Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я , Корнильев Олег Иванович , родился в 1939 году под Псковом, а до войны Середкенский район относился к Ленинградской области. Мать моя родилась в Ленинграде, а отец на Псковщине . Как они встретились, я не спрашивал. После и я там родился. Детей в семье было семь человек. Один брат там умер. Осталось три брата и три сестры. Старший брат в войну погиб под Смоленским. Мать, Пелагея Андреевна, умерла в 1948 году, когда ей исполнилось 53 года- у нее был порок сердца. Отец работал при железной дороге. В армию его не брали. Мать у него инвалидка была. Ну, а он на железной дороге работал. А потом, когда блокада началась, мы жили на Урале, на станции Чусовая. Уезжали в эвакуацию четыре семьи или три. Одну женщину в пути от бомбежки убило. Мы в теплушках ехали. Село Окуловку проезжали, до сих пор помню , как два немецких самолета стали обстреливать наш эшелон. Когда началась бомбежка, все разбежались. Солдаты в вагонах сидели, а мы как раз кинулись кто куда, в рассыпную. Сестры были постарше меня. Я был самым младшим. Третья потерялась, а две в вагоне осталось. Отец и мать с ума сходили.
А потом, помню, как на путях самолет горел, как его сбили. Куда немецкий самолет этот летел, не знаю. Помню, после того, как все прошло, солдаты стали винтовки складывать , ну как шалаш. Потом варили американский концентрат – пюре гороховое. И так вкусно было! Я это запомнил на всю жизнь, так это было здорово. Нас несколько дней держали, потому что пути там все были разбиты, эшелонами было забито все. У нас в вагоне стояла чугунная печка, а в ней дырка то ли от пулемета, то ли от самолетов. Я еще помню, что палец туда засовывал, в эту дырку. Интересно же, что там. Старшая сестра потерялась во время бомбежки, но через несколько месяцев нашлась. Она была самая старшая среди нас. Она- то знала, куда мы едем, вот и нашла нас в Тосно. А одну тетку убило прямо в вагоне, она не успела выпрыгнуть. Она единственная там была без семьи. С нами в вагоне ехало три семьи. Помню, что с нами были Зватковы и Артемьевы. Сейчас они живут в совхозе «Ушаки». Отец был приписан к железной дороге, его направили сюда, к совхозу «Тосно» , он обслуживал железную дорогу. .Отец согласился жить здесь . В Тосно тогда дома еще пустые были , в Рязани. Это тот край, что ближе к церкви, за речкой . Заняли дом на новой улице, самый ближний к совхозу . А потом владельцы этого дома приехали. Поэтому надо было что-то свое строить. Брату старшему тогда было 16 лет примерно. Вот они с отцом разбирали теплушку, мы переселились сначала в нее, напротив новой улицы, а потом стали потихоньку строить. Там как раз между домами были бункера немецкие из бревен. Там немцы жили между домами. Вот эти бревна растаскивал отец с братом, строили дом напротив.
Мы в Тосно приехали в 1944 году. Проспект Ленина вообще не тронутый был, вдоль дороги стояли двухэтажные дома, такие старинные, с проемами, потому что Тосно очень быстро освободили. Вержбицкий командовал войсками. Наши за один день, по-моему, все улицы расчистили . Сгоревших домов мало было. Здесь стоял так называемый американский железнодорожный мост. Там постоянно валялись платформы обгорелые с этой стороны. Но все это постепенно разобрали. В 1949году, когда брат приехал из армии в отпуск, мы дрова тогда ходили рубить в совхоз через речку. Нам местные рассказывали, что там был лагерь концентрационный. Мы рубили там остатки от сараев, заборов, колючей проволоки. Пять лет спустя после войны прошло. Это шел 1949 примерно год. Мы тогда там еще два черепа нашли, а еще кости там лежали. Мы выспрашивали у местных стариков, которые жили в самом последнем доме, которые в оккупации в Тосно жили, что тут было в войну. Они уже старенькие были. Женщину пожилую звали Мая, мы ее расспрашивали, и она говорила, что тут был лагерь немецкий. Тут держали наших русских солдат, и она говорила, что там были и гражданские. У бабули висела на стенке фотография двух полуголых детей. Они на снегу босыми стояли . Эти дети были в лагере. Одному лет семь. Что-то украли они или что, и их расстреляли. И немцы сделали фотографию. И одна как-то у них оказалась фотография. Потом дом у них дом сгорел и не знаю, сохранилась или нет эта фотография.
Потом нам еще один человек об этом лагере рассказывал. Он на нашей улице жил. Во время войны он в Тосно жил ,чем занимался, неизвестно. Его милиция однажды пришла арестовывать после войны за то, что он с немцами как будто был связан, но его потом отпустили. Оказывается, он был связан с партизанами, фамилия его Моторин. Сын у них был моему брату сверстник.
Голодно тогда жили. Есть было нечего, все продукты были по карточкам, их в 1947 году отменили. Магазин был в Рязани в самом конце. По-моему, до сих пор стоит этот магазин за большим мостом. У нас картошка была, ей и спасались. Не знаю, как мать с отцом сообразили купить корову. Это нас и спасло. Три сестры, брат, – четверо детей и мать с отцом больные. Как прожить? Отец в 1953 году умер. Учился я в школе на Коллективной улице , сейчас там детский садик, по-моему. Учились мы в три смены . Школа называлась Железнодорожная No27 . Потом ее сделали ближе, вот здесь, за музеем, слева. Ее построили в 1950 -1960 годах. Я сначала учился в Железнодорожной, а потом в белую школу пошел. Она называлась белой, потому что она была вся в белый цвет покрашена. В нашем детстве игрушек не было, это сейчас много игрушек .
Даже мячей не было , мяч надо было где-то покупать. . Мячи мы гоняли, когда мне было уже лет 12. Мы собирались человек по 30 и гоняли мяч целыми днями. А когда мне было 7-8 лет, то я патронами играл. Патронов было много, ракет много немецких. Разведем в конце улицы костер и туда патроны бросаем . А они бах-бах! А нам же интересно! Несчастные случаи тоже случались с ребятами, ведь это опасные занятия!!! Патроны бросали в костер ребята повзрослее, кому лет по 15-16. Там Звонков* такой был, он этим занимался. Ему пальцы оторвало. А тогда же ни скорой помощи, ничего не было. Столько крови он потерял и умер. Лет 14-15 ему было. Опасно было ходить за противотанковыми рвами. Сейчас они засыпаны. Был ров большой, который тянулся от церкви и до железной дороги. А потом от шоссе и до леса тоже тянулся овраг на правой стороне дороги. Там было все заминировано, и люди там опасались ходить, конечно.
Однажды подорвался трактор, когда разминировали поля. Это происходило, когда стали расширять дорогу Ленинград – Москва. Тогда еще много мин находили . Мины мы не таскали, а если что – то найдем, то и тащим к минерам. Когда приезжали минеры, мы им говорили: « Дядя, возьми нас с собой». Они же мины где-то искали. Нас не брали, а мы за деревянной церковью спрячемся и смотрим, а потом идем искать. Мальчишкам же все интересно- возраст такой. Немецкое кладбище было за железной дорогой, за домом культуры, за церковью. А потом это все бульдозером сравняли, построили кинотеатр летний на этом месте, а на берегу речки построили танцевальные площадки. И это все построили на месте кладбища, прямо на костях. Это было, вроде, в 1948 году, был какой-то указ, чтобы немецкие кладбища с лица земли снести. И кости они оттуда не вытаскивали, а просто бульдозером сравняли и все. В школе помню учителя Михаил Альбертовича. Он был хотя и стареньким, но очень умным и грамотным. Дети его любили. Помню, что директором школы был Николай Александрович Румянцев. Николай Александрович почти напротив школы и жил.
В этой школе две сестры и брат мои учились . Одеть нам почти нечего было. Отец один работал плотником. О чем там можно говорить. Нас, детей, четверо было, пятая мать. От брата перешьют, а я донашивал. Ничего, все выдержали потихоньку. Писали мы на клочках бумаги, какие найдем. А раньше такие были грифельные доски и типа карандаша, только потоньше. Пишешь на нем пример по арифметике или математике, а потом взял тряпочку, стер, а потом опять пишешь. Материал на грифельной доске такой черный, но это была не деревяшка. Учился я нормально. Сестра на отлично, брат – тоже. Смен в школе было по две, а потом по три. В пять вечера начинали Хорошо помню партизана Поэгле. С его сыном мы вместе учились. Он был как-то связан с партизанами. После войны он стал начальником большим, как сейчас у нас глава администрации. Рыбы тогда много было в реке. Раньше и речка глубже была. Говорят, и раки были. Но рыбу ловить времени не было. Надо уроки делать, дома там что-нибудь помогать родителям: картошку окучивать, отцу помогать. Отец крышу крыл, помогали, доски в стопку складывали, гвозди из них старые вытаскивали. Гвозди были не такие, какие сейчас. Брат старший техникум закончил, сестра техникум медицинский закончила и в Тосно всю жизнь отработала фармацевтом в аптеке, где сейчас рынок. В Красном Бору вообще ни одного дома после освобождения не осталось, все сгорело. Это и понятно – там же была линия обороны. Когда проезжаешь мимо Красного Бора , то видишь много прудов, а в них мы видели, как танки тонут Когда наши хотели первый раз прорвать блокаду, там стояла Спасская дивизия, вот они там и провалились под лед. Они не думали, что там пруды эти, это до войны там глину добывали. Так эти котлованы и остались, заполненные водой. Прямо рядом со станцией, слева, два танка вытащили, с правой стороны. В школе электричество было, а дома с лампой керосиновой сидели.
В центре города было здание двухэтажное, там парикмахерская была. Здесь где-то магазин был, а потом появился на углу. Где универмаг был, сейчас салон связи стоит , старое здание снесли, построили другое. Почта была у нас там, где сейчас музей находится. В этом здании радио было. Его включат, и на все Тосно слышно. Уйдешь за Ушаки за грибами, и все равно хорошо слышно было. В Тосно все время музыка гремела в громкоговоритель, тишины не было в городе.
Когда брат ездил в Ленинград за семечками, за отходами от подсолнухов, то видел, как немцы висели на Староневском. Они там повешены были. Московский вокзал был вообще разрушен. И направо и налево. Пленных немцев видел. Раньше в Тосно была Железнодорожная школа No27, она находилась там, где сейчас «Отель Тосно» . От того здания после оккупации только одна треть осталась, потому что туда бомба попала. Мы ходили в эту школу No27 . Там вокруг было огорожено, и пленные немцы работали на этих развалинах.. Потом куда их дели, я не знаю. Они жили в старом здании, но не больше года. Война, когда кончилась, даже не помню. А вот когда война с Японией закончилась, это я хорошо запомнил. Здесь аэродром был в Тосно, и в тот день как раз кукурузник пролетел над всем Тосно и листовки разбрасывал.
А любимое блюдо у нас тогда было вот какое: картошку нарежешь на тонкие кружочки и на плите жаришь. Сейчас это чипсами называется. Местные приезжали, приходили к своим домам , смотрели, не взяли ли что-нибудь немцы. Все там свое искали, из домов вытаскивали . Разрушенных домов не очень много было. Вот здесь был разрушен дом, возле вокзала. Весь горелый был. По Ленинскому проспекту все было целое. Когда на вокзал ходили, в основном, стояли двухэтажные дома, немцы не успели их сжечь.
