< Все воспоминания

Рубачева (Михайлова) Екатерина Михайловна

Заставка для - Рубачева  (Михайлова) Екатерина Михайловна

Мы прятались, когда нам староста говорил. Убежим куда-нибудь в кусты, у нас там такая местность – то гора, то канава, то яма. Где-нибудь сидим в канаве или яме. У нас тоже разведка была: кто-то приходит и скажет, что немцы ушли. Они у нас не задерживались, потому что у нас делать не чего: у нас ни города, ничего нет. Просто у нас такая местность: самая тёмная, нет ни городов, ничего. Самая ближняя станции была в 25 км, а потом станция Остров: это 50 км. Ну, они тут не задерживались – «Партизан», -как они говорят,- «нам не поймать». Окружат партизан: партизаны один туда, один сюда и все убежали. Очень много боёв было.

Говорит Рубачева (Михайлова) Екатерина Михайловна

Никто из нас не вечен. И ветеранов с каждым годом становится меньше и меньше. Помогите  нам  СОХРАНИТЬ  истории   жизни  и донести их детям.

Помочь можно здесь.

Я – 1922 года рождения, родилась в деревне Евсеиха Псковской области. Мама моя – Евдокия Дмитриевна, 1892 года рождения; отец, Андреев Михаил Андреевич, родился в 1884 году. Нас детей четверо было, старший брат и сестры.
Война началась 22 июня.
Мужиков наших сразу забрали всех, как-то быстро сагитировали всех, быстро взяли. Ну и мы, сидели, ждали. У матери четверо детей, один одного меньше. На нас немцы ногою, а она говорит ; «Да куда же мне деться?».
Нам было дано приказание, сжигайте свои дома, и уезжайте. Ну, мы запрягли лошадь, клали там, что было, чтобы немцам не досталось, а потом думаем – куда же мы поедем? Там немец, здесь немец. Хоть радио не было, но как-то быстро сообщалось, где он. Ну, как говориться, посидели, лошадь распрягли, и сели. Хоть умирать будем, но дома.
Видим, под окном пошли немцы, а мы не знаем чего и делать. Правда, они как-то прошли и нигде не остановились, и пошли дальше. Это вот было в первый раз: война началась 22 июня, а мы уже в августе с немцем встретились.
Без конца у нас были партизаны, без конца мы бегали по кустам, прятались.

1951 Новгород, п. Волот РОНО сестар Маруся
1951 Новгород, п. Волот РОНО сестар Марус

В первый раз пришли партизаны, одетые в белые маскхалаты. Пришли, а мы не знаем, что за люди: постучались, мы их впустили; они попросили покушать – мы им молоко, они напились и ушли. После узнали, что это была партизанская разведка. А потом уже стали приезжать целыми отрядами. Первая бригада у нас была, вторая бригада и третья, ну где-то было и четвёртая. Может и у нас была, но нам не докладывали, потому что нам даже не разрешалось разговаривать, если мы знакомых увидим – людей с нашей местности. Даже сказали: «Не признавайтесь, не надо вам признаваться». Я – то была за русских, а кто-то и за немцев: могут, и семьи сразу уничтожить.
Старосты у нас в деревне не было, ни комендатуры. Не было. Мы год жили без власти. В нашей деревне всего 7 домов, народу было очень мало. Через год выбрали старосту из другой деревни, и он работал у нас. Староста у нас был хороший. С другой деревни, не с нашей выбрали. Самая главная обязанность его была – отправить нас всех в Германию. Но он не отправлял, он нас прятал, чтобы нас не поймали на месте. А кого поймали, надо было отправлять. Парни были оставшиеся и некоторые девушки, которых не взяли, вот этих отправляли. На вагонах, говорят, было написано «добровольцы», а никто добровольно не шёл, всех выгоняли. Потом вернулись, но очень мало. Рассказывали: кто у хозяина работал, кто у хозяйки, кто на поле работал, кто на заводе. А когда кончилась война, их освободили и сказали: «Поезжайте все домой, кто, где родился туда и поезжайте».

В оккупации мы пахали. Нас у матери четверо было. Брат самый старший, потом я. Работали. Как работали до войны, так и работали. Лошадей не было, на нас пахали. Мама на нас пахала, как пахарь. Пахала и плакала. Семена мы с поля на поле переносили: рожь, овёс, горох. В огороде сажали всё, что было.

mat-ekateriny-mihajlovny-evdokiya-mihajlovna-mihajlova
– Немцы приходили, брали яйца, масло, кур ловили. Заставили маму корову доить: а корова у нас не доилась в то время, посидел немец, ну и ушёл. А партизаны брали всё! Их старшина по деревням ездил, хлеб собирал, скотину партизаны всю зарезали. Приедут и остаются на сутки или на двое. Сначала резали овец, телят, а потом стали коров. Съели всё! И хлеб, приходят: «Давай хлеб, давай хлеб!». А мы не только хлеб, нам даже было не успеть намолоть и испечь! Один сегодня, другой завтра, вот так и ездили. Они назывались «заготовители». А потом мы остались ни причём.
– Мы прятались, когда нам староста говорил. Убежим куда-нибудь в кусты, у нас там такая местность – то гора, то канава, то яма. Где-нибудь сидим в канаве или яме. У нас тоже разведка была: кто-то приходит и скажет, что немцы ушли. Они у нас не задерживались, потому что у нас делать не чего: у нас ни города, ничего нет. Просто у нас такая местность: самая тёмная, нет ни городов, ничего. Самая ближняя станции была в 25 км, а потом станция Остров: это 50 км. Ну, они тут не задерживались – «Партизан», -как они говорят,- «нам не поймать». Окружат партизан: партизаны один туда, один сюда и все убежали. Очень много боёв было.

1951, Деревня Евсееха, Адреев Михаил отец Екатерины Михайловны
1951, Деревня Евсееха, Адреев Михаил отец Екатерины Михайловны

– Мирное население в нашей деревне не пострадало: никого не повесели, не расстреляли, а рядом было очень плохо. В деревне, километрах в 5 от нас, мальчик выстрелил или что-то еще. Так они собрали всю деревню, закрыли сарай, подпёрли бревном и сожгли. Ну, потом наши партизаны всё-таки им отомстили: где-то поймали немцев и, говорят, хоронить не дали. Поставили в снег: стояли они. «Приходите, берите» , – а их там и убивали.
– Дома у нас ничего не было – всё на улицу было вынесено, в огород, под елки положено: и лопаты, и топор, и совок, и часы – всё было вынесено. У нас дома было пусто: только одни матрасы соломой набитые. Так вот и спали на этих матрасах. Наш дом была на краю, и обязательно у нас была разведка. У нас дом небольшой, а человек 25 в доме постоянно собиралось. И вот, как придут, ложимся спать на солому: один сюда головой, другой туда, третий туда, под кровать головой, а нам была дана только одна единственная кровать и мы все спали поперёк кровати, а отец уходил даже в другой дом спать, потому что негде было.
– Отец с нами был. Он умер в 1954 году, всю войну пробыл с нами. Пожилой был, старый, больной. И вот, бывало, придут партизаны и говорят: «Батька, проводи нас туда-то». А где батьке пройти? Поведут его, он там раскашляется, они и говорят: «Уходи, батька, не нужен ты нам, потому что ты нас выдашь, мы же в тылу у немцев!» У нас и собак всех убили, и дурачков всех убили.

