< Все воспоминания

Трошина (Ананьева) Кира Александровна

Заставка для - Трошина (Ананьева) Кира Александровна

Война началась, когда она жила в Утичье Плюсского.

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

До войны мы жили в поселке Дружная Горка Гатчинского района Ленинградской области.

Мне было три года. Бомбежек не помню. Мы поехали в деревню в Псковскую область. Ехали своим ходом. Лошадь была запряжена, и корова была привязана, и мы с братом, который на четыре года старше, сидели на телеге. И мы добирались до бабушки так в деревню Утичье Плюсского района Псковской области – мама, бабушка и мы двое с братом. Наша бабушка приехала за нами, и мы поехали.

Мне запомнилось, что мы ночевали: заходили в избу и просились на ночлег. И у меня была круглая подушка, и все время ее держали при себе. И мы так ночевали несколько ночей, помню это. А когда приехали в деревню, я уже не помню. По дороге бомбежек не было.

А еще там жила маминого брата жена, и трое детей у нее было. И мы там жили в доме всю войну.

Тревожились люди, были в ожидании, что придут немцы. Мы ходили одетые, что было, то и надевали, чтобы можно было бежать. Река у нас была широкая – Плюсса. На той стороне были дежурные, я помню, на лошадях они были, и предупреждали, что идут немцы. Какие-то узлы делали и бежали в лес, и так мы жили в землянках.

Еловые леса. Большие старые ели. И мне запомнилось, что под елями было, видимо, заранее что-то сделано: лапник был, и соломенные маты, и ветками, как в шалаше. И так мы и жили и летом, и зимой. Костер горел, готовили, воду кипятили. Вот так мы жили, пока нас не предупреждали, что немцы ушли. У нас в основном перевалочная была база: немцы придут, поживут и уходят. Потом приходили другие. Если мы не успели убежать, они нас из дома выгоняли. Мы жили в сарае или бане, на сеновалах. А они наш дом застилали соломой, и жили немцы у нас в доме. Бабушка готовила им. А мы сидели в сарае, нас не выпускали. Одно слово «немцы» приводило нас в ужас, хотя так лично я не видела, чтобы они что-то плохое делали. Кругом были пожарища, огонь горел.

Они поджигали, видимо, взрывали. В нашей деревне один дом взорвали, и горел. Было страшно очень. Потом у нас была дома, ребят много у всех. Одни женщины да старики. И мы жили у нас в доме. Деревня была – все родные были между собой. Мама, все родня были. Маминого брата жена – у нее были две сестры и брат, у каждого свой дом. И мы так жили, как одной семьей. У нас была корова на всю деревню, и мы, взрослые, эту корову прятали от немцев, потому что, если бы коровы не было, смерть была бы. Они приходили и все забирали.

И один раз немцы эту корову отобрали у нас и угнали. Мама что сделала со своей золовкой, женой брата: они пошли следом за стадом, ночью нашли стадо и увели обратно корову домой. И опять мы зажили. Немцы даже не заметили, там же стадо было. Они шли по деревням и собирали скотину, кур забирали, баранов. Они приходили, и сразу запомнилось: посреди деревни горели костры. Там они готовили. Баранов, овец много держали, кур, коров.

В соседней деревне повесили девушку из нашей деревни. Ее уже мертвую привезли к нам, и мы ходили, смотрели на нее. И мы думали: «Чего так долго лежит, а не встает?» Не доходило, что умерла уже. И конечно, мы все время были голодными, у нас была мечта что-нибудь поесть.

Партизаны были кругом. Они были все время. Немцы уходят – приходят партизаны в деревню, им тоже надо кушать. Они тоже чего-то просили. Конечно, они не отнимали, но все равно как-то их снабжали. Ну хотелось покормить, обогреть. Потом, кроме них, еще были и дезертиры, выходили из лесов. Я была ребенком, но знаю, что их тоже боялись. Все голодные, надо было что-то кушать, раз деревня, значит, что-то есть. Но подчищали все. У нас в огороде или за баней рыли ямы, застилали соломой и туда прятали овощи, капусту, свеклу.

Трошина Кира Александровна
Трошина Кира Александровна

В оккупации сажали что-то взрослые и собирали, прятали.

Было ткачество, юбки на нас были надеты доморощенные, мама у нас тоже хорошо ткала, все это я помню, видела. Дрова заготавливали. Да, запас был, наверное. И корову кормили чем-то. Мылись в банях.

Штаб немецкий был в нашем доме. Все время начальство. У нас дом был посередине и не к лесу был стороной, а к другой улице. Немцы, кто бы ни приходил, все останавливались у нас в доме. И даже потом, когда советские войска пришли, тоже в нашем доме остановились.

Один раз пришли в деревню такие красивые офицеры. Мне было уже 6 лет. И мальчишки, мой брат и двоюродный, им по 10 лет было, и они учили их стрелять из ракетниц. Им нравилось. А потом, как патроны или стаканы, мы ими играли. Игрушек не было. Бабушка в деревяшку закутает и как куклу делает, и так играли.

В стекляшки играли. Ходили по улице собирали всякие стекляшки от бутылок, банок и раскладывали. В магазин играли, раскладывали: это морковка, все по-деревенски. Коров доили.

Я помню, по деревне шла одна, деревня была пустая, я иду – и вдруг отряд немцев навстречу по улице, и я когда увидела, остановилась и плакала. Они на меня не обращают внимания, идут дальше, а я стою и ору, пока меня домой не увели.

С пленными немцами я жила после войны – у нас через дорогу был лагерь немецкий.

Как только освободили Дружную Горку, мама с двоюродной сестрой, ей 16 лет, обратно уехали. А мы там с бабушкой оставались. И уже был 1945-й год. В школу надо было идти. И пошли в первый класс. Я помню, мне привезла такое платье красивое, как в клетку мелкую черное. Все ходила, как матрена. Такое платье красивое и красные ботиночки. Так я с ними не расставалась: ложилась спать и вешала над кроватью, так что такая была одежда у меня.

До Дружной Горки уже ходили паровозы. На паровозы не пускали никого, и я помню, нас запихали в тамбур. А машинисты пускали пар, и звук был такой пугающий. Мы орали. Ну так добирались на паровозах.

Дружная Горка не пострадала сильно. У нас в поселке был стекольный завод, был известен на весь мир. Его основал немец, и они берегли, не был разрушен. И дома не были разрушены.

Единственное, что там было много, – партизан. По разговорам взрослых, немцы хотели сжечь население и сгоняли всех в школу. А у нас была канава и мостики. И когда женщины шли, детей пихали под эти мостики – прятали: «Да, сиди там и молчи!» Их всех загнали в школу и хотели поджечь. Но спасли партизаны – со слов уже мамы.

Когда мы вернулись, я пошла в школу, в первый класс. Напротив, через дорогу от нас, были два дома – лагерь немцев. Стекольный завод на торфе работал, и их посылали торф заготовлять. Папа у меня на этой дороге работал машинистом, и вот они возили туда немцев. Вагоны, как коробки под торф. И я помню, уже после войны в лес ездили за ягодами, за грибами. А поезд проходил, и нельзя было останавливаться. Поезд замедлялся, и мы спрыгивали. И вот мама меня забросила, я оглянулась – а там немцы сидят. Со мной была истерика. Они постелили шинели, а мне от одного вида было страшно, пока мама меня не успокоила. А немцы, когда их ведут на работу, поют песни – они строем идут. А мы маленькие на крыльце сидим, и кричим: «Ах ты, немец проклятый, слышишь грозное советское “ура”!» А они не понимают, машут нам. Одежда была у них оборванная, а так ничего. А один раз, когда мы жили в деревне, они помогли. Один дедушка косу отбивал, а брат стоял рядом и смотрел. И ему осколок прямо в зрачок, и мама напугалась. Мне было все равно. Я брата схватила и к немцам побежала. И ему сделали операцию и спасли глаз.

Это было в Утичье Плюсского района во время войны.

А так бы глаз потерял. А после войны было тяжело. Кругом было все напичкано минами, патронами, а мальчишек столько из-за этого гибли, калеками остались. Все, что найдут, им надо в костер бросить. Много их погибло.

В Дружной Горке не было названий улиц. Да нет, были: улица Урицкого, дом 18, были, были. Номера домов, где  пленные немцы были, – 19 и 21 номера.

Они были обнесены колючей проволокой, вышки стояли по краям. И наши солдаты охраняли.

Вроде в 1947 году их увезли. Когда все освободили, мы бегали по этим домам и искали все время игрушки, стекляшки. Ерунду собирали. Потом отремонтировали дома, и там жили люди.

Я часто туда езжу. У меня там сестра живет, все родители похоронены, бабушки. А вот в Утичье, на мамину родину, всегда тянет. Там я не была уже лет 20.

Деревни же распадаются. Когда ездила с сыном туда, наш дом стоит, а так дачники на лето. А наш дом заколочен, крыльца нет.

 

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам  узнать и сохранить   истории   жизни. Помочь можно здесь 

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю