Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я, Татьяна Александровна Кутузова, родилась в 1926 году в Вологодской области, район назывался Борисово-Высоцкий, теперь Бабаевский район. Недалеко от селения Борисово, в пяти километрах. Затем жила в селе Борисово. Отец – медицинский фельдшер, мать работала при нем в больнице санитаркой. Сначала жили в районном центре, потом отца перевели на медицинский пункт в сорока километрах от села Борисово. Больница была в сорока километрах, он будучи фельдшером выполнял все обязанности, все делал: и зубы удалял, и роды принимал, все приходилось одному делать. Если случай экстренный, приходилось на лошадке везти до больницы сорок километров, если операция нужна была. В этом селе жили лет четырнадцать.
Я в школу сначала пошла, там, где родилась, недалеко от Борисова. Потом в селе Борисово ходила в школу во второй и третий класс. А потом там у себя в деревне – ходить километра два. А в пятый класс надо было ходить в школу за десять километров от дома. Ходили и весной, и осенью. Каждый день ходили, а зимой жили на квартире. Недалеко от школы жили на квартире неделями, а на выходные уходили домой. Ну, вот в эти темные дни, когда темно, вставали утром рано. И не одна я – толпа ребят ходили лесом. Лесная дорога – лучину брали с собой, жгли эту лучину, потому что волков боялись. И вот ходили и весной и осенью, а зимой жили у хозяйки на квартире. А в седьмом и восьмом классе училась в Ленинграде. В 259-й школе на проспекте Майорова. Дядя приехал к нам в отпуск с семьей и увидел, как тяжело ходить. Они шли пешком до нас сорок километров. Они посочувствовали и взяли меня туда. Приехала из Ленинграда домой 18 июня 1941 года. Домой приехала на каникулы, и началась война. Пришлось остаться дома. Тут школы не было. Школа в сорока километрах только. Девятый и десятый классы училась в селе Борисово в районной школе. Среднюю школу закончила в 1943 году. Один раз в месяц ходили домой, еще девушка со мной училась – Надя Николаева, вдвоем ходили. Жили на квартире напротив школы – через речку Суду, деревня Александровская. Три километра ходили каждый день в девятом и десятом классе. В десятом классе в апреле месяце пришла инспектор районо, взяла журнал школьный. Разговаривали с директором и классным руководителем, отобрали семь человек и решили, что эти ребята пойдут работать в школу. Пришли к нам и объявили, что мы после окончания десятого класса пойдем работать в школу. Начальную сельскую школу. Мы сначала посмеялись над этим. Думали, забудут про нас. Пока учебный год закончится – и забудут. А нет, не забыли. Учебный год закончился – выпускной вечер. Снова приходит райинспектор и говорит: «Через неделю поедете на станцию Бабаево, там будут вам читать методики». Кроме того, еще из нас физруков готовили. Вывезли за Бабаево куда-то, жили там в землянке настоящей, которая осталась после военных. Лейтенант наш был раненый, построит нас на площадке, командует, и мы там шагали, маршировали. Учил командовать. Голоса у меня не было, петушиным голосом команды подавала, он все время говорил, что громче надо. У нас не было мальчиков – одни девочки, человек тридцать. Так и оказалась учителем. Назначили меня в школу за пятнадцать километров от дома. Дали второй и четвертый класс. Первый раз, помню, пришла – забыла снять головной убор. В берете в класс вошла. Ну, жила тоже на квартире, на выходной ходила домой. Еще работала со мной девушка, она была из Устежья, она была заведующей, а я просто учителем. Один год проработала, на следующий год перевели в школу ближе за четыре километра от дома, тоже в начальную школу. Нельзя сказать, что дети не слушались – слушались, но условия были очень плохие: не было учебников, тетрадей было мало. Писали, но тетради были только для контрольных работ, а так приходилось писать на всяких газетах между строчками. Чернила были в непроливайках, ручки с пером были, ими и писали ребята.
