< Все воспоминания

Никифорова Екатерина Григорьевна

Заставка для - Никифорова Екатерина Григорьевна

Когда началась война, она жила в деревне Ушницы.

Мы сохраняем устную историюПомочь нам можно здесь. 

 

Я, Никифорова Екатерина Григорьевна, родилась 04 декабря1927 года в деревне Оредеж Оредежского района, Ленинградской области, а сейчас это Лужская область.
Когда началась война, 16 лет мне было. Я была в деревне Ушницы. От Оредежа 30 километров. И у нас ушли 17 или 16 человек молодежи. Всю молодежь партизаны взяли, а меня-то мама…, если бы не вечером поздно, так меня бы и не взяли бы. Ну что -16 лет девчонке. Потому что немцы к себе забирали молодежь, на работу и везде.
Как это происходило? Из окружения пришел солдат, Саша Хаев, и он как-то связь держал с партизанами. Немцы были в деревне и в районе. Вечером договорились, потому что немцы собирались деревню выселять. Ну, он и передал партизанам, чтобы приходили и забирали нас, иначе нас тоже немцы захватят. И мама меня отпустила в отряд партизанский.
Она говорила: «Ну, не к немцам же».

Рисунок3
Никифорова Е.Г. первая слева, 1941г. (до войны). Попала на Волховский фронт в 11 бригаду в октябре 1943г. Партизанский отряд возглавлял Дмитрий Негода. Все трудности партизанской жизни она перенесла еще молоденькой девушкой, которой исполнилось всего 16 лет, но на ровне с мужчинами она выполняла задания по уничтожению противника

Места у партизан определенного не было, как задание сделаем, уходим на другое место. Потому что немцы, они на постоянном месте, у них оружие и все. А мы-то на себе все носили. Мы пришли в партизанский отряд уже в 1943 году, самолеты не летали. Сами себя, говорят, обслуживайте. Ну, у партизан я, конечно, многого не помню.
Была где-то у нас база, оружие…
Помню, недалеко была железная дорога, подрывали партизаны эшелоны немецкие, мосты. Ну, и я с ними. Так особо я ведь не знала, что подрывать, хотя я сама участвовала в операциях, нас брали с собой.
И потом, когда мы приходили, делали шалаши. Ведь зима-то была.
Не было у нас такого, чтобы мы на одном месте жили. Все в разных местах.
Жили больше в шалашах, не в землянках.
Холодно было. Я обморозилась. В каком месте – я не помню. Да и не интересовалась, куда пошлют, и все. У нас было распределение по группам: одна группа и командир этой группы, другая группа. Называется рота. Но а мне-то девочке… Что удивительно – я не боялась, все были парни по 20-23 года. А у нас командир был и говорил, что в каждой группе командир ответственный, чтобы девочку беречь. За это у нас было очень строго, если будут приставать или что. И не было такого.

И вот ходили на задания. Ночью идешь – снег, холод, не спавши, а мы идем на задание, идти надо в другой раз, а нас же ищут, если мы наделаем чего. Нужно идти след в след по дороге, так и шли. И вдруг уснешь и пойдешь в сторону. Сзади на место поставят, и идешь дальше. И есть было нечего, нужно было еду доставать. Это специальные люди там были, у немцев. Негде было доставать, потому что население из деревень потом угнали все, кого в Латвию, кого в Германию. Немцы себя-то снабжали. А потом они из деревни ушли, и картошка была в погребах.
Сначала в разведку шли, а потом уже под эшелоны, в разведку часто ходили.
Так вот именно, что всегда в ночное время. А давали задания-то с Ленинграда же. Не сами по себе мы действовали. Ну и вот, в последний раз чего я обморозилась. Нужно было подрывать немецкий эшелон, шли долго, а уж в каком месте, вот, я думаю, что около Оредежа, а может, около Луги, и еще Батецкий район. Пришли, подорвали, а немцы-то… Мы сюда-то шли по мосту, а потом, когда подорвали эшелон, немцы мост-то заняли, и нам нужно было переправляться зимой по речке вплавь. А я еще плавать-то не умела…
У нас не было речки в деревне. Ну, конечно, ребята-то что, они молодые, плавать умеют. А еще и лед ведь. Декабрь месяц. Ну вот, а потом немцы сзади, почему нам нужно было по речке идти, потому что мост они заняли и больше никак не пройти, а сзади они с собаками. Ну вот, когда мы поплыли, они не стали нас преследовать. Ну и прошли мы километра 3, а ночью устали все, мокрые, ну и сказали: «Привал, отдыхать и не спать, потому что мокрые все». А я уснула. И меня пожалели разбудить. Ну, собственно, сидели- то только по 20 минут. А раз мороз, долго, что ли… Так я с ногами и до сих маюсь.
Отморозили ноги. Некуда было направлять. Кругом немцы. Я потом не ходила на задания. А ухаживала за ранеными.
Ну чем лечить-то в партизанах?
А я ведь с винтовкой, нас научили стрелять. А потом ходили также в лагерь, вот например, пришли мы откуда-то, кто-то спать, а кто-то на пост. По очереди, целый час стоишь.
У костра грелись и готовили чего, если принесут.
Потому был отряд-то, а вот, например, 12 человек группа. Там 12 человек или, может, 10, отдельно все, и каждая группа сама по себе.
И задания, как правило, группа получала тоже свое.
Ну, задания, это уж общее было, распределяли их. И комиссар был, и начальник отряда был.
Группа за себя отвечала, и готовили себе сами.
И следили за порядком.

Рисунок2
Никифорова Е.Г. 1941г. (перед началом войны) Екатерина Григорьевна ушла в партизанский отряд, когда ей было 16 лет, вместе во своей сестрой А.Ф. Ворониной, они стали бойцами 11-ой Волховской партизанской бригады.

Две девочки погибли. Одна в партизанах, а другая уже в армии. Когда немцев отогнали, нас, раненых, отправили в госпиталь. А некоторые служили. Девочки, которые погибли, они ходили тоже на задания и отстали от группы, и немцы их настигали. И командира группы ранили немцы. А к немцам партизанам попасть нельзя в плен, он говорит: « Нина, ты убей меня, потом себя!» Она так и сделала.
Его убила, а потом себя. Так говорили, кто был там.
Она от нашей деревни 1,5 км жила.
Я раньше ее знала.
В этом партизанском отряде из нашей деревни много было девушек и юношей,
а потом нашу деревню эвакуировали. Вот мама у меня была в Латвии. И сестры, и брат,
их вывезли,
Свои лошади были, колхозные. А с Оредежа уже направляли, куда нужно. А потом, когда я с госпиталя пришла… Меня ведь там оставляли в госпитале: «Катя, оставайся за ранеными ухаживать будешь!» Не хватало людей тоже. А я: «Нет, домой!» Ведь знала, что родных нет. Потому что мы приходили в нашу деревню, и она уже была пустая. Ходили на задание и мимо нашей деревни, и она уже была пустая. Но все равно пришла. Ну и что пришла? Пустой дом, ни хлеба, ничего. 1944 год был. Ну хорошо, меня мамин брат приютил, семья у них они уже вернулась, они спрятались. У них тоже немцы ранили дочку, сестру мою. Они вернулись домой и спрятались. Ну, потом люди возвращались, кто спрятавши были, кого не эвакуировали, не были угнаны в Латвию. И стала я жить в шинели, в сапогах.
Потом люди стали приезжать, колхоз стали поднимать. Я научилась пахать на лошади. И косить, и на стогах стоять. Все колхозную работу делала.
У нас большой был отряд. 11 бригада считалась, Волховская.
А потом же ведь еще были где-то партизаны.
Потери не особо большие были.
Партизаны, они ведь не вступали в бой, им не интересно, оружие-то на себе. Много ли настреляешь. А немцы- то, они деревни заняли, они были хозяевами.
Так вот: поезда их подрывали
Много техники пустили под откос. Они же на передовую едут. А нам сведения передавали. Связь-то была с Москвой.
А один раз напали немцы на лагерь.
Так я подавала автоматы. Мужчина стрелял, а я подавала.
Они пришли пьяные, их всех и перебили. И сразу же перебили. Собрались мы уходить в другое место.
Нам оставаться нельзя, они снова придут.
Собак у них не было. Я помню.
А они пьяные пришли. Они очень боялись партизан, мы же их в плен брали. У нас в деревне стояли немцы, и потом попали два немца к партизанам, к нам. Языков-то надо было брать. Потом их расстреляли.
Страшно было, но я не боялась. Вот не боялась почему-то, и все.
Еще я застудилась. Уснуть было нельзя, описаюсь. А одежды-то нет. Пойдешь за кусты, снегом трусы или штаны какие набьешь, и одеваешь. Так спина теперь и болит. Все застужено. Но потом прошло. Там же медики были. Подлечивали. В летний период полегче было. Летом ходили по ягоды, грибы собирали.
Зимой было худо.

Рисунок4
Никифорова Е.Г. после окончания войны, 25 июля 1945 г. Военная партизанская жизнь закончилась, когда обморозилась в партизанском отряде и попала в госпиталь. Выбыла с фронта осенью 1944 г.

Раненых до 1943 года партизан самолеты принимали. Раненых отправляли, еду привозили, а потом : «Все! Немцев стали гнать, кормитесь сами». Но боеприпасы у них было, наверное, вооружены же были все.
Мы жили на птичьих правах. То там, то там. Вот я помню, которая наша деревня Ушницы деревня. А мы шли уже 8 км до деревни Кусоне, где я родилась, потом еще в другую деревню, потом Речка деревня, Поляна деревня – сколько это километров мы ходили? За ночь-то другой раз.
А вот последний случай Я уже была обморозивши и осталась, все от нас ушли. Наша группа, раненых, вроде, трое было, три мужика. Вот я пойду в лес, нарву от елок хвои, сварю чайку горячего и раны промывала.
А все ушли на задание в Батецкий район, там был большой мост, его нужно было взорвать. А немцы его так сторожили, что наши партизаны не раз ходили, и там погибло много наших тогда. Но все равно подорвали мост. Потому что надо было подорвать, и их угнали с этого места, и стало все по-другому. Помню, в нашей группе был Комаров Димитрий, ему было 37 лет. Командир группы, а отряда не помню. Он все время говорил: «Катюша, береги себя».

Был у нас комиссар, как его фамилия, забыла. Он с ума сошел с 1941 года, и отправить было некуда. А потом не знаю, куда его отправили.
Политработники были. Кто рассказывал, где что. Радио было.
Я не знаю, кто постарше, так может, и газеты читал, я-то была бестолковая.
Война началась, мне было 14 лет. А вот в 1943 году уже 16 лет было.
Когда в партизанах я оказалась, мне было уже 16 лет.

Была у нас одна девка, такая непутевая. Начала: «Ой, партизаны пришли!» А у нас же были предатели, полицаи, наши же. Работали на немцев. И все: «Люба, замолчи!»
Например, я ушла, а сестер и маму расстреляли бы, всю семью. Мы же все добровольно ушли. Есть те, кто и не вернулся, вот Саша, который организовал уход, погиб он. Потом еще парень, две девчонки погибли.
Так вот, удивляюсь, идешь, например, на задание, надо след в след. А ты спишь и клонит, на ходу стоя, прямо удивительно. Как вспомнишь, так страшно. А тебя парни сзади – раз : «Стой, Катерина на месте».
Одевались в то, что кто даст
Ну вот когда немцев убивали. Брали их в плен, у них брали одежду, сапоги брали, кожаные такие, и кители или что-то, стирки не было.
Снегом мылись. А вшей сколько было-то. Кругом же мужики, а мы, девки соберемся, и раздеваешься, и жаришь на костре одежду.
А пройдет три дня, и опять, то же самое. Но не чувствовали. Чесались, но не было расчесов. Привыкаешь ко всему.
Так вот, ходили по деревням, такая даль, деревня пустая, в баню пришли, стопили баню, девки первые, потом парни помылись.
А месячных не было: голод да холод. Это хорошо, что не было.
До 1943 года самолеты еду привозили и раненых забирали. А потом вот ждали, когда немцев отогнали. Так отправили в полевой госпиталь, перевязали. В бане я мылась вместе с мужиками, на носилках принесли.

Рисунок5
Никифорова Е.Г. (первая слева) – 27 февраля 1946 г. Победу встретила дома, в родной деревне. Важное правительственное сообщение пришло из района на телефон председателя об окончании Великой Отечественной войны.

Уже всех партизан домой отпустили, каких отдыхать, кого в армию взяли еще. Вот моя троюродная сестра, Воронина, Ей сейчас 90 лет. Мы вместе были, да.
Она была в партизанах, и потом в армию. А я в госпиталь.
Только группа была другая. Она была с сестрой, она умерла уже, Лида.
А потом просто она пошла в армию, она там выучилась связисткой.
Ей было уже 20 лет, она с 1923 года, когда попали в партизанский отряд в октябре 1943 года.
Забрали нас сразу. Шли от деревни 4 км, потом другая деревня 6 километров.
Их отряд стоял там. Вот партизаны нас взяли. У них был там лагерь, так и шли. Спрашивали «Не хочешь обратно?» А обратно-то как? Говорят, расстреливают, уже не отпускают!
Спрашивали партизаны, спрашивали один раз: «Вот почему ты пошла, ты же молодая такая?» Да еще отругали меня, что я моложе всех была: что вы детей-то привели.
Я не маленькая, длинная но худая такая, конечно. Но что – 16 лет, девочка.
В 1944 году было полное снятие блокады, в Батецком районе мост взорвали, немцев-то угнали. Все дороги освободились, им нужен было этот мост, чтобы дальше гнать. Так вот кого в армию, кого в госпиталь, а кого, может, отпустили.
В 1944 году расформировался наш партизанский отряд.
И я из госпиталя вернулась. В Ленинград, я и сейчас не знаю, как и что, и где. Сестры там у меня. А тогда, после госпиталя, я нашла штаб партизан в Ленинграде. Мне выдали там документы и с госпиталя дали документ. Но я его дорогой потеряла. Что в партизанах была.
Я не знаю, как потеряла. Поезда-то не ездили еще. Мне нужно было из Ленинграда ехать до Луги, а из Луги 60 километров до нашей деревни. Ума-то не было, остаться бы в госпитале и сыта бы была, и работа была бы. Не нужно было в колхоз. Так ума не было.
И ездили на передовую в товарных вагонах двери вот такие и ехали на передовую, и я пошла, мне сказали, как мне попасть, адрес дали, я и пошла, и попросилась к солдатам они ехали на передовую. И ехали мимо деревни, как в Лугу ехать. И поезд останавливался, и деревенские бабки ехали, а я уснула. А ко мне пришел солдат, захотел изнасиловать. « Мне 16 лет, дяденька, что вы?»
«А что в шинели, что ты девка, что ли?». Ну, я и догадалась: «Откройте мне дверь, я хочу в туалет!»
Он, может, боялся, что я правда в туалет хочу. И когда он мне открыл дверь, я с поезда и спрыгнула. А мешок остался с документами.
Я не знаю ведь, куда я выскочила, где эта Луга. Никак не прицепиться к поезду. Он не очень быстро ехал, но потом все же я прицепилась и вскоре поезд остановился, я пошла к машинисту и говорю: «Возьмите меня к вам в кабину!» Он говорит: «Мальчик, ты откуда такой!»
Я говорю: «Я девочка, не мальчик. Ко мне солдат приставал, я выскочила. А какой вагон, не знаю» Меня трясет всю. «Ну, садись!»
И до Луги меня довез. Я вернулась домой – это конец 1944 года.
Хорошо, мамин брат взял, семья у них уже была, так меня Екатерина: «Поживи у нас». И хлеб был зарытый тоже. Когда уезжали, спрятали. Так и начали жить. За 4 километра был телефон – все по очереди сторожили. Должна кончиться война, и вот мы ходили, чтобы узнать.

И в этот день пошли с подругами

И вот сказали, что конец войны. Что немцев отогнали.
И мы пошли обратно в деревню, чтобы сказать всем.
Пережила все. И как Господь дал сил. И замуж вышла. Больше никто не приставал.
А вот был бы случай, когда я ходила по лесу, кости собирала, другой раз волки не оленей, кого-то загрызали, так кости собирали. И я нашла нашего раненого солдата. Он, видимо, полз. И я его притащила, я одна была с раненым, и никого больше не было. Так он был Оредежский. Он приходил потом ко мне, живой остался. А он был ранен тяжело. А его там лечили в отряде.

Рисунок6
Екатерина Григорьевна в 1947 г. вышла замуж, родила двоих сыновей и до 1960 г. жила и работа на своей родине.

Хороший человек он был. Заботился.
-Я еще просилась: все ходят лагерь охранять, а мне-то хочется в караул.
Я говорю: «Чего вы меня не отправляете?»
« Да не торопись!»
Да, потом поставили. Ну, вот некому было, все были на заданиях.
Я с винтовкой стояла. И все прошло спокойно, ничего не случилось в первый караул.
У нас же был отзыв-то. Например, приходят проверять – на пароль надо отзыв.
Всех проверяли. И уходили ведь, двое ушли из партизан. Да сбежали, чего там: ни есть, ни пить нечего.
А группа-то не одна, в группе человек 10-12 было. Но мы не контачили с другими группами. Командир у нас был хороший. Может быть, даже и погиб. Нас перевели в другую группу. И начальника партизанского отряда один раз меняли,
Группа была постоянной. Потом уже к концу ее расформировали. Меня в другую группу перевели. Мне уже было там не интересно. Бабы были в основном.

Мы в основном для минирования все подносили. А те, кто минировал – это специалисты были.
Как минировали, все это видели. Подложили, взорвали – и надо бежать, потому что преследовали. В такую воду холодную…
Преследовали. Вот я обморозилась когда. С собаками были. Они думали, что мы пойдем на мост. Там было много солдат, а в воду не пошли почему то. Сзади нас были с собаками.
А мы ушли. Нам-то это на руку. Я своих не боялась. Не знаю, кругом доброжелательный был народ, парни все, все смеялись. Я же по-деревенски говорила. А они больше из Ленинграда. Солдаты были настоящие уже.
У нас в деревне окают, а мы из другой, а все равно: «А давай я тебе рукОвички» Теперь и сама забыла и носки не штопаю, а как слова…. А им смешно. Они скажут заштопать, а я «заверать».

Рисунок7
Никифорова Екатерина Григорьевна 1960 год

Если бабы были, то кто хотел – жил. Ко мне не приставали, только тот случай в поезде. Вот и русский солдат…
У нас немцы жили в деревне, так ни одну девку не тронули. У них был начальник сердитый очень, приказал, чтобы мирное население не трогать.
А когда мама в 1944 году приехали, я уже хлеба заработала в колхозе.
Они там работали. Сестры пасли коров. Братец Леша с 1939 года, маленький, сестры с 1930, с 1932, нас много, шесть девочек в семье.
А две сестры старшие были в Ленинграде в блокаду. Вот одна умерла.
Мама отправила их учиться, а тут война. И одна сестра после войны умерла в 60 лет, а вторая сестра 88 лет прожила.
После окончания войны они все вернулись в деревню.
В отряде двое нас было – я и Шура Клементьева
Он назывался – Волховская партизанская 11 бригада. Возглавлял отряд – Негода Дмитрий.
Помню стихотворение о войне:

Третий год у Натальи тяжелые сны,
третий год ей земля горяча,
с той поры, как солдатской дорогой войны
Муж ушел, сапогами стуча.
На четвертом году прибывает пакет,
почерк в нем незнаком и суров:
Он отправлен в Саратовский лазарет,
ваш супруг, Алексей Ковалев.
Председатель дает подорожную ей.
То надеждой, то горем полна,
и оставив детей, едет в город-Саратов она.
А Саратов велик от дверей до дверей,
как найти дорогие следы?
Много братьев, отцов и мужей на покое у Волжской воды.
Наконец, ее доктор ведет в тишине
по тропинкам больничных ковров,
и, притихшая, слышит она,
как во сне, здесь лежит Алексей Ковалев.
Не растраченной нежности женской полна,
и калеку Наталья ждала.
Но того, что увидела, даже она
ни понять, ни узнать, не могла.
Он хозяином был ее дома,
запевалой и лихим кузнецом,
он ли – этот бедняга без рук и без ног,
с перекошенным серым лицом.
И не в силах сдержаться,
от горя пьяна,
повалившись в дверях головой,
в голос вдруг закричала, завыла она:
«Где же ты, Леша, соколик-то мой!».
Лишь в глазах у него два горячих луча,
что он скажет, безрукий, немой.
И Наталья сурово глядит на врачей:
«Собирайте. Он едет домой».
И не видать себе друга былого, жена ,
пусть как память живет он в дому,
«Вот спаситель ваш», – детям сказала она.
Все втроем поклонились ему.
Причитали соседки над женской судьбой.
Горевал горем колхоз,
но Наталья, как прежде, вставала с зарей,
и никто не видал ее слез.
Чисто в горнице, дышат в печи пироги,
только вдруг, словно годы назад,
под окном раздаются мужские шаги,
по ступенькам стучат сапоги. И
Наталья сидит на скамейки глядит,
как склонивши в дверях головой
входит в горницу муж, Алексей Ковалев
с перевязанной правой рукой,
«Не ждала»- , говорит, улыбаясь, жене
и взглянув по-хозяйски кругом,
замечает другие глаза за столом
и другого на месте своем.
А жена перед ним, ни жива, ни мертва,
но как был он в дорожной пыли,
все поняв, и не в силах придумать слова,
поклонился жене до земли.
За великую душу подруги – не мстят,
и не мучают верной жены.
А с войны возвратился не просто солдат,
не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге, припомни тот дом,
напротив хозяйки в обеденный час
два солдата сидят за столом.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю