Под Сталинградом попали в плен не коренные немцы, а мадьяры, венгры, румыны. Они там уже были истощены, когда в Сталинграде воевали, их так прижали, что немцы сбрасывали провизию своим солдатам. И они были из окружения. Было принято решение, что пленных этих из-под Сталинграда в близлежащие поселения привозить. И вот они такие истощенные к нам поступали, что со станции, к вагонам машину грузовую присылали. Они сами не могли залезть в машину. Сажали их, как сказать, в машину, чтобы прижимали друг друга. Если упал, то его задушат — и все. И направляли в баню сразу. И если они были живые, направляли в клубы.
Садики закрывались. Детские сады, клубы были свободны. Удобств не было. И объявляли, что нужны женщины на работу, ухаживать за пленными этими. Мы еще смеялись: женщин, говорят, просят… А потом зимой даже они уходили и уходили, знают, что мужчины в армии, в холодное время, ноги обмотают, и все. И помогали нашим женщинам.
1951, Шапки, команда на соревнованиях от работы.
Мы не бессмертны. Бессмертна память о нас. Позаботься о себе и близких. Узнай и запиши свою родословную!
Когда началась война, мы собирались у окна. Прожектор просветит, что самолеты бомбят, а мы сидим в одежде на случай того, чтобы выскочить. Конечно, уезжали из деревни, потому что немцы наступали. А немцы уже шли на Леонивщину, уже пожары были. И нас на лошадях кого куда и отправляли.
В 1942 году, только исполнилось 17 лет и меня призвали. Я с 17 лет на передовой был. И воевал на Финляндском фронте обыкновенным солдатом. Воевал я в пехоте. В марте месяце призвали, и с марта я уже на передовой был.
Еще мне удалось убить немца. Там установка была зенитная, я влез в доверие к немцу: есть надо, и немец пожилой говорит, что у него в Германии такой же сын, как я. Он мне конфеты вот эти, тюбики такие, все давал и хлеба приносил, буханку-две, я еще и в семью приносил. И меня еще накормит, но недолго это, где- то недели полторы.
А как его убил. Делали окоп себе немцы, а он таскал деревья, чтобы накат сделать на блиндаже. Сам пока зачикирит бревно, а свой автомат мне повесил на шею. Он наклонился чикировать, т.е. тросик и бревно соединить и тащить, делать накат на блиндаж. Он наклонился, а я же видел, как они делают, и видел, как наши автоматы стреляют. У него был немецкий автомат, а я раз рычаг — он наклонился, и я раз и… Немцы потом шум подняли, что это партизаны. 10 лет мне было. А я, чтобы они не могли потом с собакой меня найти, домой пошел. Они бы меня нашли. А я — в ручей, а как раз уже шалая вода, и я по воде, через Конезенье, через ручей, там был мостик, я забрался и домой. А они там шум подняли такой: «Партизаны, партизаны!» Я сижу, молчу.
Так вот, в метрах 500 от нас был лагерь. И я ходила туда несколько раз, потому что коза у нас туда часто уходила, как будто там было «медом намазано». Она там вокруг траву ела, даже военнопленные смеялись несколько раз: «Девочка, мы твою козу съедим».
Помочь можно здесь. В августе 1941 года мы жили в поселке Волосово. Мне было 14 лет. Трое из нашей семьи уже были в армии: Женя, Виктор и Вера. Женя работал механиком в Колпино на аэродроме, Виктор со школьной скамьи ушел на фронт, а Вера, — ей уже было 17 лет, — отступала с нашими войсками. Папа, Иванов Иван Петрович, до войны работал на печных…
