Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я жил в Борисовой Горке на Волхове. Отец – Михаил Иванович, Екатерина Ивановна – мать.
Они работали в локомотивном депо. Точнее, работал отец, мать была домохозяйкой. Дом был у нас в Борисовой Горке. У матери было пять человек детей. Мать умерла в 1937 году Был дом свой. Частный дом.
Я помню о начале войны, я даже не представлял, Купались на Волхове, а потом что-то получилось, и объявляют, что война началась.
Я с 1929 года, сколько мне было лет… Мать я до сих пор помню. А отец умер, хоронили его в Октябрьском. Ну, так жизнь у нас и получилась. Я сам даже удивляюсь, что когда меня на работу привели, в 1942 году, кто привел, или отец, или прадед, даже 12 лет мне не было.
Я был ученик слесаря, пилил, зубило делал.
Обстановка была неважная. Потом перешел в паровозно-инструментальный цех, там тоже учеником был, 3 разряд дали. Жизнь была такая трудная, голодно было. Стал санки делать, пропитание-то нужно было.
И вот так выкручивался. Потом получил 4 -й разряд, уже стал по слесарному делу работать. Ну, а потом в процессе надо было что-то делать, а чего делать, сил-то не было. Тогда были паровозы, кочегаром нужно было переходить. А начальником кадров был Лобанов такой. Я тогда еще молодой был, а сообразил, что надо идти к начальнику кадров и чтобы меня перевели кочегаром. Из слесарей: что там платили… А кочегару побольше, конечно. А он говорит: «Нет, будешь работать слесарем». И все же меня потом поставили кочегаром. Кочегаром стал на паровозе работать. Паровоз на угле работал, мальчишкой стал работать, голодный. Ни родных, никого, ни матери, ни отца. Потом уже после мать-то умерла, отец женился, мачеха была.
А когда здесь нас эвакуировали из дома, брат Алексей Михайлович был в партизанском отряде. Он с 1916 года рождения. Как партизанскую семью нас отправили в Сясьстрой. Была воинская площадка, вагон, как помню, подогнали и перевезли в этом вагоне в Сясьстрой, улица Кольцевая. Сперва прожили мы на улице Старыкина, уже мачеха тогда была. Там по 150 граммов хлеба давали, там-то мы голодовали. Но она пристроилась работать прачкой в воинской части, и когда перевозили всех голодных, блокадников. то беда была….
Но она у военных стирала. Котелочек супа ей давали, ну, как солдатский котелок такой и крышечка сверху. Вот так и питались. А потом, когда немцев отогнали отсюда, от Волховстроя, нас с Сясьстроя переселили туда, где сейчас магазин выстроен на Советской улице, где ветераны жили. Несмотря на то, что у нас там был дом, нас туда поселили, выгнали нас со своего дома, Там были солдаты, разобрали все.
Кухня была большая и комната, Где музыкальная школа раньше была.
Квартиру там дали. Вот здесь пожили, бомбежки все были. А потом пришлось в старый дом переехать. Пришли в свой дом – там все разобрано. Были военные, так все разобрали, да еще и мать не родная. Пожили в этом доме.
Потом мачеха, тетя Шура я ее звал, не мамой, а тетей Шурой, она потом сбежала во второй Волхов, там какая-то родня у нее была. И вот я один остался. Так вот, до сих пор спрашивают, кто на работу привел, так отец, а отец-то помер.
И пришлось в депо идти, потому что я один остался. Когда пришли мы в дом свой, что делать, надо было работать. И никого у меня не был в депо, вот и привели меня туда. Вся жизнь у меня прожита с локомотивным депо с 12 лет, и вся жизнь, мне уже 86 год пошел. Все время был в Волхове.
Когда воздушная тревога начиналась, мы работали в депо. «Воздушная тревога, воздушная тревога. Бежать» А куда бежали? Тут был 25 – й магазинчик, мы через депо, а убежище было за колхозным рынком.
Там на болоте было. Вот туда и бегали, а там дают отбой – в депо прибегали обратно. Вот такие мальчишки были. Вот так и бегали.
Бомбежки были часто, особенно около 10 часов.
«Лампадок» навешают немцы ночью и начинают бомбежки. И сразу воздушная тревога, куда бежать – на пол под кровать. Мачеха была тогда еще, потом она убежала.
Однажды был большой налет, когда разбомбили мост железнодорожный.
И вот: «Тревога, тревога». И мы побежали в Борисовой Горке. Там было убежище сделано. И мы туда. А там было много самолетов, может, 100 штук. Налетали они с порогов, летели четырехмоторные. И там наша Борисова Горка была, с той стороны были домики и с другой – домики. Даже были домики с соломенной крышей, все горело. А когда бомбежки шли, и крыша загоралась, а потом и весь фасад загорался.
Они потом развернулись и обратно улетели. А мы были с другом Валентином. Еще когда началась бомбежка, я говорю: «Побежали. Пойдем сюда, к тете Тоне Гарголиной, в эту сторону!»
А он : «Нет, я пойду в ту, что повыше, как на овощебазу ехать!»
А я пошел к тете Тоне. Вот когда бомбежка-то закончилась, выходим, и говорят, что Валентин помер. Ну, в общем, попала бомба в хранилище. А если бы я побежал с ним, то меня бы и не было уже. А я раз – и все…
Да и до сих пор Боженька меня хранит. Живой остался. И до сих пор живу, 86 год уже.
Немцы строили дом в Борисовой Горке – этот дом и милицию, в Октябрьском была раньше, где сейчас пилорама,
Мимо нашего дома вели пленных немцев. Через переезд вели, раньше там шлагбаум был.
Трупы были на улицах: люди не успевали до убежища добежать. Как сейчас по старой дороге ехать на станцию, она была разгромлена, был большой налет. Было два убежища
У нас в депо было свое убежище, у них было убежище, где горка, где вагоны спускают с горки. Было большое убежище. Однажды полностью вся смена ремонтных автоматчиков была накрыта. Шуровали немцы.
А потом было после бомбежек, когда по старой дороге идешь, сейчас от пожарной, где пожарная, там заворачивали на старую дорогу, и там были два барака. А за бараком был сарай с краской, поближе, когда спускаемся . Ну, знаете, где пожарники…
А там за бараками был сарай, вот после бомбежки, когда заканчивался налет самолетов, там со станции вывозили в этот сарай мертвых.
В школе, она 62 раньше была, сейчас она седьмая школа, там был госпиталь, так туда тоже, наверное, убитых возили.
И ГЭС – да. И как они не попадали. .. Вот плотина, мы ходили, как раз вечером. Вода убывала, до самых турбин вода убывала и рядом с плотиной, факт в том, что и плотину не взорвали, и электростанцию тоже. А мост делали в течение месяца.
А потом деревянный-то мост поставили, там поезда ходили.
По карточкам было все.
Это долго была карточная система. До каких пор же карточная система то была? Когда я учился, еще была. Пошли мы группой в магазин, и нашли карточки, талончики. Или кто-то закупал продукты и было оставлено то ли в пакетике. А кому будешь отдавать, никого нет. Талончики-то отстригали от карточки..
Братья мои были в армии. А сестренка была дома.
С 1942 года по 1948 год я работал учеником. А с 1948 по 1950 кочегаром работал. А с 1950 года поехал на курсы помощников машиниста в Ким, в Карелию, и там отучился шесть месяцев. Приезжаю оттуда. Машинистом стал работать, помощником я 10 лет работал, с 1948 года.
Машинистом, да, по 10, 12 часов – какой поезд. Сам я был любитель заядлый, хоть я не коммунист был. Но я был патриот.
Все было разбито кругом, был разбит Волхов, ну, деревня же. Бежишь, бывало, был 25 й магазин, такие доски там, раз – в лоб грязь. Восстанавливать надо было город. И был такой клич, что возим поезда, а мы ездили в Лодейное Поле, в Тихвин пореже, в Чудово ездили. А зачем 1200–то, а давай, мы по 3000 тысячи, чтобы больше продукции давать, материалы возить. Чтобы город восстановить. И вот трудились. Тонн по 12, по 15 , смотря, какие поезда. По 200 (?) вагонов…
Учился я в вечерней школе, это вторая школа. У меня не было никакого образования, но я парень шустрый. Как говорится, один жил, но не спился, не сгулялся. А надо было трудиться. Жить нужно было. Вот пошел в вечернюю школу, и сразу в пятый класс.
. Преподаватель вечерней школы был, у него жена была, да знаете, операции – то делала.
Галина Николаевна ее звали. А он был учителем, он в Мурманских воротах сначала был.
Диктант писали, стали писать, в общем, я написал и 25 ошибок сделал. Неграмотный был, что поделать. Хорошая такая была еще учительница, все говорила: «Ребятушки, я вас люблю»
Если кто не ходил, а я всегда ходил, она в депо придет. «Сходите в вечернюю школу» – , уговаривала.
По математике такая учительницы была: вызывает к доске, – «Садись, два».
Ну два, так и два.
Аттестат- то мне давал Дмитрий Игнатьевич Шевлюгин. И еще женщина была.
Ну, мы с ним договаривались. Да, находили общий язык, я хоть безграмотный, но выкручиваться надо как-то, а получать аттестат нужно обязательно.
Я поступил на паровоз, надо продвигаться. Кочегар-то кочегар, а нужно продвигаться. Нужен был аттестат. Он меня вызы
Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать и сохранить истории жизни. Помочь можно здесь
