< Все воспоминания

Полячков Михаил Григорьевич

Заставка для - Полячков Михаил Григорьевич

Дело не в морозах – смертность, голодная смерть. На людей в такой обстановке, что они лежали, никто не обращал внимания. Я и сам отдыхал на мертвеце, посидишь – и пошел. Вот смотришь на него и думаешь, что завтра в таком же будешь положении, чего бояться- то. Ну, вот видите, у нас две из пяти – девчонки, 1933 и 1936 года, двух сестер я потерял. Все было съедено, даже птицы не летали, не говоря уже о кошках, потому что птицы рядом с людьми, есть чего поесть, а кто с рогаткой, кто как, и даже крыс не было, им же тоже надо было жить, не было под домами крыс. Все живое было съедено. Ну, если уже так, может быть, я вас напугаю, людоедство тоже было, многие случаи. Даже своих детей ели.

Никто из нас не вечен. И ветеранов с каждым годом становится меньше и меньше. Помогите  нам  СОХРАНИТЬ  истории   жизни  и донести их детям.

Помочь можно здесь.

Я родился в Орловской области Залевощинского района в деревне Архангельской 25 ноября 1925 года.
Да, 90 лет в этом году. И самому не верится. Папа был крестьянином – в бедной семье крестьянской в Орловской области жили три мужика, поженились и жили в одном доме, кое-как ютились, кто в сенях, кто здесь. Строительства не было, а населения много, вот так перебивались. И поэтому мы поехали за добром. Крестьяне занимались крестьянским делом, с 15 лет я с отцом уборкой занимался, к хозяйству приучен и знаю, как запрягать лошадь.
Мы в 1940 году из Орловской области переехали на Карельский перешеек, там после Финской войны был такой призыв в густонаселенных районах РФ – Орловская область, Курская область, Ярославская область… И мы туда приехали всей семьей – пятеро детей, папа и мама. И прожили мы там год, и началась Великая Отечественная война. Когда война началась в 1939 году, мы еще были в Орловской области. И разговоры были, мол, ну и что, это же далеко. Понятно, что это нас не касается же. А вот в 40- м году, когда я учился в 8-м классе, нас уже готовили. У нас было военрук, старший лейтенант Финской войны, и он прямо говорил, что от войны мы никуда не уйдем. Он сам 1939 -1940 й год в войне уже участвовал. А тут еще наши ввязались, освобождали Украину в 1939-1940-м, да Прибалтику. А нас уже готовили, вот я говорю, не к той войне мы готовились. У немцев в основном танки и бронетранспортеры, все на колесах. А у нас пехота, сам учился – прикладом бей и в атаку. Это называется, готовились к защите Отечества. Я как военный сейчас уже могу сказать, что готовились не к той войне, прямо скажем, это ошибка, опоздали мы, надо было раньше. Третье – допустили ошибку, что в 1939 году ввязались в Финскую войну и Западную Украину. Бандеровцев освободили на свою беду. Они же немцев встречали хлебом-солью. А нас обстреливали. И даже когда уже освобождали эту территорию, мы идем, а стреляют нам в спину. И поэтому пришлось в первые дни войны, да и народ-то готовили к чему, что воевать мы будем на чужой территории. И разобьем все малыми силами, а все оказалось наоборот. И народ первые дни, конечно, растерялся, много очень войск погибло. Пограничные войска тоже потеряли – 50 процентов вооруженных сил мы потеряли в 1941 году. А весь 1942 год пришлось наступать, 10 процентов территории потеряли, а проживало 65 процентов населения, это называлось оккупированной территорией. И она была самая развитая, шесть республик – Прибалтийская, Молдавия, Белоруссия и Украина и семь областей центральных оказались под немцами. Самые развито экономические оказались на территории оккупированной.

В 1939 году началась Вторая мировая война, когда Германия напала на Польшу. В это время наши уже засуетились, во-первых договор был мирный о ненападении. И здесь уже дележка, кто кого обманет, Сталин Гитлера, или Гитлер Сталина. Они друг с другом соревновались, в этом смысле можно делать сравнение. Наш вождь и Гитлер – это два вождя народа. И все к границе было переброшено, эшелоны стояли, с обмундированием, с запасами всего. И все это оказалось в первые дни войны уничтожено. Эшелоны с обмундированием, с боеприпасами. А начали демобилизовывать, у людей нет оружия. И в 1941 году можно сказать, не было никакого сопротивления, просто попадали в окружение. Вот под Киевом, ну вам это ничего не говорит, а когда вам цифру назову, что 650 тыс. попало в плен, представляете, что это такое?!
650 тыс. – это только в Киевском котле. Ну 4,5 млн, из них 3,5 млн в 1941 году попало в плен. Они, немцы, по дорогам шли, окружали, наши-то готовились, что мы цепью так пойдем и будем наступать. А они не делали, по дорогам окружали. И потом уничтожали. Враг не сдается – его уничтожают, естественно, наши сдавались в плен. И вот таких было 4,5 млн пленных, из них 3,5 в 1941 году. Вот было такое, что оружия не хватало, потом наклепали, оно пошло, заводы и фабрики эвакуировали. А они уже продукцию стали выпускать, хотя еще и стен не было. В шатрах уже танки выпускали. Так что в 1943 году наша армия была уже вооружена, во всяком случае, уже новой техникой. Я по себе сужу. Потому что когда я пришел в армию, там уже из старой техники довоенной ничего не было, сожгли все, танки были на бензине, с тонкой броней. А когда я пришел в 1943 году, там у нас был танк Т-34, Кировский завод сделал, и автоматы ППШ появились. Трехлинейки – винтовки Мосина ни у кого не видел, карабины были, вся артиллерия была вооружена и наша танковая армия. Все были вооружены автоматом ППШ, пистолет, пулемет Шпагина.
Помню, как война началась. Помню шутки, где-то мы отдыхали. И экзамены закончились, я закончил 8 классов, радости сколько. А потом по радио услышали, что началась война. А на пятый день отца забрали. А перед эти шли разговоры, что идет война где-то далеко, и мы тоже так считали, что далеко, и в Луге так считали. Войска-то пошли с Кенигсберга. А 650 км до Луги, они за 19 суток были в Луге. А Луга 45 суток сдерживала, вот в чем и заслуга, почему город воинской славы.

Я из детей самый первый был. А последний – 1940 года рождения. И в августе 1941 года, когда начали в 1941 году наступать, мы оттуда бежали. И под Ленинградом остановились, и попали в блокаду. И в блокаде были до 22 ноября 1942 года.