Что только не делали, когда работали. А когда учились в школе, так все приходилось делать. Приходилось самим вести уборку в школе. Большой был зал, мы и во вторую смену занимались – сначала маленькие, а потом мы. Некоторые, и я в том числе, работали даже в госпитале. В помещении нашей школы был госпиталь, туда привозили раненых. Иногда ночью дежурили, иногда днем. После окончания или до уроков дежурили. Мы материал перевязочный готовили, уборку делали, кормили раненых, которые тяжелые. А потом в школе надо было дрова заготавливать. Помню, мы с этой девицей взяли пилу поперечную с двумя ручками, пошли в лес и заготовили кубометра два дров. Мы спиливали деревья с корня, потом сучки обрубали и пилили на дрова. В выходной в школе то в госпиталь идем, то дрова заготовляем. В какой-то раз приходилось домой идти, чтобы принести еду из дома, так как жили на квартире. Еще не сказала, что в нашем классе мальчика взяли в армию – не дали окончить среднюю школу даже. Пришли после зимних каникул, а в классе только трое мальчишек. Остальных восьмерых мальчиков, которые 1924, 25, 26 годов рождения, всех забрали в армию, не дали окончить десятый класс. Отправили в Череповец, в училище. Там они шесть месяцев обучались, а потом – на фронт. Из восьми мальчиков только один остался в живых, все остальные погибли. Все погибли, только один Ваня Ульянов остался живой. Все погибли, такие парни хорошие были.
Отца в армию не забрали. Он же был старый, ему было больше сорока, он 1884 года рождения. В пункте медицинском работал долго, а потом приехали эвакуированные – из Подпорожья, из Лодейного Поля шли пешком к нам. Приехали эвакуированные, приехала женщина с двумя детьми, ее устроили работать на медпункт. Она осталась работать, а он ушел на пенсию. Я одна была в семье. Была еще девочка, но рано умерла. А на следующий год перевели в школу ближе, тоже начальную. Ходить нужно было четыре километра, там у меня уже был третий класс. Школа была на берегу речки. До меня работала учительница. Она молодая девушка, а у нее туберкулез был. Она умерла, освободилось место, и меня сюда перевели. Проработала месяц, и вдруг в конце сентября 1944 года приходит техничка и приносит мне записку, где говорится: «Вы переводитесь в семилетнюю школу вести алгебру, геометрию и немецкий язык в шестом и седьмом классах». Семилетняя школа была рядом – за полтора километра от нашей. Я говорю: «Кто пошутил-то?» «Нет, Татьяна Александровна, не пошутили, это Нонна Александровна, директор, вас вызывает в школу, вы должны сегодня туда пойти». Я говорю: «Что за ерунда-то такая, что за шутка такая глупая!» «Нет, надо идти, она велела обязательно прийти». Прихожу, она мне сообщает, что до меня вела математику женщина из Лодейного Поля – средних лет, очень волевая, ее слушали так, что она проходила, и все ребята – к стенке, боялись ее страшно. Она была с образованием и была директором. Вела математику, и меня восемнадцатилетнюю переводят на ее место. Я говорю: «Нонна Александровна, вы надо мной издеваетесь что ли?» Она: «Нисколько! Ты знаешь, меня переводят работать заведующей гороно!». Я говорю: «Да вы-то хоть кем угодно, хоть министром просвещения можете быть. Конечно, вы кого угодно можете заменить, а я чего делать буду? Надо мной будут смеяться! Они же знают меня как девчонку эти ребята, которые рядом живут!» «Нет, -говорит, – вы переводитесь в семилетнюю школу, и разговора быть не может». Я говорю: «Вы понимаете, что я забыла уже математику, забыла!» А она отвечает: «Ой, какой-то год прошел, а она математику забыла!» Я говорю: «Конечно, я же не готовилась вести уроки, как я буду вести? Не умею!» «А так и будете, подготовитесь!» «А у меня даже методички нет никакой, как я буду? Я отказываюсь, не могу вести, не буду!» «Без разговоров – будешь вести, и все!»
Посидела, посидела, какую-то книжку мне дала, пошла я домой. По дороге плакала, домой прихожу – плачу. Отец говорит: «Ну и что ты плачешь? Я приказ отменить не могу, иди снова. Отказывайся снова, раз не можешь!». Пошла снова туда. Прихожу, говорю, что не могу работать, лучше пойду косить в колхоз, чего же я буду посмешищем. «А нет, будешь! Ты понимаешь, что война, приказ есть приказ, где сложнее – на фронте или здесь? Как ты думаешь, где труднее?» А я говорю: «Вы поймите, что ребята некоторые есть, они же на два года моложе меня или на год даже, и как я буду работать?» А она говорит: «Как хочешь, как сможешь, так и будешь работать!» Дала мне еще какие-то пособия, журналы какие-то дала. Я посидела, ну что – надо идти на работу. А хорошо, что в этой школе работают два моих учителя, у которых я в пятом шестом классах училась. Они были такой опорой! Помню, Савватий Иванович географию и биологию вел, а Мария Фроловна вела литературу и русский язык. Оба -замечательные учителя, все время помню – такие деревенские, простые, образованные, умные, и они помогали. Как что не понимала – все к ним. Сразу объясняли. Был один шестой класс и седьмой, шестой класс – тридцать пять человек, классное руководство еще дали в этом классе. В шестой класс как-то еще не страшно было ходить, а в седьмой – страшно идти. Как идти в седьмой класс?
1952 год
Вот так и пришла в седьмой класс: девчонки такие большие, на последних партах сидели, поглядывают на меня, как только улыбнутся, так думаю – надо мной смеются. Мальчишки были как-то поменьше ростом. Мальчишки были попроще, а девчонки такие с характером, были сложные девчонки. Ну, как умела, так и работала. Готовилась к каждому уроку, решала все – все, что могла, все делала. А как уже получалось вроде ничего – и слушали, о дисциплине не было разговора. В школе не было никакого разговора о дисциплине. А еще помню, в шестом классе мальчишка подходит и говорит: «Я знаю, сколько вам лет!» Я говорю: «Ну и сколько же?» «Восемнадцать!» А мне шестнадцать. Я говорю: «И что делать будем?» «А ничего, – говорит, – я учиться, вы учить!» Вот так и работала. Сколько прошло лет-то – не знаю. Потом решила поехать учиться в Вологодский институт на факультет математики. Поступила, поехала. Не помню, сколько проучилась на очном – заболела мама. Мама была одна дома, отец уехал в Карелию. У него не хватало до пенсии стажа. Там работал, она одна дома, мне пришлось переехать домой, вернуться к ней, так и не закончила учебный год.
А на следующий год осталась работать, еще два года проработала. А потом, не помню, в каком году, поступила на заочное отделение уже в Ленинградский институт на естественно-географический факультет. Окончила факультет естественно – географический. Потом перешла на географический факультет, в 1962-м году последние экзамены сдавала – государственные. Окончила факультет географический и после окончания института – нет, еще раньше, когда я учительский окончила – пришла в облроно. Мне говорили, что в области есть места, что можно устроиться работать. Пришла в облроно, там сначала предложили Путиловскую школу во Мгинском районе, Потом Семен Ульянович оказался в облроно. Он так поглядел на меня, с ног до головы окинул взглядом. Вышли, позвал меня в прихожую, поговорили: в школе нужен был завуч и учитель математики и биологии. Это был 1950-й год. Анна Алексеевна, ушла в декрет. И он сказал так: «Завучем у нас есть, кому работать, Антонина Григорьевна Петрова изъявляла желание работать завучем». Я сказала, что в Никольское не поеду и завучем не буду, не умею я завучем быть. Я расписание составлять не умею. А заведующий облроно: «Пять лет проработала в школе и завучем не умеет!» «Не умею, конечно! Там надо помочь не только ученикам, а и учителям! Не буду я завучем». Так и оказалась я в Никольском. Доехала до Поповки, пешком до речки. Дороги там не было. Потом спустилась под горку. Перевозил дедушка Иванов на плотике – переплыла. Помню, Пазушина тетя Шура первая встретилась, я спросила, где школа, она мне показала. Школа была маленькая, деревянная, там, где аптека. Где идет Западная улица – деревянное здание двухэтажное, тут была школа. Семен Ульянович жил в учительском доме, подальше немного учительский дом. Где садик, дальше туда был учительский дом, тоже двухэтажный, Семен Ульянович жил на первом этаже. Пришла к нему. С ним разговаривали. Никольское было деревенькой такой, самой настоящей деревенькой, домики были вдоль реки, только в ту сторону. Домики были многие разрушены, одни сохранились, другие не сохранились. А одна семья Кондукторовых, Володя Кондукторов учился в моем классе, эта семья жила в землянках. Даже не перешли. Свой дом был почти готов, вот скоро-скоро свой дом. Двое детей у них – Кондукторов Володя и Тамара Кондукторова. Дом культуры был, и было здание, где начальная школа – разрушенное здание было, крыши даже не было. А до войны школа была, Кутузов там учился.
Вот так начала работать, а со мной вместе приехала Зинаида Ильинична, нас поселили на частной квартире Сысоева. Это конец августа – тридцатое или тридцать первое число 1950 г. За плечами учительский институт. Позднее поступила в педагогический имени Герцена. По-моему, учительский еще не был закончен, госэкзамены не сданы, уже здесь сдавала экзамены. Зинаида Ильинична уже была в Никольском. Она до меня приехала, она жила у Лозинской, и меня тоже туда поселили вместе с ней, в одной комнате мы с ней жили у Лозинской. Это частный дом. А потом, когда военные уехали из учительского дома, нас тогда переселили.В одной комнате жили опять, а потом Зинаида вышла замуж, так Тамара Поспелова ко мне перешла, с Тамарой Николаевной Поспеловой жили. Тамара была еще не замужем. Зинаида тоже сначала не замужем была, она помоложе меня. Зинаида, Тамара и Антонина Ивановна Кистенева работали в школе, Немолотова замужем была, по-моему. Меня взяли на математику в седьмом классе тоже, сначала в шестом классе математику, потом в седьмом вела. Семилетняя школа была. Вела и биологию в то же время, ботанику. Даже сказать стыдно, почему еще я не имела возможности немецкий вести. У нас в школе сельской немецкий был, конечно, не на высоте – вели по совместительству. А я же в Ленинградской школе училась. Когда приехала в Ленинградскую школу, чувствую, что у меня немецкий хромает, сильно хромает, и я ходила на дополнительные занятия. Помню, как раз Финская война, город затемненный, а я бегала по трамвайной линии вечером на дополнительные занятия. Помню, пять рублей платила в месяц за дополнительные занятия по немецкому языку. И это мне помогло, основательно помогло. У нас в седьмом классе и в восьмом учительница была немка, она только по-немецки разговаривала. Однажды надо было пересказ на немецком сделать. Я отвечала и сказала, что мне пятьдесят лет. Она говорит: «Многовато пятьдесят-то». Ребята засмеялись, а пятерку она все равно поставила. Сказала: «Молодец, хорошо рассказала». Помогли мне дополнительные занятия по немецкому языку.
Ну и как уж я вела – конечно, примитивно, сколько уж я там знала. Учебники были, читать могла научить. Я была единственный учитель немецкого языка. До меня была учительница немецкого языка – молоденькая, красивая, все куколкой звали ее. Она ушла из школы. То ли замуж вышла – не знаю. Ушла из школы – и больше немецкий было некому вести. А после появилась Надежда Васильевна Быкова, она была в Германии. Вела немецкий язык всего год. Я могла читать, переводить, некоторые предложения могла произнести, писать чего-то еще могла. Там и грамматику научили, но этого мало, конечно, мало этого слишком было – стыдно было, а что делать. Население было пока коренное, дисциплина была нормальная, можно было вполне работать. Еще люди возвращались. Даже свекровь моя приехала из Прибалтики. Их же вывезли из Никольского в военные годы. Володя в армию ушел оттуда, а они там жили долго. И при мне она вернулась. Ребята были тоже переростки. Помню, Люба Сысоева замуж вышла сразу после окончания седьмого класса – большие уже были тоже. Потом, когда население стало прибывать, и чуваши, и татары начали строить улицы, заводы. Стали работать. Когда коренное было население, работать было легче. Не то, чтобы идеальная была дисциплина, но уроки объясняла. Материал объясняла, идеальной дисциплины не было никогда. Классы были человек около тридцати человек. По два класса в параллели.
На первом – начальные классы. Седьмой класс, по-моему, один был, а шестых – два класса было, пятых – два класса было. С питанием было очень плохо, был магазин на «Соколе» продуктовый, помню, туда мы ходили. Потом помню, котельная там была. Мыться туда ходили еще иногда. В Перевозе была какая-то баня, несколько раз туда ходили. В общем, бани нормальной не было, нормального магазина тоже не было. В магазине только сахар да хлеб. Питались, конечно, очень плохо, в школе ничего не было, не только в этой школе. Там сначала только буфет был, когда сюда перешли, столовой не было. Ребятишки тоже, конечно, не шикарно питались, тоже было плохо с питанием.
1963 й год
Начали строить, по-моему, завод кирпичный, Поповский работал уже – у реки который, под второй школой. Ездили работать в город. Надо было пешком идти или на Поповку, или на Саблино, в Ивановскую еще не было дороги. Настоящей дороги еще не было, машины не ходили, ходили пешком. Вот если в город на выходной ехать – на Поповку шли, а обратно возвращались на следующий день. Помню, зимой как-то обратно шла, поехала – не было снега, а обратно шла – снега нападало полно, и целые боты снега, вытряхну – да и опять. Потом ангина началась. Купить одежду – тоже только в город, тут не было магазина промтоварного, только в Ленинград. Жители поддерживали учителей. Зарабатывала шестьдесят рублей, потом восемьдесят рублей зарплата была. Здесь в школе – уже сто рублей, маленькие зарплаты были. Построили школу здесь у рынка в 1953-м году, запустили к седьмому ноября. По крайней мере есть такие данные и фотографии из районной газеты. А вот ребята, в то время учившиеся, говорят, она еще была не готова, они еще полгода ходили – мыли, убирались, и только в 1954-м году они туда вошли, где-то перед весной. Начальная вот в желтом здании, я в 1956-м году приехала, т.е. в 1961-м. Участок был около школы, окна школы выходили на участок прямо – в сторону Советского проспекта. Участок был небольшой, он был огорожен. Анна Алексеевна работала, они же на два года раньше меня приехали. В 1948-м году приехали. Участок был уже разработан, у них там хорошо все было поставлено. Сажали овощи, картошку, опыты делали простые – влияние удобрения. Юннаты уже были. Помню, год на второй, наверное, как я приехала, возили на выставку продукцию с участка, еще арестовали нас в поезде. Кто-то не купил билет, и пришел контролер, нас повели по вагону. Кто чего вез – кто кочан капусты, кто чего. Во дворец пионеров везли.
Потом уже здесь в школе участок стали разрабатывать на горе – площадь большая. Первый год тут работала Анна Алексеевна, я, наверное, в декрете была тогда. А на второй год участок был не огорожен, Анна Алексеевна там уже много сделала – и лиственницу она сажала, порядок был на участке. А потом на следующий год надо было огораживать его. Тихонов предложил мне этот участок огородить. Я говорю: «Каким образом?» «А идите, просите машину, поезжайте в лес, надо жердины, столбы». Я, конечно, не смогла это сделать, я даже хотела уйти с работы из-за этого. И потом в гороно ездили с Тихоновым, приехали, и я говорю: «Я не справилась с пришкольным участком – ни огородить, ничего не сделать». А в гороно спрашивают Тихонова: «Вы что сделали, вы как помогли?» А я не помню, что он отвечал, все послушали, и говорят мне: «Никуда не уходите, работайте, как работали». А Тихонову сказали, чтобы остался. Мне – поезжайте, а ему – останьтесь. Не знаю, о чем они говорили, факт в том, что после этого учителя мужчины собрались, машины взяли с завода. Кутузов с нами ездил еще, мальчишки взрослые, я ездила. Рубили деревья, столбы, все привезли. Потом учителя-трудовики с мальчишками огораживали участок. Потом еще там несколько лет я работала. Все работали на участке: и я, и Анна Алексеевна, и Елизавета Ивановна.
Деревянную школу, вроде, разобрали. Анна Алексеевна и Тихонов жить остались в одной части здания. Анна Алексеевна жила на первом этаже, а Тихонов на втором этаже жил. Этот учительский дом, где мы жили с Зинаидой, разобрали на дрова. И дали шесть кубометров дров, из этих дров мы построили прихожую в доме. Это было в 1953-м году. Тоже сам ездил в лес с мужчинами, выпиливали бревна, мужчины рубили, сами строили мужики. На месте первой школы-гимназии ничего не было. Пустырь был – и все, кустарники. Леса не было большого, потому что там слой кембрийской глины. Когда мы пытались сажать деревья, там никак не выкопать было. Твердая кембрийская глина, надо было рыть ров большой, засыпать землю. Пока этого не сделаешь, деревья там не росли. Вот лиственница растет около школы, помню, я сажала эту лиственницу, как-то еще прижилась.
Я не окончила институт, по-моему, третий курс был окончен, мне надо было госэкзамены сдавать. Я уезжала на сессию, а потом домой. Ходили в котельною, оттуда в город. Поедешь в город, там в баню ходили иногда. Ничего не было – ни бани, ни магазинов, так и жили. А с питанием было совсем плохо. Помню, мы с Зинаидой посадили картошку, недалеко от школы кусочек разработали. Ребята сдали экзамены, Вовка Кондукторов: «Давайте лопаты, мы пойдем покопаем!». Я говорю: «На пришкольный участок пойдемте, покопаем!» «Нет, на пришкольный не пойдем. Мы на ваш пойдем, вам вскопаем» Я говорю: «Мы сами в силах, нам не надо копать». «А на пришкольный не пойдем». «Ну, как знаете, не хотите – не надо!». Вот сами вскопали, вырастили, помню, ящик картошки. Мы набрали картошки ящик – варить не на чем. Была на кухне плита, но растопить ее надо – сколько дров понадобится. А где дрова? Нам привезут дрова березовые, а те дрова сырые совершенно. То Зинаида поколет, то парни приходят поколют. И вот этими дровами растопим круглую печку. И электроплитка была. Так эту плитку еще преследовали, с завода, помню, приходил пожарный, еще стучал. Мы закрывали дверь, не пускали его, а он стучал, чтобы обнаружить плитку эту у нас. А нам не на чем сварить даже, не на чем картошку эту сварить, вот так жили! А плиту эту, которая в кухне, очень редко топили, когда белье накопится. Надо вскипятить белье – тогда целый день возишься: вода из колонки, колонка далеко – надо идти до колонки, наносить воду эту, постирать. Вот так жили.
В Новый год мы собирались – праздновали учителя. Помню, Анна Алексеевна ушла в декрет, седьмой класс дали мне классное руководство, который она вела. И первый у меня выпускной класс был после Анны Алексеевны – это седьмой. Там ребята были переростки. Этот вечер запомнился. А потом еще был у меня класс, вечер типа выпускного был. Шура Папушина, помню, Дубоусова Шура, Тамары Федоровой мать, техничкой работала, топили печки, рано приходили, круглые были такие печки, особого холода не помню, но печное отопление было.
Уже в этой школе я вела восьмой класс, потом я ушла в декрет, наверное, второй раз уже. Павел Андреевич взял класс, у него был девятый, десятый тогда был. Это был 1954-1955 год. После седьмого класса поступали в техникум в основном, вот выпускники после седьмого класса пошли в основном в техникум учиться. Ребятишки уходили после седьмого класса в техникумы, а потом поступали в институты, ведь никольские как-то очень любили железнодорожные институты, туда в основном поступали, Гуляевы вот.
В Саблино кто-то, может быть, и ходил, но немного очень. Миронова рассказывала Лидия Степановна, что пошли туда, а потом вернулись, потому что через год уже восьмой класс образовался у нас. Ездили на учебу в Питер через Поповку. Пешком ходили. Там же не было дороги, а на Саблино не было попутной машины. Я однажды ехала, помню, на попутной машине с пьяным шофером Ворониным. Темно уже было, приехала в Саблино – темень, надо идти пешком восемь километров. Гляжу, машина стоит, я подошла: «я в Никольское еду!» «Довезу, садись!» Мы доехали до Графской горы, у него машина заглохла , а дорога-то была не здесь, а там была дорога, был спуск опасный очень, мост был старый. Надо спускаться. У него заглохла машина, он вышел и говорит: «Ты нажимай, я буду ручку крутить». Я нажимаю на тормоз, а он ручку крутит. Я говорю: «Давай я выйду!» «Нет, ты сиди, я довезу, все в порядке будет, не бойся, в порядке все будет». Так вот я нажимаю на тормоз, а он крутит. Поехали с этой горы, я думаю, сейчас влетим – нет, доехал, не попал в реку. А Кутузов бывал в реке. А новый мост не сразу ведь появился. Ой, много лет прошло, точно не помню, долго по тому мосту ездили, дорогая была кривая, и был такой спуск, что многие шоферы улетали. Вот я ехала так однажды. Когда выпускала этот класс, не было медалистов. Почетные грамоты были, были хорошие ученики, а медалистов не помню. Самодеятельность была, вожатство было, я помню, Галины Петровны сноха была вожатой, Лариса, когда я училась во втором классе.
Когда была там, не ходила в походы. В походы стали ходить в этой школе. Когда я стала вести географию, первый раз пошли в поход в сторону Мги. Ночевали там. Нас Григорий Иванович, физкультурник, оставил одних и ушел. Первый раз палатки мы поставили, мальчишки камни кидали в палатки, ночевали там по Мге. А потом Олег Петрович сделал меня сначала туристом, а потом организатором. А сначала я говорю: «Не ходила в походы ни разу». «Ничего, научитесь!» . Когда работала, несколько было случаев подрыва. Какие-то мальчишки ходили на Песчанку и там собирали патроны. Мой Сережа ходил с Котовым Валеркой собирать, и дед обнаружил однажды у Сереги патроны и все, что угодно. А когда я была в походе на Синявинских высотах, Исаков Вова такой спрыгнул в ров и руками начал там ковырять. «Ой, девчонки, что-нибудь делайте!» Так они схватили его и оттуда вытащили.
