< Все воспоминания

Покровская (Антипова) Валентина Алексеевна

Заставка для - Покровская (Антипова) Валентина Алексеевна

Потом война в 1945 году закончилась, отец не пришел. Было извещение, что пропал без вести. А он служил, была с ним женщина. И мама ходила пешком, где он служил. Пришла туда, женщины этой не было, только мать ее. Мать говорит, что был мужчина. Он таскал раненых, шел бой, в окопах сидели. Пополз, видимо, и пропал.

Никто из нас не вечен. И ветеранов с каждым годом становится меньше и меньше. Помогите нам СОХРАНИТЬ истории жизни и донести их детям.

Помочь можно здесь.

Меня зовут Валентина Алексеевна. Я в 1931 году 13 марта родилась.

Когда война началась, мне было 10 лет. Я самая старшая была. А дальше – еще сестра. Две сестры было и три брата, шесть человек было, двое маленьких. Во время войны умерли, один – от воспаления легких. Мама была беременная. И когда началась война, она в конце 1941 года родила еще девочку. И во время войны она тоже маленькой умерла. В больнице, я помню, ее качала. Когда мама уходила, она плакала, и я плакала с ней вместе.

Отца, когда началась война, сразу забрали. Он работал продавцом в деревне, 6 км от Самино, Залежье деревня. Отец был высокий, красивый. Он дом построил, не успел доделать. Фундамент не успел залить – война началась. Всех лошадей и мужчин сразу забрали. Мама поехала провожать. А мы, дети, собрались провожать. Мама была маленькая ростом.

Вспоминаю их, плачу.

Отца взяли на фронт. Мы остались. Мать – в колхозе. Хотя мы все малыши, я нянчила маленьких последних. Мама уходила. Потом эти малыши, я уже не помню, то ли в 1942 году, то ли в 1943 году умерли. Коленьке уже 2-й годик был.

Мальчик умер от воспаления. Врачей не было, а дома нечем лечить. Я сама болела воспалением, так тяжело мне было. Ни больниц, ничего не лечили, сама мать лечила. Питание было какое-то первый год. Отец был в магазине, оставалась крупа либо что. А дальше – уже 1942-й год. Только еда, хлеба мы не видели. Сладостей никаких. Всю войну – только картошка, капуста, выращивали. Если картошки до Нового года не хватало, весной самый голод. Картошки на семена оставляли. Капусты было много.

Картошка гнилая остается в земле, ее собирали, и крахмал там, и делали лепешки. Мне они нравились. Мама, весной птички поют, и мы едем лепешки. А летом щавель собирали. Ошпаришь кипятком – и как щи. Ни крупы, ничего не было. А когда лепешки из травы, клевер с ним, лепешки пекли. Очистки картофельные добавляли, так меня тошнило с лепешек.

В лес ходили. Катя, сестра, она младше: я – 1931 года рождения, она – 1932 года рождения, на год младше. За грибами ходили. маслухи, все собирали подряд, сушили. Не разбирались, есть червяки или нет. В супе попадали, я брезговала, конечно. Работала уже.

У нас под окном были колхозные гряды, морковка была через дорогу под окном. Я эти гряды от ребят караулила, чтобы не дергали морковку. Все приходилось полоть. Я серпом хорошо владела. Маме дадут 15 соток – и сажали овес, ячмень для колхоза. И все убирали, увозили, давали по 800 грамм. Мама крутила, и в щи зимой добавляли. Потом молотили зерно в колхозе. На палке палка привязана, расстилали на гумне, снопы делали. Так женщины и дети, не я одна, еще были девочки, тоже помогали. Потом просеивали это все. Рожь или горох таскали. А горох садили подальше от нас. На среднем, на верхнем поля были. Так мы ходили, горохом питались летом. А когда нужно было таскать лен, таскали. Лен сажали. По лесу расстилали лен. Тоже не знаю, для чего. Сушили, молотили, обрабатывали. А маме много досталось. Сенокос, граблями помогали. Лошадей не было, колхозные поля деревянной лопаткой копали. А что оставалось, весной собирали, а что не вымерзнет, так еще лучше. Все поля перекопаем, так и пахать не надо. Пекли лепешки. Одно время у нас стояла воинская часть. К нам поселили двоих – то ли лейтенанты, а простых солдат – по другим домам. И для этих двух солдат мама пекла хлеб, и они нам оставляли. Круглый такой хлеб. Однажды я полола морковку колхозную. А день был солнечный. Смотрю: самолет низко летит, а у нас не было аэродрома.

Летит самолет. А я стою, смотрю: чего летит? Огоньки какие-то. А хорошо был рядом военный, он меня схватил, а оказывается, это строчат пули. Немцы летят.

Потом когда зима наступит, нам дрова все на санках. У нас Катя неграмотная осталась. Я до 4 классов доучилась, потому что ходить не в чем, снегу много навалит, не чистили. А я приду, забираю брата Мишу. Он 1934 года рождения. Забираю его на санках, и возим дрова. Еще лед такой, у нас озеро под окошком, лед стоит, мы по этому льду на санках. Ольха да береза, а то и сосну найдем здоровенную, все спилим, и таскали. Всю зиму на санках. А летом идешь с лесу за грибами, несем жердину, что найдем, дома пилили. Газа не было, света не было. Свечек не было, лампадку зажигали. Когда лучину зажигали, уроки делать тоже плохо. В пятый класс начала ходить. Когда война закончилась, мама была жива в 1945 году. Все радовались. Кое-как 1945-й год, голод был, ничего не было. Сажали и брюкву в колхозе. Я помню, как бомбили Самино. А мы в школе даже, дом двухэтажный трясся, т.е. в Залежье. А в это время мама повезла картошку тете. И в лесу, не доезжая село Турчик, она присела в лесу. А там бомбило: кому ногу оторвало, лошадиная нога валялась. Это в 1944 году бомбили село.

Потом война в 1945 году закончилась, отец не пришел. Было извещение, что пропал без вести. А он служил, была с ним женщина. И мама ходила пешком, где он служил. Пришла туда, женщины этой не было, только мать ее. Мать говорит, что был мужчина. Он таскал раненых, шел бой, в окопах сидели. Пополз, видимо, и пропал.

Всего было два письма, последнее – что окружены, сидят в окопах, в голову ударило, и больше писем не было. Последнее письмо, а одно с дороги, и больше не было ничего.

В Книге памяти он есть. На доске почета первая его фамилия: Антипов Алексей Алексеевич. Он бы, может, и не пропал без вести, когда мне мама рассказала, как он погиб. Я написала, что отец погиб.

Мама в 1946 году 26 марта умерла. Ее отправили зимой на заготовки. У нас печка была времянка, а трубы железные, забор рядом, маленькие дети заберутся на печку, Мишка лучин нащепит – до пожара недолго, а я караулила. Мамы нет, а потом весна 1946 года. Она простудила ноги, они ходили на заготовки. И она получила грипп и лежит на печке, бредит, у нее высокая температура. А председатель был Костин Павел. Он был с одним глазом, раненый был – пришел с войны. Поставили его председателем. И он ее отправил на заготовки. Я была такая злая на него. Лошадь не давал. Потом совсем ей плохо, завернули в одеяло и в больницу увезли.

Две недели она лежала. Лечить нечем – ни уколов, ничего. Я каждый день ходила. Приду – она меня не узнает, ничего не говорит. У нас был теленок. Мы вырастили корову, и ей надо было телиться, я ухаживала, поить надо было. Наказано было понемногу давать, чтобы хватило. Пришла, корова отелилась. Потом нам бычка зарезали. Я жарила мяско, угощала. Молоко да сыр наварила. Первый удой был. Дусю Якушеву накормила – она к нам ночевать приходила. Все боимся ночевать. А зимой, когда мама была еще жива, все на русской печке спали, фуфайки под головы, ни одеял, ни подушек. И так спали, пока холодно. Пол холодный, вода мерзла в умывальнике. Потом мама умерла. Я последний раз пришла, успела ее застать живую. Стали кормить ее кашей манной, а ей худо, она при мне и умерла.

Легкие у нее. Ее сестра увезла хоронить в Журавлево. Там мы ее похоронили, потому что там ее родители, мы маленькие. Дальше что, когда она умерла? Чего делать, не знаю. А мамин брат уже с войны пришел живой. И он меня, Катю и Мишу в Журавлево забрал. А Витя лежал в больнице. Когда мама умерла, он сидел на печке в этой же палате. Он туда забрался и там сидел. Он лежал в больнице. Он упал на льду, и у него на груди распухло. И на спине – плеврит костей или что-то такое. И он попал в больницу. А потом в детдом его забрали из больницы. Я приду его навестить – он от меня прятался. Я его приманю, такой был стеснительный.

И дядя нас забрал. У него жена была председателем колхоза в деревне Журавлево, они голода не видели. Приходила – и молоко у них, и кашу варили. Я поправилась, и меня даже не узнавали. В школу не пустили нас в Журавлево. У Кати один класс и был. Миша подрос, уже лошадь умел запрягать, возил дрова из леса. А у нас реки не было, воды не было. Колодец был глубокий, и ведра нужно были деревянные таскать. Когда мама умерла, и нашу корову увезли, кто маму в лес отправлял, он повел корову. И пошли мы в Журавлево весной. И я отстану – корова ко мне привыкла, она остановится и не идет. Я подойду – и она идет. Бывало, приду из колхоза, она ко мне бежала, я ухаживала за ней.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю