали задания, я снимал улицы города. Ходишь по улице, снимаешь дома, табличку, если есть. Да два раза ходили в неделю на кружок, все бесплатно. И кружков было много разных: отдел техники был на входе, направо были бальные танцы, балет, хореография. Были и театральный , и цветоводство, и садоводство. Я ходил один год на цветоводство комнатными растениями занимался. А стал я обувщиком. Случайно получилось. Мне 17 лет исполнилось в августе. Походил, поискал – не нашел, мест нигде нет, потом зашел в школу ФЗО. Директор говорит: « У нас четыре часа занятий и 2 часа на конвейере. За это получаешь 30 рублей стипендии». Отучился я недели полторы – идти получи аванс. -Какой аванс ? Я только пришел? Пошел, получил 30 рублей. А потом, когда начал учиться, уже пошел на конвейер. Рабочих не хватало. С фабрики звонят : «Нам такого-то пришлите!» Нас было человек пять . Там девчонок много было, из всей группы, которых постоянно теребили. Я в 1965 – 1968, 1969 году работал на фабрике «Пролетарская победа» № 2. Фабрика обувная была такая.
Работал в комсомольской бригаде цеха № 7. Мы детскую обувь делали. Потом в 1973 году наш дом пошел на капитальный ремонт, и отец получил квартиру на Тамбовской улице , а я получил две комнаты в трехкомнатной квартире на Заслонова. Потом уже разменялся на отдельную двухкомнатную квартиру на Белградской. Мама умерла на 85 году жизни, а отец на 72 году. Какое первое воспоминание? Да все понемногу вспоминается, когда ляжешь, столько из головы выйдет, сам не ожидаешь. Много надо перебрать информации.
Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать и сохранить истории жизни. Помочь можно здесь