neizvestno-1939fotootpodrug-2У нас было такое место – аэродром назывался. Там даже самолёты прилетали, принимали больных. Нам тоже, молодёжи, хотелось поглядеть на самолёт. Мы попросились; «Пустите нас на аэродром». Ну. нас впустили, а оттуда мы бегом бежать, потому, что где-то начали стрелять, тут и нас убьют. Ну, не один раз принимали самолёты. Немцы кругом, а партизаны выбрали такое место, один квадратный километр – чистое поле. Мы ходили туда, подготовили его: где камни убрали, где ямки зарыли. Потом уже домой пришли, думали: «Дома лучше, дома не страшно, там страшно, а дома вроде не страшно». – Да, нас не угнали. Мама пошла к старосте, попросила, договорилась с ним, чтобы нас не отправлял. И сестру не отправили тоже, у неё рука болела, ей тоже сказали, что не надо её туда отправлять. Мы прятались: как идут они, так мы и убегали. Они как в деревню входят, сперва отстреливают: первым делом пулемётное отделение пускают. Слышно, всё слышно, что уже стреляют. Ну, мы побежали куда-нибудь. Там ямка какая-нибудь, убежим куда-нибудь далеко, где нет ни дорог, ничего нет, вот там мы и сидим. Немцы спросят в другой раз: «Батька, куда партизаны ушли?» А мы, то знаем и не знаем, показываем – туда пошли. Но потом мы у партизан спросили: «Что нам говорить?». А они: « Говорите всё, что знаете и покажите, что вот мы пошли в ту сторону». Много очень оружия у них было: они не боялись, что немцы пойдут примерно в их сторону. Их было тяжело ловить, партизан.

Деревня Евсееха,Псковская область, ЕвдокиЯМихайловна с внучкой
Деревня Евсееха, Псковская область, Евдокия Михайловна с внучкой

А кругом все-все деревни сожгли, только наша деревня осталась.
Был у нас какой-то окоп вырыт; один раз мы в этом окопе сидели: 16 человек, а немцы на горе находились и увидели, что мы бегаем и пустили снаряд минометный.
Все живы остались, но больше в окопах сидеть не стали. Дети никуда не ходили – их тоже прятали. И столько время, ведь это пять лет.

Наш дом снарядом побили – у нас дырки были насквозь дома. Рябовку сожгли, Поляне сожгли, Пустошку сожгли – кругом деревни все сожгли. После войны мы ездили по округе, на 30 километров ни одной деревни не было, даже попить негде было. После войны все жили в землянках. А потом стали уезжать кто куда. Очень много народу в Латвию уехало, граница с Латвией недалеко.
Моя бабушка жила в Волосове. И там, наверное, тоже перестрелка была: бабушку убило. И под бабушкой внучка лежала, спряталась: вернее, бабушка под себя внучку спрятала, чтобы не убили.

бабушка Василиса
бабушка Василиса

-А самое страшное воспоминание такое – налетел на нас немец ночью, и вдруг – раненый партизан. Стали в коридоре его перевязывать, а он встал за печку, чтобы не убили нас, а потом ринулись все бежать. Бежим, а вокруг звуки «щёлк-щёлк», мы потом узнали, что это разрывные пули летели. Слава тебе, Господи, что никого не убило, мы убежали за 3 км вперёд, а куда бежали – сами не знаем.

Ещё было страшно, когда приехали немцы и был бой: в деревне 3 человека убитых, ещё один человек в немецкой форме, партизан. Ну, на этом партизане куча дров лежала, мы дрова на него навалили, чтоб его и не видать было. Если бы они увидели, что голова оторвана у него…
Мы его нашли, у него кольцо было на пальце, он на себе гранату взорвал. Мы нашли его документы, какой-то лейтенантик, его там фотокарточка была.
Немцы нас собрали, посидели, что-то по-своему поговорили и уехали. Если б они узнали о партизане – там же экспертизы не было, он был в немецкой форме, и они могли бы подумать, что это их немец убит. Нам бы всем не устоять! Большая яма была вырыта, там зерно хранили. Зерно вытащили, и вот в эту яму мы их и клали, и его положили, похоронили…

Мать Екатерина- Евдокия Михайловнасподругами
Мать Екатерина- Евдокия Михайловна сподругами

Нас страх уже замучил, я говорю: «Пойдемте в партизаны». Пришла, а там уже партизаны, с некоторыми мы знакомы были. Они может десять раз у нас были, и они уже и меня знают, и маму знают. Партизан пришёл к нам домой и говорит: «Мама не пускай её, нечего ей там делать. Что мы там, безграмотные? Надо туда медсестёр». «Мы, – говорит, – в болоте там сидим». Ну, я так и осталась и не пошла в партизаны. Партизанкой не получилось.
Тут опять приехали партизаны. Стоит вот такая, как я: девчонка с винтовкой на плечах. Что она может сделать? Вот сейчас я постарше и поняла всё, что я могла сделать. Да тебе немец в лоб даст и стрелок готов. У нас там такая местность, что они в болотах сидели по трое суток, по четверо с болот не уходили.
Был в партизанах такой был парень один красивый: чуб такой здоровый, а там, на маковке полно вшей и не хотел стричься. Да ему уже, наверное, было стыдно, что у него там такое место, пятно, болячка. Соседка взяла, керосином намазала и замотала: убила она там вшей, не знаю.
У всех в деревне партизаны дома занимали. Полная деревня, да и не одна. Они займут кругом, так много их, не могу сказать, но тысяч по пять, по шесть было у одной бригады. У них и своя разведка, и радио, и телефоны, у них там сводки, они там считают и всё знают. У них уже послана разведка в дома, чтоб глядеть тут. А другая разведка у них за десять километров, может они уже знают, где немец. Вот один партизан и говорит: «Я вчера в вашем районе был». Он возил сено сдавать или солому – что-то возил. Ну, вот он проехал, всё узнал про все.

Борис Константинович Рубачев1941г.муж Нкатерины михайловны
Борис Константинович Рубачев 1941г. – муж Екатерины Михайловны

Но немцев им не выбить: у них не было большого оружия. У них были противотанковые ружья и пулемёты, ручные пулемёты, винтовки, карабины. А немцы на высотках – на валах делали засады. Партизаны и говорили: «Нам оттуда их не выбить, туда мы, и не будем ходить».
-Игр не было. Какие там игры?! Школ не было, игр не было. Какие там куклы, дети никуда не ходили, детей прятали. Мы-то все время под немцем. Подрастали, помогали по хозяйству, да и всё. Моя мама вообще неграмотная, отец – самоучка: маленько газеты читал. До войны ходили в школу. В первый класс я ходила за три километра, во второй класс ходила за два километра.

Тосно, Екатерина Михайловна с подругой и сестрой Марией
Тосно, Екатерина Михайловна с подругой и сестрой Марией

Формы не было никакой. Приходили все четыре класса в одном помещение. Кто хорошо учился, кто плохо. Отличников, наверное, не было у нас. И очень бедные были все. Вот, один ученик пришёл в школу: у него не было тетрадки. Он у кого-то украл. И вот стали его обыскивать, а у него были лапти обутые, и портянкой завёрнуты. И вот нашли тетрадку, а его выгнали со школы. Больше он учиться не стал, потому что его никуда не взяли. У него не было ничего: ни обуть, ни одеть, ни тетрадей купить не на что. Физкультуры у нас не было. Пение было, география, математика, русский и история. Учителя были присланы из города: муж с женой, на все предметы. Один – у одного класса ведёт, другой – у другого класса ведёт. Книжки школа давала. Тетради, наверное, тоже в школе давали. В мешке их носили; были сшиты из белого материала. На плечо – и пошёл. Ходили: кто во что одеты! Я маленькая ходила: у меня штаны были с дыркой, чтобы в туалете не снимать. Сами всё шили, сами ткали, пряли. Сумки, носки, чулки связаны. Не было же ничего! Очень мы бедно жили!
-Я ткать умела, когда девочкой была.
– Да, заряжался стан, и я могла ткать. Очень красиво у нас ткали, рисунком. Салфетки ткали, полотенца клеточкой, потом стали красить. Покрасят, льном, оснуют, а шерстью переткут. Ну и одеяла делали, ещё чего-нибудь туда пришьют, ну и таким одеялом одевались.

Екптерина Михайловна и РубачевБорис Константинович 1957Тосно
Екатерина Михайловна и Рубачев Борис Константинович 1957, гор. Тосно

– Магазин в 10 километрах от нас был, а чего там было – не знаем. Держали лошадь, корову, овец, поросёнка держали, кур – этим мы и питались. У нас было много трудодней, нам и корову дали, и телёнка дали. Большое хозяйство было. И всё съели партизаны! Мы успели одного поросёнка зарезать и спрятать. А если не дашь, то тебя пристрелят. Что ж ты не хочешь партизанам давать? Другой раз не знаешь, что и сказать. И партизаны были: может, они и честные, может и не честные: там всякая была сбродь. Кто шкуру свою скрывал, кто чего, а кто и пьянствовал.
Вот когда они отступали, они шли босые, полуголые, голодные! Они в болотах сидели по трое-четверо суток. Голодные, холодные, грязные, все вшивые! Ну что там, в болоте взять!? И у нас нечего! Как только приезжают: надо баню топить, мыться. Вот пока они помоются маленько: а бельё у них всё вонючее, вшивое! Мама сжигала всё! И своё сжигала: с отца снимет брюки – и в печку. У нас брали, что найдут: разували, раздевали, подушки все забрали. Они верхом на лошадях ездили, в день по два раза меняли лошадь. А ведь никаких сёдел, ничего нет. Вот подушки и подкладывали.

возможно отец Екатерины Михайловны - Андрей Михайлович
возможно отец Екатерины Михайловны – Андрей Михайлович

Всего не рассказать. Так было, что и жизни не рад! И спали обутые – одетые. Ляжем, поспим кое-как, встанем. И только вот уехали, и опять всё начинается: 26 человек в доме… Все так жили, вся деревня, да и не одна.
А когда кончится перестрелка, пойдешь в поле – коровы, лошади убитые. А мы копали ямы и хоронили, настолько это мясо было нехорошее. Я год, наверное, мясо в рот не брала.
– А в Тосно так попала.- У нас там уже народ пух от голода, есть-то нечего. Поработала дома, ничего не платят в колхозе: не с чего было платить. И стали разъезжаться, кто куда. Колхоз не отпускал; ну и мама попросила у председателя, чтоб отпустил. Она говорит: « Ты же видишь, что ничего не заработали, нечего есть, продавать нечего». Отпустил председатель. Дал справку, что разрешает ей уехать, но втихоря: не так, чтоб все знали, кричали. Ну, потом, по этой справке дали мне паспорт. А у нас были знакомые, из Поповки, в нашей деревне они жили. Беженцами были. Когда они домой поехали, и мы с ними. Приехали в Поповку, а там дома построены такие, времяночки, неплановые. Нас не прописывают, нас там не приглашают.
Мы перебрались в Саблино: там приняли, прописали. Ну, тоже так, прописали, как по знакомству и всё. А тоже, ответ дали: что приехали не приглашённые. А куда приглашённые; нам то жить где-то надо было.
Потом переехали в Тосно. Когда я вышла замуж, муж взял участок, и начали мы строиться. В 1957 году взяли участок, а в 1964 году мы закончили, 7 лет строили. Улица наша новая была. Все мы строились в 1957 году. А теперь вот совсем старенькая стала, надо доживать старость свою. Хорошо, что мне все помогают; когда поругают, когда похвалят, когда подкормят, когда сами съедят. Жизнь такая идёт, ещё семья есть. Внук женатый, двое детей.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Фото

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю