Родился я 12 февраля 1924 года в Саратовской области, Это был Кистенейский район, потом Аркадатский, село Большая Журавка. В Саблино мы приехали в 1977 году, а в этом доме живём с 1978 года.
Родился я в 1923 году, но почему-то меня записали 14 февраля 1924, всё перепутано. Когда началась война, мне было 17 лет. Так как мне не было 18 лет, меня взяли на трудовые работы. Мы делали запасной аэродром, копали окопы под Саратовом, в деревне Фёдоровская.
Нас там было несколько десятков тысяч, мы делали так, чтобы танки не прошли. А потом всех отпустили по домам. Не успел я прийти домой, как меня взяли в армию в 1942 году. В армии я служил до конца войны, домой пришёл только в 1947 году. Нас оставили, как молодых, ещё на два года служить в армии в Карпатах. Наши военнопленные, которые предали Россию (у нас же было много предателей), спасались в этих Карпатах. Нам сообщали – мы туда ехали и уничтожали их.
Ну, как уничтожаем: стреляем туда без конца, оттуда выходят по двое, по трое, по пятеро человек, сдаются. Их брали в плен, а куда отправляли, я не знаю.
В войну я служил в 3-й дивизионе особой шестой батареи 1251 гвардейского полка, 39 бригады ,13 армии на Первом Украинском фронте.
Воевал я и на Волховском фронте под Ленинградом. Там командовал генерал Власов . Окружили нас на Волховском. Мы были в окружении, но оружие и боеприпасы- всё было при нас.
А потом полковник Версиянов собрал нас и решил вывести. Взяли участок километров пять, провели как бы артподготовку и прорвали передний немецкий край. Так мы вышли из окружения.
Много на войне потерь было. Самолёты немецкие летали низко и по нам стреляли прямо из пулемётов – у меня был весь трактор в дырках. Я ведь возил пушку на тракторе. И каждую неделю два- три человека погибало. Убивали и раненых.
Мне приходилось заменять и наводчика, и заряжающего, и досыльного, и подносчика- любой номер, только командиром орудия я не был.
А снаряд для стапятидесятимиллиметровой пушки весил 48-мь и 54-е килограмма, его берёшь и несёшь. Но надо смотреть, чтобы не ткнуть головкой в железо, в пушку, а то взорвётся сразу.
Я остался живой, хотя весь избитый, израненный, но, куда же деваться, мне 88 лет , в 89-й шагаю.
Мы много стреляли из пушки, особенно на Орловско-Курской дуге. На Орловско-Курской дуге была железная война. Вот идёт танк, по нему стреляет не одно орудие, а может быть, целых пять. У нас на каждом квадратном километре были тысячи орудий на Орловско-Курской дуге. Немец собрал всю свою силу на свой последний удар. Он, если бы прорвал Орловско-Курскую дугу, то опять пошел бы напрямую на Москву
Так вот, танки идут, а за ними 10-15-20 немцев бегут. Мы стреляли по ним шрапнелью и брезантом, отбивали, отрезали пехоту от танков.
А через полтора километра стояли наши пушки, они встречали танки и били по ним в упор.
Курская дуга проходила не узкой полосой, а была километров 150-200-ти, если по переднему краю считать. Я не знаю, но километров сто пятьдесят была точно, а то и все 200-ти . Наша батарея стояла на самой высоте.
С Орловско-Курской дуги я поехал на Дон и в Киев, на Днепр. Пятого ноября мы форсировали Днепр и освободили Киев. 7-го ноября я ехал на параде по Крещатику, по самой главной улице Киева. И выехали мы на дорогу «Киев – Житомир». Киев от Житомира находится в 130 километрах. Мы до Житомира немножко не дошли. Немец собрал все силы, а к нам подкрепление не подошло. Мы всё время были в движении. Немец на нас крепко попёр, а наша часть полка подбила два танка, развернулась и пошла на Белую Церковь.
Так было до самого Берлина. К Берлину мы подошли с юго-запада. Взяли Берлин и через два дня подступили к Дрездену, он находится недалеко от Берлина, стоит на реке Дунай. Отличный, красивый город был. По нему много бомбили залпами и превратили в руины.
Дальше мы пошли на Чехословакию, в Прагу, освободили её. Потом освободили Венгрию, Румынию, Австрию. Нас готовили отправить в Японию на больших военных кораблях, они метров по 200 в длину. Но только готовили, а погрузить – не погрузили. Война закончилась, и нас распустили.
Родным братом Германии была Япония. Германия надеялась на Японию, что та поможет с востока, а с юга поможет Турция.
Полководец у нас был Жуков, я с ним встречался не раз и не два. Он был отличный полководец. У немцев были три точки: Ленинград, Сталинград и Москва. Всё. А всё остальное – так себе. Политика такая. Гитлеру говорили: «Адольф, ты не связывайся с Россией. Ты взял Италию, Францию, Чехословакию, Румынию, Болгарию, Польшу – всё взял, можно считать, без потерь, но с Советским Союзом ты не связывайся». Это ему сказал, я точно не знаю, но как передавали, брат Гитлера, моложе его, или двоюродный брат или родной, который жил в Исландии в Рейкьявике. На юго-западе есть остров, на котором он жил. Когда Гитлер узнал, что ему подходит крах, он до 9-го мая месяца за два, за три чемодан собирал и на подводной лодке уплыл туда, в Рейкьявик. Это вот такие слухи, а там – кто его знает…
На фронте я был дважды контужен. Один раз в голову , поэтому не слышу. У меня тогда три дня текла кровь из носа и из ушей. Полежал в полевом госпитале – и вперёд. Молодые были, крепкие.
Помню со мной напарник был с Украины , Иван Васильченко. На фронте всё время кричали: «Русь, сдавайся в плен!» После войны Васильченко приезжал к нам пару раз в деревню, всё просил прощения: «Ванюша, прости, что я тебя тогда уговаривал сдаться. Прости меня. Прости меня». А я ему тогда говорил: «Тебя-то убьют, мать переплачет и всё, а у меня трое детей осталось. Ты как хочешь. А я ни за что. Нет. Я сдаваться не буду». Как пришёл с армии, как женился, то с правой стороны тела всё время пот лил, лил, лил. Левая сторона нормально, а справа всё течёт и течёт. Это результат контузии. Ещё врач мне, помню, говорил: «Парень, ты домой придёшь, никому не говори, что контуженный, а то за тебя ни одна девка замуж не пойдёт, если узнает, что ты такой».