Мне не хочется вспоминать, это была не жизнь, как в аду. У нас не было ни жилья, ничего, и вещей же было мало. Бежали мы, ну, знаете, как бежали, что было на себе, это лето было, а тут зима. Мне роль выпала, как старшему, 16 -й год был, и я как хозяин. Отец, когда уходил в армию, сказал: «Ну что, сынок, остаешься за меня, смотри за всеми. А на мне были три девчонки и парень 1940 года рождения, и я стал за хозяина. И карточки отоваривал, и ходил, получал их, магазин – на меня, и делил порции, 125 грамм на каждого человека на три части делили, потому что завтрак, обед и ужин, а потом еще на семь разделить. А больше почти ничего не было, кроме хлеба. Хлеб давали постоянно. Самые были тяжелые ноябрь, декабрь 1941 года и январь 1942 года.
Дело не в морозах – смертность, голодная смерть. На людей в такой обстановке, что они лежали, никто не обращал внимания. Я и сам отдыхал на мертвеце, посидишь – и пошел. Вот смотришь на него и думаешь, что завтра в таком же будешь положении, чего бояться- то. Ну, вот видите, у нас две из пяти – девчонки, 1933 и 1936 года, двух сестер я потерял. Все было съедено, даже птицы не летали, не говоря уже о кошках, потому что птицы рядом с людьми, есть чего поесть, а кто с рогаткой, кто как, и даже крыс не было, им же тоже надо было жить, не было под домами крыс. Все живое было съедено. Ну, если уже так, может быть, я вас напугаю, людоедство тоже было, многие случаи. Даже своих детей ели.
Да я сам видел. Мы были в блокаде во Всеволожском районе, два барака на торфоразработках. В бараках были цыгане, тоже выселены, и решили сделать колхозы, и у них ничего не было, жили в бараках этих и почти всех своих детей поели. Я заходил в барак, потому что наши тоже там были, беженцы. Это все было. В 1942 году с 22 на 23 февраля через Ладогу вывезли нас. А отец к этому времени был демобилизован, воевал он на Пулковских высотах. И пропал без вести. Я-то потом установил, что значит без вести… Он был артиллерист, прямое попадание бомбы, разорвало на куски
А по Ладоге вывозили на машинах, нас было 9 человек, три семьи – наша и две семьи без детей. Ночью было, увозят ночью. Кое-как обстреливали. Бомбили в основном, когда на баржах увозили, там много гибло людей. По 300-400 человек гибло. По зимнику, во- первых, ночью и все темно, обстреливали, но не попали. В воронку наша машина попала, нас перегрузили в другую и потом везли дальше. У меня рука замерзла. А сестра 1930 года на ногах пальцы отморозила. На другую машину погрузили, и не укрыться ничем, 35 градусов было мороза.
Приехали мы, одна девочка у нас 1932 года рождения умерла от голода в блокаде. А вторая замерзла на Ладоге, в Тихвинском районе похоронена. А нас в Вологодской области сняли с поезда, уже в вагонах была половина мертвецов. А в Вологодскую область приехали – тоже было голодно.
Там народ был хороший, и колхоз определили. Нас вылечили, распределили. Я и мать стали работать. Потом через два месяца сказали, мол, давай в ФЗУ, оденут тебя – у нас одежды же не было тоже. И главное, кормили. И получишь специальность. А мать с дочкой и сыном 1940 года в колхозе работали.
Когда приехали, дали дом, правда, только окна и двери были. Больше ничего. Но стали приносить – кто кастрюли, кто сковородку, потом мебель, кровать дали. И так устроились. А в каждой деревне, не только в Вологодской области, было 350 домов, пять домов нежилые были. И выжили.
В мае я поступил в ФЗО. А потом мать, когда я ушел в армию, из этой деревни через два года уехала снова на Карельский перешеек. Перебралась, когда территорию освободили в 1944 году. И она туда переехала и там же похоронена. Сестра моя 1930 года рождения там живет. Я каждый год туда езжу, и женился там, и учился там, в 1948 году женился в Приозерске, в 16 км от нас Ладога. Я туда езжу. Мать, конечно, святое.
Я закончил школу и осенью меня отправили работать в Магнитогорск, там 2 месяца побыл и оттуда мы сбежали, потому что условия тяжелые были. И пошел добровольцем в армию. Попытался в декабре 1942 года пойти в армию. Мне было уже 17 лет. И кто возьмет, а тем более, ребята были с 1924 года рождения… меня оставили, я снег убирал, печки топил. И 10 января 1943 года меня в армию призвали. И вот я начал служить 10 января 1943 года в запасном полку. В полковой школе меня выучили на минометчика, через два месяца присвоили звание сержанта и оставили служить. В августе 1943 года я был в этом полку. А в 1943 году отправились на пополнение – на фронт под Курск. Как раз там заканчивалась Орловско-Курская битва и я попал в первую армию танковую. Когда нас высадили из эшелона, построили, 500 человек было. Смотрят на меня – высокий, так окреп, спрашивают, сколько званий. Я говорю, у меня 8 классов, мне: 8 классов – это же высшее, пойдешь в разведку. Какая разведка, я же минометчик. Нам минометчики не нужны, научим. Так я стал разведчиком первой танковой армии. Ну, в разведке там все было интересно, но по возрасту мне 18-й год шел. Все было интересно, молодые были в разведке 18-20 лет. Здоровые были мужики, были два тюремщика. Они были здоровые и в группу захвата входили. А с автоматом в разведку 5-6 человек ходили. За «языком» ходили. Ну, «язык» – это такое понятие: взять противника, человека, и он должен рассказать все сведения. Это называлось за «языком» ходили. Одно дело наблюдать или документы взять. А другое дело, когда человек непосредственно с противником.
Помню, хорошего взяли «языка», майора, он много очень знал. Хотя, какой попался, мы же не выбирали. А наша была задача – привести, сдать и все. А потом уже отдыхали. И к следующему поиску готовились. Я ходил за «языком» только три раза, а так просто бои, засады. Все время на задании. И никогда приказы не отдавали, все время говорили ребята, что завтра идем, надо то и то делать, вот был порядок. И уважение было, на фронте, это особое положение, особые условия. Все выявляется на второй день. В бою сразу видно, кто трус, кто герой. Кто не соображает ничего. Приходили такие офицеры, чтобы показать себя, сразу видно отношение. Говорят ему, мол, слушай, пули летят со всех направлений и пули убивали. Майора одного убили, что неуважительно относился к солдатам. Я командовал взводом, меня никто ни разу не назвал «товарищ младший лейтенант», а только «командир», а один набирался смелости – «сынок» звал меня. Так ему было 32 года, а мне 19 лет. Вызывают нас задачу ставить, обязательно идет кто-то вслед и слушает. Я еще не успел рот открыть, что мы будем делать, а они уже – мы знаем, мы уже делаем. Вот так было. Но охраняли они меня. У меня погибло 11 человек, и человек, наверное, 15, пока всем взводом командовал, и 15 человек ранено. И сам, конечно, был и ранен, и контужен, но благодаря им остался живой. Благодаря тому, что «не лезь ты, зачем ты лезешь вперед, мы сами знаем, что делать». А как же не лезть, ведь ты командир, надо показать…

А так освобождал, ходил в разведроте, не один, там же 45 человек было, три танка, три бронетранспортера, я был командир бронетранспортера, освобождали город, например, Казакин, на Украине, мы на рассвете, полпятого ворвались туда и столько шуму наделали. Больше 1000 человек было и разбежались. Они не ожидали, что мы туда, не с тылу, как обычно, а с другой стороны. Население, конечно, помогало, старик один вывел нас туда. Танковый полк шел, через мост. Немцы думали, что паровоз идет, они включили фары, и тихонько вошло 20 танков. А последними освободили два эшелона, были огненные, не наши украинцы. Так все время, глаза и уши – разведка. Нас уважали, привилегированные были люди. Нас ценили. Командир у меня был герой Советского Союза, старший лейтенант, помню, я уже стал офицером, и он погиб. Случайно, конечно, но на войне, как на войне.
А в сентябре 1943 года уже бои. Учился уже на фронте. Воевал разведчиком 9 месяцев в Первой танковой армии. Задают иногда вопрос: «А что это такое?» Ну, если задать парню, он, конечно, не ответит, что это такое. Это специальное подразделение, оно почетное, отбирают туда… было 500 человек, только 5 взяли в разведчики, научили, страшного ничего нет. Но самое главное – способности, нужны наблюдательность и выдержка. И не нужные вещи, такие, как курение или водка. Потому что в разведке приходилось и в засаде сидеть, там же не закуришь, а тем более пить. Вот таких людей брали туда. В разведке в основном задачи выполняли не по приказу, никто нам никогда в жизни не приказывал. А говорили, что через несколько дней надо взять языка, выделяют людей, выбираем место в обороне и ведем наблюдение за противником, как правило, метров 500, или 1,5 километра. А потом на рассвете уходим на задание с целью взять разведчика, противника. Вот так ходил на разведку, два раза неудачно, но возвращались мы третий раз – привезли «языка». И первая моя награда в 1943 году в ноябре – медаль «За отвагу», я потом покажу ее. И все пошло так, разведка, разведка. Воевал я на Украине, в освобождении Киева не участвовал. Киев освободили в ноябре 1943 года, мы уже шли во втором эшелоне. А так Западную Украину в течение года, все в боях было. Очень были тяжелые бои. Особенно опасными были бандеровцы, это были очень страшные люди.
Сейчас говорят – это обособленная категория людей, которые не имеют своей оседлости, просто размножались, как можно больше. Это уже в послевоенное время люди выросли. Может быть, есть причины мстить, потому что, как правило, их братья, матери были репрессированными. И мы их ловили, очень много уничтожили. Они сейчас мстят нам, считают себя хозяевами на Украине. А в 1944 году я участвовал в освобождении Варшавы после Украины, в 1945 году 15 февраля мы освободил Варшаву. Награжден Орденом Красной звезды. А к этому времени я закончил курсы младших лейтенантов при Первой танковой армии. Тоже послали как смышленого, опытного сержанта – надо быть офицером. И послали, 4 месяца учился, принял взвод 25 человек. И так с сентября 1944 года стал командиром взвода. И до конца войны воевал в Первой танковой армии, но уже не в качестве разведчика, а автоматчика на танковом десанте. Как только в бой, а на каждый танк выделял по 7-8 человек, и они сверху передвигались, а потом, когда надо было, применял как пехоту. Были вооружены. Так до конца войны прошел, и закончил войну в Берлине, 2 мая, командиром взвода.
Я попал на 1-й Украинский фронт и в Первую танковую армию, мы попали в зону бандеровцев. И нам было очень сложно. Об этом вспоминал и командующий. Поодиночке не ходили, обязательно поймают. А они охотились за формой и за оружием.
Бандеровцы творили, что говорят, так и есть, они расправлялись с нашими военными. А командовал как раз 1-м Украинским фронтом, Ватутин, сейчас памятник есть, и они же его подкараулили, он попал в засаду и ранили, и умер он в Киеве. И поставили памятник, а сейчас бандеровцы хотят его снести.
Памятник хороший такой, в Киев я через пять лет вернулся сложить, во Львове был, закончил львовские курсы политсостава, киевское артиллерийское училище, в Житомире закончил 10 классов. Сын родился в Житомире в 1952 году. В 1957 году второй сын. И для меня сейчас, что происходит, очень болезненно. Я всю местность прошел эту. В правобережной Украине я все города знаю. Но я вам только те назвал, которые связаны с учебой и где сыновья родились. И, конечно, воспринимать болезненно.

Я же сам-то политработник, в армии отслужил. Я все время говорю, если бы мы Ленинград сдали, неизвестно, чем бы вообще война закончилась. У немцев задача стояла, чтобы сперва взять Ленинград, а уже потом только Москву. Я отвечаю на вопросы, почему не сдали Ленинград. От голода же умерло около 1 миллиона человек. Да военных 950 тыс. погибло. А погибло из-за того, чтобы удержать. Там 30 процентов было военных продуктов, даже в блокаду работал Кировский завод. И танки выпускали. А кроме Кировского, и Ижорский завод работал, все эти заводы были военные. И на Украине старались, Харьковский завод тоже танки выпускал.

Я в блокаде не работал. Только на оборонных работах. Нас, подростков, кому 16 лет исполнилось, и приобщали, мы ходили. Я два месяца работал. А потом уже после войны, когда я приехал служить сюда в Лугу, избрали меня председателем совета ветеранов. А в Ленинграде познакомился с председателем совета ветеранов Всеволожска, ну, мы разговорились, он спрашивает, мол, чего не вижу у тебя медали «За оборону Ленинграда»? Я говорю, что медаль ввели в 1943 году. А я в 1942 году уехал. «А как ты говоришь, что работал?» А я говорю, нас же кормили, и списки там были, он говорит, тогда это не проблема, и нашел списки, что привлекались к работе, и получил я медаль, в 1987 году получил. Как участник обороны Ленинграда.

В Западной Украине никак они нас не встречали. Во-первых, там была хуторная система, там нет деревень, хутора, один дом. И никого мы там гражданских не видели.
Там они жили, единоличники, или, например, родственники – три, четыре, пять домов. Как в Прибалтике и в Польше. Ведь Польшу мы так и не сломили, оставили колхозы. Тогда были во всех республиках, у них система хуторная, и на Карельском перешейке тоже было так же. Новую часть, конечно, построили, вот где моя сестра и племянница живут.
Поляки встречали более открыто. Но не сказать, что с великой радостью. А что вы думаете? Они знали прекрасно, что нам нужно, зачем идем сюда. Освободили свои территории и все. Зачем сюда? Это естественно. А так встречали с радостью, с цветами, это и в Германии было. Не все же фашистами были. А немцы-то у меня и в Луге были знакомые, говорили, что солдаты вели себя нехорошо, плохо вели эстонцы.
Ну, они же охраняли лагеря, концлагерь здесь в Луге, где стадион, одни эстонцы были в охране.
Я закончил войну в Берлине. В 600 метрах от Рейхстага и Брандербургских ворот, они там недалеко друг от друга. Река Шпрее. Как раз омывает Рейхстаг, кольцом.
Мы победу отмечали 2 мая, когда война для нас закончилась, а 9 мая – это уже здесь, в Советском Союзе.
Как закончилась в Берлине война, все мы там отмечали. Все, что можно было, выстрелили в воздух. Из оружия все патроны. А уже со 2-го мая не было действий боевых. Стали немцы сдаваться.
Они же очень дисциплинированные, если приказ комендант отдал, что прекратить военные действия, уже все. Они в своей среде не допускали провокаторов, уничтожали, потому что знали, что стрельнет, а несут все ответственность, прекратить, значит, все. А перед этим по всему городу были развешены белые полотнища. Из каждого окна полотнища, простыни или что. Многие из окон стреляли, а для того, чтобы себя обезопасить, они, раз флаг висит, знали, что стрелять не будут. Ну, город был, четырех- трехэтажные дома, старый город.
Его бомбили в основном на окраине. В центре ничего. Рейхстаг же остался целый. И канцелярия, и инженерная, центр города не разбит был. А окраина была разбита, где бои шли. В Рейхстаге в самом, где бои шли, так его не возьмешь, во-первых, стены все кирпичные, до метра толщиной. Это нужно прямой наводкой, да еще тяжелая артиллерия, чтобы разбить. У них были на улицах устроены баррикады и там установлены танки, пушки. И метро они затопили со своими людьми. Ушли, открыли шлюзы, чтобы наши войска не пошли, а там уже немцы были. Потом, когда уже пошла вода наверх, трупы оттуда выплывали. Госпитали у них там были. Они шлюзы открыли специально, чтобы не допустить продвижения наших войск.

А когда в Берлине закончилась война, друг на друга смотрим и нет слов. А чего, какие слова, война закончилась, никто не верит. Притом действительно была неожиданность. Мы ультиматум предъявили с 31 на 1, они не приняли, а там было 500 человек, гарнизон. Ну, думаем, последний бой… И вдруг объявили, что война закончилась. Приняли с 1 на 2 мая ультиматум. Я помню, 5 мая пошли по ступенькам Рейхстага, 4 или 5 офицеров, фляжка была с водкой, не коньяком, 100 грамм, и мы по очереди из горла выпили, обнялись, песню спели, подпевал что-то. Это уже 5 мая. И даже никто из нас не пытался расписаться, потому что все расписывались, на высоту двух человек. У нас мыслей не было. Все было переписано, и краской, и нацарапано, мы были в Берлине – и все. Они многие вещи оставили для памяти. Я же Берлинскую стену строил в 1961 году.
Мы охраняли – немецкие войска строили. 45 метров по городу и 90 метров за город, Берлин был разделен вот этой стеной. Трехметровые бетонные плиты, 1,5 метра ширины и так ставили, метро тоже было перегорожено. Электрички ходили, ну, там был тупик, за двое суток построили. Все бетонные заводы работали на стену берлинскую. Ну она возникала, потому что Берлин оказался на территории ГДР,а в нашей зоне меньше проживало, чем в других, а потом войска заняли территории и начали безобразничать, и наши перекрыли все, и сообщение только стало по воздуху самолетами. И самолеты идут, идут, «Дугласы» грузовые, а у них два аэродрома в центре города. Так оказалось, что… приняли такое решение построить стену.

После войны я остался служить в Германии на 10 лет. Всех молодых офицеров, которые не закончили училище, собрали в отдельный полк, назывался полк офицерского состава, 1500 человек, и устроили казарменную жизнь. Из офицеров уже начали выбирать, кто хочет служить или кого увольняют, или кого уговаривали. Меня уговаривали, чтобы я остался в кадрах служить, и я остался. Меня послали на курсы усовершенствования офицеров, группа была оккупационных войск, а потом это слово убрали через 10 лет. Я закончил курсы повышения офицеров, участвовал в параде победы 7 сентября 1945 года. По одной дороге, но не в одной шеренге с американцами, французами. Как раз дорога между Брандербургскими воротами и Рейхстагом. Нас было 200 человек офицеров, об этом параде мало кто знает, фильмов не было, было запрещено снимать, снимали только радиостанции Би-би-си. Она тогда существовала и кино снимали. А наши не делали. И вот наша офицерская коробка было 200 человек. Мы проходили 7 сентября 1945 года. Так и назывался – парад союзных войск антигитлеровской коалиции.
А потом во многих местах я нашел, где об этом пишется. Вот генерал армии Варенников, который в «Матроской тишине» сидел, он как раз возглавлял вынос Знамени Победы на параде в 1945 году. А потом дослужился до генерала армии. И он описывает, что Жуков провел парад в Москве 24 июня 1945 года и туда он возвратился, а он тоже должен был поехать на парад, но роста не хватило, 188 отбирали и более заслуженных. У него было два ордена, а там было по пять орденов, и он не попал. И Жуков когда уезжал, а он командовал войсками после армии, сказал, что будет, мол, и вам парад. И раз пообещал, а был он человек дела, маршал, после парада в Москве приехал, с союзниками переговорил, а не провести ли нам парад. Они согласились, это было обговорено в июле. И начали готовить парад. Но войск еще не было союзных, Германия была разделена на 4 зоны и Берлин был разделен. А потом они объединились. А вот где парад проходил, это зона оказалась Английская, там памятник стоит, где были трибуны. Я уже забыл, как район называется, на этом месте памятник, они его и сейчас содержат, хотя и хотели убрать танки, а в нашей зоне тоже памятник – солдат стоит с ребенком. Он в отличном состоянии, я был в 1949 году на открытии памятника. Немцы уже два раза его ремонтировали. А потом они отказались участвовать, потому что в это время началась война с Японией. А они ждали, чтобы показать, кто сыграл роль в разгроме Японии. Все равно решающую роль мы внесли в победу с Японией. 3 сентября закончилась война и они говорят, что будут участвовать. За 4 дня до парада сказали. И уже отмечали конец Второй мировой войны, это был не парад победы над немцами, а конец Второй мировой войны. Заканчивалась Японская война, и под эти лозунгом они согласились.
В Германию отбирали отборные части, туда попасть – за счастье. Не всех туда брали. Служили, конечно, на территориях немецких бывших воинских частей. Заборы понастроили, деревянные, часть советской территории, а кругом другое государство. Так и служили. Если учения провести то поручали сообщить, что тогда-то в таком-то месте будут учения, и за ущерб, который мы приносили, мы платили. Если деревья поломали или землю там чего…

И я в 50-х годах служил , а потом заменил на Прикарпатский округ на Украину, там было три округа, вот этот специально создавали в связи с бандеровской кучей.
Да, специально создавали, со столицей во Львове.
Столкновений там не было, они там все время охотились только на одиночек и, главное, потом, когда они завладели орденами и одеждой, уже под наших начали одеваться. Так было до 1953 года. Я в 1953 году приехал служить туда в округ, мы занимались еще, и, будучи офицером, попал в эту зону, где они размещались.

А здесь, понимаете, человек работает в поле, все нормально, а ночью с оружием пошли на охоту. 23 тысячи наших погибло после войны от бандеровцев. А в 1956 году венгерские события и мне пришлось быть там три месяца, восстанавливать советскую власть.
В ноябре мы уехали, а в феврале вернулись. Приехали, а там лозунг: «Русские, убирайтесь домой, вас обманули», таким плакатом встречали. А там сменился режим и не могли справиться. А наша была только одна дивизия. В это время, говорят, там был Андропов знаменитый, Юрий Андропов. И они не могли справиться и ввели туда нашу 4-ю танковую армию. И почти три месяца мы там восстанавливали советскую власть, я там был замполитом. Выгоняли народ, чтобы они шли работать, комбинат был металлургический на Дунае, и если они отказывались работать, туда силой сгоняли, чтобы дом не затопить. И так работали. А потом режим установился и мы вышли оттуда. Я приехал в Житомир и мне снова говорят, что придется ехать в Германию. А я говорю, что только отслужил, приехал. «Вот и хорошо, вперед!» В 1957 году снова в Германию. Учился я на курсах офицеров, в гарнизоне служил. Но здесь я уже был с семьей, в ноябре 1957 года родился сын. Когда я уезжал, показали мне его в окно, а на следующий год в марте перевез туда в Германию и 6-7 лет там служил, и в 1963 году заменился в Ленинградский округ на Карельский перешеек. Есть такая станция Грузино, там была дивизия, она здесь была тоже известна и там я служил. В 1963 году я туда приехал, а в 1967 меня направили служить в Лугу. И с 1967 по 1973 году я служил в Луге и уволился здесь. Мои дети учились в 3-й школе. Полячков Сергей закончил с отличием, второй – Юрий, тоже учился в 3-й школе. А потом уже младшего сына дочка Лена закончила 11 классов, а внук в 6-й учился, заканчивал… Когда я в 1973 году уволился, я уже туда ходил, а до этого жена занималась.
Я армии 30 лет отдал. Невольный человек, и с 1950 года, как приехал в Житомир, я закончил курсы политсостава. И с 1950 года до увольнения я был политработником, воспитывал пополнение.

На Параде был, уже не первый раз, в 2000 году был, в 2005 году был в Москве, а сейчас тоже еду. Один-единственный из Ленинградской области. И вот нашли. Но тут стечение обстоятельств, когда я туда ездил, из Ленинградской области 7 человек – Герои Советского Союза, и я там был в группе. И сейчас должен был ехать Грецко, но он умер. И стали искать, и остановились на мне, и сопровождает меня выпускник 6-й школы Олег Юрьевич, 1980 года рождения, мой внук.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю