Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я – Александра Васильевна Нестеренко, в девичестве Полякова, 1923 года рождения .
Отца моего звали Василий Акимович Поляков, а маму- Наталья Федоровна. Отец в колхозе работал на всякой работе. Мама на скотном дворе работала, коров доила.
Помню, в деревне нашей ларечек был небольшой, а после войны приезжала автолавка, привозила продукты, хлеб, масло. В том ларьке молоко принимали. И от частников , и колхозное молоко принимали.
В деревне Староселье была только начальная школа ,1-2 классы, она находилась около Старосельского озера. И детский садик, и ясли до войны в колхозе были. Дом большой был под ясли выделен. Как раз на берегу озера. Там еще и сейчас кирпичи остались от этого дома.
А в детском саду мама работала нянечкой. Я ходила ей помогала. Всех детишек соберу, пойду с ними погуляю.
Когда началась война, мне было 16 лет. Как раз я только паспорт получила . Училась я в нашей Шапкинской школе.
Мой отец на фронте погиб. Поляков Василий Акимович . Родился в 1899 г. в Староселье. . Призван Тосненским РВК. Был стрелком. Отец пропал без вести 29.09.41. в районе д. Вороново Кировского района Ленинградской области. Ему было 40 лет, когда, его в армию призвали. Всех отправили на Синявинские болота, там они и пропали .
Когда началась война, я с мамой, братьями и сестрами в Староселье жила. Нас пять человек детей – то было . Я из детей самая старшая, младшая – Тамара , братья Анатолий, Николай и Михаил.
В нашем доме немцы жили. Тут больше поляков было, они говорили по-русски.
Помню, что молодежь вешали здесь в Староселье, а стариков – в Шапках. Очень хорошо помню одну казнь. Одному мальчику лет 12 было. Он все кричал, что партизаном не был, только батьке в лес носил хлеб, но офицер все равно его повесил. Бежали они , видимо, лесом, там их потом и схватили, ну а потом повесили. Трое их было, пацанов этих. Я их не знала, не из нашей они были деревни. Вешали прямо в деревне, как раз в центре , где колодец. Там росло большое дерево, вот там их и повесили, всех на одном дереве.
На эту казнь специально народ сгоняли, чтобы все видели. Но никто не хотел идти, всем жалко было. Зачем таких молодых губить. Потом, когда ребят повесили, мы ходили, смотрели. А потом их сняли и закопали туда, к концу поселка, у дороги, справа, как к посёлку идти. Там еще и поселок – то не начался. В лощине, за деревней их и похоронили. А ближе к новому посёлку лагерь для военнопленных был на холме между Мельничьим ручьем и нижним прудом.
А потом многих еще повесили. А хоронили их там, где родник, ручеёк течет, и вот за тем ручьем бугорок, и там всех хоронили. А вдоль дороги еще похоронен летчик, он, по-моему, в лагере был.
Потом у Шуры Хабаровой муж в том лагере сидел, а когда он заболел, немцы его отпустили умирать к жене, и Шура сама его похоронила. Только где она его похоронила, я этого не знаю.
А потом всех нас отправили за границу. А вот когда нас отправляли, тогда мы ехали из Староселья до Шапок на лошадях , а там нас уже посадили в вагоны. Мы свои вещи положили, даже корову с собой взяли . Вагоны были закрытые, только двери открывались. Вперед всех стариков отправили, а потом уже тех, кто помоложе. До Литвы мы ехали недолго. Были в Поневежисе, Привезли нас, разгрузили . Приходили хозяева, кому надо было работников, то забирал с собой. Я попала к хозяевам в дом, где было две маленькие девчонки – я нянчила их.
Я теперь ничего особенно не помню. А потом нас, всю семью, отправили в Германию . Мы из дома корову взяли, и осталась она в Литве . Ну, что в Германии делала? Все, что заставят: Молоко носила на приемный пункт, виноградники обрабатывала, и коров доила, и полы мыла, и в поле работала у хозяев,
В Германии жили в городе Френкенталь, а деревня Вермштейн, по- моему, называлась. Обижаться на хозяина было нельзя: кушали мы вместе: хозяин, бабулька еще была, потом его внучка, и жена. Потом этого мужика отправили на работу немцы. Он был здоровый, толстый, куда его взяли? Не знаю, наверное, на войну. А еще в Германии я, окопы копала.
Как звали хозяина , не помню. Они немцы, а я русская, мы как-то мало общались. Я говорила им : «Говорите мне по- книжному, а они все равно по- своему лопотали!»
Освободили нас американцы. Сначала нас в лагерь загнали, кого куда. А потом начали нас отправлять. Сначала украинцев отправляли, потом поляков, потом уже до нас дошла очередь. Мы погрузились и доехали до Тосно. Здесь мы выгрузились, а теперь как хочешь: бери свои манатки и иди в свою деревню. Мы приехали, а нашего дома нет. Баня на берегу только стоит. Остальное все – бурьян.
А ферма как была, так и есть. Наш дом стоял в том краю деревни, ближе к Сидорову. Там у дороги первый и второй дом были наши, но во время войны все сгорело. Потом нам дали сруб, когда отец погиб. Сруб: ни крыши, ни пола, ни потолка, только бревна. Здесь мы вместе с соседями и построились, рядом Ефимовы жили. Иван Савельевич.
После войны разрешали селиться людям там , где захотят. Совхозу люди были тогда очень нужны. Ну, мы снова корову завели, лошади у нас были. Тут после войны отдельно 2 колхоза было: один в Староселье, а в Шапках другой .
В совхозе я на тяжелой работе была : щебенку разгружала, восстанавливала железную дорогу «Тосно – Шапки», а летом на сенокос е работала.
Огороды у нас были большие. Сажай, пожалуйста. Сажали картошку. 36 соток у нас, дали нам участок. Вот и сажали, и сеяли, и рожь сеяли, и овес, и картошку сажали.
