< Все воспоминания

Калашников Яков Иосифович

Заставка для - Калашников Яков Иосифович

Война началась , когда он жил в селе Славянка.

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

 Меня зовут Яков Иосифович Калашников. Отец рано умер.  мать после войны воспитывала без отца .  Отец в Гражданскую войну воевал на Черноморском флоте.  Меня призвали, всех моих товарищей забрали, потому что они работали в сельском хозяйстве, а я работал в шахте, 17 лет мне было, когда я работал в шахте. Я в горный техникум документы подал, но меня взяли в армию в декабре. И так там остались и документы. А в декабре я получил, да всех ребят забрали . А я остался, я же не знал почему и что это.

 А в Финляндии шла война.

 –   1939 год сразу в Кронштадт призвали, готовили группу моряков на Финскую войну. В декабре месяце, а нас в Кронштадте готовили, учили. Рукопашному бою, на лыжах ходить учили. А в феврале мы приняли присягу и нам дали винтовки и потом стали учить нас стрелять. А  26 марта 1940 года война с финнами закончилась. И мы ничего не участвовали, не в каких боях. Но оставался в армии.

Учебный отряд и потом после учебного три месяца вроде и на корабли расписали. Я попал на корабль «Марти»- такой загородитель минный, большой корабль. А потом его после войны вроде продали куда-то.Вот я там служил матросом. И там меня Великая Отечественная Война и застала , я уже в отпуск собирался, потому что шел уже второй год, а там пять лет нужно было отслужить во флоте тогда . И два отпуска положено было. Вот в первый отпуск я собирался, и значит,  записался на увольнение со старшиной своим. И вдруг в  четыре часа тревога. А мы думали, так как  учение было, что после большого учения будет демобилизация:  кто пять лет отслужил , и в отпуск поедут те, кто два года отслужил.  А мы думали, что учения начались, все выскочили  и вдруг команда «Боевые  снаряды доставать с погреба!».

Декабрь, 1943 й год

  Достали боевые снаряды и все тишина! На мостике командир Мищерский  – капитан первого ранга, очень хороший был командир. И там офицеры помощники и наши.

И тишина, все тихо! Офицеры ходят, шепчутся  и так продолжилось до шести часов. В шесть часов завтрак. Позавтракали, тоже ничего. И потом уже в  одиннадцать часов или в двенадцать, нет в одиннадцать часов, включили все репродукторы на кораблях. А там не только мы были, и другие были дивизионные корабли, миноносцы, подводные лодки, были большие учения. И все включили огромные репродукторы и заговорили. Выступил  Молотов, и заявил о том, что внезапно напала на нас Германия. И в двенадцать часов «Тревога!». И летит самолет – такой двухмоторный, большой. Там уже, которые корабли далеко стояли, уже открыли огонь, стреляют.

Немецкий самолет. И разрываются снаряды беленькие такие, около него разрываются, а он летит и ничего не двигается, не медленно нисколько. В нашу зону прибыл, наши открыли огонь. У нашего дивизиона были сильные бронированные зенитки, семь штук. Открыли по нему огонь, он ничего, видим, что под ним рвутся снаряды, а он летит и все. И потом пошел к лесу к Финляндии лес, и дым пошел.  А думали подбили-  задымился весь, а он ушел.

 Он, наверное, летал и все фотографировал. Потому что потом через час после его полета,  с Финляндии открыли огонь, орудия дальней бойни по гавани, где мы стояли. Ну, мы якорь наш подняли, и давай маневрировать, командир дал приказ. В нас снаряд не попал, ничего, обошлось.

 Потом неделю похлопали по нам, с островов. А потом  большой митинг сделали  в июне где-то , какого числа не помню, на палубе собрались У нас была палуба деревянная-  большой же корабль. Мы расселились, выступил комиссар.  тогда считался  он говорил, что мы его убьем. Другие выступили, и выступил представитель, одетый был, лейтенант сухопутных войск, пограничник. И попросил, что создаем группу моряков, которые потом по этим островам,  у  нас были зафиксированы острова,  с которых стреляют, артиллерия большая там стоит. Он добровольцев искал. Старшина , который служил пять лет уже записывается, а мы рядом сидели, он записался   и я записался и другие тоже позаписались. А перед этим собранием, когда он прибыл на корабль , этот офицер  комиссару объяснил в чем дело . Комиссар всех старшин вызвал к себе и  договорился, что бы записывались  они в сухопутный отряд: «Запишитесь вы, и за вами запишутся тоже, но вы то останетесь».

 Ну написал , и выступает старший и говорит: «Хватит, корабль должен быть боеспособен и я не согласен, вот этот не пойдет, этот не пойдет, в общем всех старшин вычеркнул, а у нас один остался старшина, второй статьи, Мармышев фамилия его, я его хорошо запомнил» . Ну и нас взяли, одели конечно и сапоги и все, винтовки дали – пятизарядные со штыком.


Дни лечения в первом военном морском госпитале г.Ленинграда на память о дружбе и службе с Титернивским Ваней.
18 марта 1946 г.

  Форма морская, одели в морскую форму. Подошел катер, все туда на катер сели, попрощались с ребятами, старшины нас проводили. И охота такая была, что мы убьем там всех. Катер подошел. Мы на него и в порт. Прибыли в порт Наханка, там уже стояли машины. Это  полуостров.   Туда прибыли. А там уже  железная дорога, сообщение ходит.  И там уже с других кораблей тоже матросов привезли. И вот три  машины ЗИС  –  там  подделаны досками большими   борта и туда  всех посадили. Оркестр играл. Загрузились и поехали в штаб.  Где были моряки уже на одном острове потерпели поражение.  И раненые были и убитые. Прибыли туда. Там палатки и мы шли мимо палаток. И там лежали убитые.  Не красное, закрыто простынями, а показалось синяя кровь. Это  был июнь 1941 года-под конец июня. Я сильно испугался, не могу себя  пересилить. А ребята шутят. Подошел ужин уже. А я не ощущаю пищу, кушаю –  не знаю что это. После ужина построение. Командир отряда вышел с ним,  два старшины первой статьи – тоже моряки и он моряк. Речь дал, поприветствовал нас. В общем,  я запомнил только,  что он  сказал: «Паникеров и трусов расстреливать на месте».  И дальше пошли. А потом первый бой. На шлюпках нас отбуксировали к острову.  Туман и моросил дождь  – мелкий, мелкий. И вот мы там высадились. Но бой был сильный, а  меня определили к пулемету «Максим», это было самое грозное оружие.  И я второй номер ношу. Подношу патроны, две коробки патронов  – ленты пулеметные, винтовка за плечами у меня, противогаз обязательно. Но я не ощущал тяжести, я был сильный действительно.  Мне21 год был. Молодой. Крепкий.

Вот я с этим пулеметом, а первый номер стрелял. Он только ствол носил, а я носил тележку, все на плечах с колесами. А потом когда бой идет, присматриваюсь,  где камень или куст, чтобы перебраться быстро, потому что они   тоже по нам хорошо стреляли и особенно по пулемету.

Нас вас было моряков в бою наверное , человек двести.

Первый остров Хорсу  – такой остров  и стояли там большие орудия, стреляли. Вот это мы очистили и забрали по моему, и их сразу отправили туда эшелонами. Там финны и даже шведы попадались.

Была специальная рота такая, которая пленных отвозила.  В общем,  участвовал я в пяти островах – Эльхойн, Стольхойн … и забыл дальше.  Это самое начало  войны .

А потом отступать приходилось

Когда уходили с острова -приказ был. Мы  хотели были пройти по берегу к своей границе, но нам не разрешили, мол отравят вас, воды не будет и все такое. И стали эвакуировать кораблями. Специально прибыли корабли большие и целые армии, там же не только мы моряки были, а там были сухопутные войска, вот они уходили. А  меня и там еще ребят – шесть человек вызвали, чтобы бы по – быстрому части уходили, а остались боеприпасы, обмундирование, продовольствие, имущество, техника, машины.  Карта была и  должны были видеть, где  кто находится. Вот мы должны  идти и уничтожать, взрывать, подорвать,  чтобы не осталось врагам.

Да и вот этим мы занимались. Когда мы это все прошли, финнов не было. Мы были там моряки. Потом мы прибыли в порт. В порту старшина пошел к начальнику порта.  Там и катер стоял и доложил ему – кто мы, что мы. Телефоны тогда были с проводами, таких не было телефонов, как сейчас.  Ну он сказал, вот  на рейде  далеко в море  шхуна стоит эстонская. Шхуна загружена и должна идти в Кронштадт. Вот вы должны на эту шхуну высадиться и проконтролировать, чтобы она шла в Кронштадт. Сначала она должна отправиться на остров Гогланд – такой большой остров на Балтике.  А на острове Гогланд там корабли собрались идти.  Так вот смотрите, чтобы капитан – он эстонец не вывернул и не ушел. Ну, мы на катере туда рванули. Подходим к этой шхуне, борт высокий, а шорт трап висит. Мы к этому трапу. А увидел нас один на шхуне  и стал кричать что-то по эстонски.  Видимо не понял, что этом мы и за ружье схватился и бегал. Потом убежал куда то- прибежал капитан. А мы уже выбрались, доложили что вот так да так, кто мы. Он говорит: «Да я знаю!». Ему уже сообщили, что будут моряки на корабле. Он нас посылает вниз в кубрик, а мы говорим: «Нет!». Старшина говорит : «Вот тех,  которые наверху жили- их выселили, а мы наверху поселились». Ну, вот уже стемнело, стали собираться. Пришел буксир  с порта. Мы якорь выбросили, где они, а мы помогали. Буксир вывел нас с острова  уже на море, там ветер. Команда была: «Поднять паруса!». Они стали поднимать, как подняли, а ветер же, как завалилась  на бок  эта шхуна! Они бросили  все эти моряки настоящие и побежали. А мы держим, мы не знаем,  что делать. А потом раз и вернулись обратно. Она стала подниматься на киль, ровно поднялась! Они потом нам сказали, один говорил по –  русски и сказал, что  она могла перевернуться, зацепил бортами, и мы бы потонули. Вот он что.


Праздник 9 мая 1979 год. г. Черняховск. Три товарища: танкист, летчик и моряк.

Общались мы по делу только, кормили отдельно нас. А капитан говорил по –  русски  и ругался по-русски тоже. И маты кричал, я запомнил, «Русские моряки не понимают» и вот сразу матом кричал. Все учил нас.

Ну мы прибыли на Гогланд, там корабли уже были другие на Гогланде  , собирались идти в Кронштадт. А это уже было время декабрь вроде , еще  ни льда и заморозков не было. Но уже было холодно было- декабрь или ноябрь месяц. Собрались.  Когда мы прибыли и отдали якорь, якорь не достает-  наша цепь  девяносто метров не достает. Нас несет на остров.  Подошел тральщик  –  зацепил нас и оттащил. А потом нас взял швартовый  и мы стояли у него на привязи. Нас взял на буксир «Нептун»,  большой такой корабль «Нептун», помню.

Мы дошли до Лавансари  – остров, туда прибыли и там шхуна осталась. Шхуну оставили, а нас пересадили на тральщик «Ижорский» – буксирного типа тральщик и двинулись дальше на Кронштадт, а  там уже лед был, заморозки,. Но «Нептун» , «Ярмак»  – ледокол  и «Суртеев» – эстонский. Два ледокола впереди, и там штаб расположен, а потом за ним мы.  Мы даже последние были- тральщик наш.  А впереди были катера. Они палками борта расперли, потому что плохие были борта – деревянные, а лед же был, мог поломать. Ну, вот так шли все нормально. Мимо финского берега шли, а потом они, почему -то опомнились, а мы стали уже их проходить их. И они открыли огонь, но не попали, стреляли так. Ну, у нас оборвался  буксир.

Ну вот оборвался буксир. А штаб туда на  большие корабли, а те дали команду оставить и идти. И нас бросили. И нас командир тральщика этого  то  берет,  то вперед продвинется, то назад. Большие  корабли  же пошли, сломали лед, но лед остался и он так- то вперед, то назад.  И мы так двигались и прибыли в Кронштадт.

Они быстрее пришли, а мы позже. Прибыли в Кронштадт, и стали готовить нас, чтобы идти в Ленинград. Только не на корабле, а пешком по льду, через Лисий Нос, там где- то. А там уже ходит железная дорога на Финляндский вокзал. Прибыли к нам мастера, а мы же заросшие все, вши, ужас. Не мытые

А там стояли такие штуки, в которые белье бросали  и там белье обрабатывалось.  И  вроде как все вши все убивались. Мы приготовились и собрались пешком  идти с Кронштадта по льду на Лисий Нос

Лед  был настоящий  уже. Крепкий. Машины ходили там даже. Пешком туда приходим, там железная дорога. Вагончики такие. Три или четыре вагона таких настоящих. Мы погрузились туда и прибыли на Финляндский вокзал. Это уже по моему 1942 – й год шел. Январь  1942 года, кажись вот так, время так шло, ну вот, выгрузились оттуда  и пешком с Финляндского вокзала, через большой кажись Литейный мост или какой уже забыл название, прошли  и стали идти по городу туда в порт, не в порт, а в главный штаб. Он находится и сейчас там же- площадь Труда что – ли.

Мы туда стали идти, а снег идет, засыпано все. Тут лежат убитые -желтая пена из глаз, с ушей, замерзшие все были.

  Блокада была уже.  Много  было мертвых, нас это тронуло. Прибыли мы в порт на площадь Труда. А там уже много было тоже народу: и моряки и сухопутные- собираются  в какой – то отряд. И мы сидим прямо на полу,  скамейки все заняты, с сумками. Сидим. И вдруг видим, второй помощник командира идёт  оттуда, от начальника порта. А мы к нему. Он с нами  пообщался, вернулся и туда пошел, обратно к нему- что – то договорился. Заходит и говорит:  «Поднимайтесь, пошли». 

Забрал нас  и привел меня и еще одного парня,, Рома такой был Мирошниченко что – ли. Вот нас двоих с собой забрал.  А других  на другие корабли.  Стоял там корабль «Урал».  И я попал опять на свой корабль. Вот тут друзья все были. Все как то плохо относились, что как то я был уже неизвестно где. И медаль уже была за боевые заслуги.

Ну и они нас начали вроде как не очень долюбливать. Стояли мы в Ленинграде на заводе «Марти» сначала, а на правом берегу стоял линкор «Октябрьская революция». Потом нас в  1942 -м году, летом перетащили, мосты развели и перетащили к Смольному, где большой Охтинский мост, а здесь справа завод Сталина – танки делали и танки ремонтировали. И наша артиллерия сильная зенитная и вот мы должны охранять и мост, и Смольный, и завод своими зенитными установками.

Налеты же были на Ленинград и мы тут стреляли по ним. И один раз был сильный налет артиллерии. А я был расписан  заряжающим первого зенитного орудия. Я заряжал.  Там готовят снаряды и трубку устанавливают, и я хватаю и заряжал. И вот я заряжал  –  а стреляли высотные. А потом  прямо с завода штурмовики вылетели, с не убирающимися колесами.  И они  по стволам. А я подскочил. Тут он выстрелил и меня ударило волной и откатом. И гильза вылетела и я упал, да еще головой ударился. Там шахта была, где мины, минная шахта. Отключился в общем . Чтобы не мешал,  меня раз схватили и подросты бросили. А там бой продолжался. Я не знаю как и что. Очнулся и тишина,  и темно.  И уже не наши дежурят орудия, а седьмая уже дежурила. И я не знаю ,почему я лежу. И я не ощущал боли и ничего. А лежу тут, и думаю чего лежу? Испугался. Думаю как же так? Пощупал еще. Кто – то лежит. А там еще были убитые. Но я так лежал, лежал . Мне надо, думаю, в кубрик спустится. Я встал, стал спускаться в кубрик. А они уже сидят и чай пьют вечерней, в девять часов что – ли. И как они увидели меня, что я спускаюсь: «Калашников!» Признали все.  Все  встали , кричат, а я отключился и упал.

И меня схватили и в лазарет. И в лазарете был матрос, который ухаживал. В общем,  был я там, в лазарете месяц, а потом решили  меня отправить в первый морской госпиталь. На берегу, который. Он и сейчас есть. Петр его построил. И повели меня в этот госпиталь. Привели туда в госпиталь. На втором этаже я расположился.  Два врача – пожилые были, щупали меня, сделали…. А там  один парень, рядом была со мной койка, говорит, что госпиталь первый это его ещё Петр первый построил этот госпиталь. А там говорит, был на  парадном ходе, кирпичом заложили  и там золотая пластина и там дежурит часовой моряк и флаг под чехлом морской стоит. Я думаю , как мне посмотреть. Ну,  я в обеденный перерыв пошел туда, пока все спали. Потихоньку спустился первые пять ступенек –  широкая лестница была, парадный ход. А там- хоп,  часовой встал и стоит с винтовкой,  смотрит . Я говорю: «Слушай, парень,  тут где-то пластинка,  мол, Петр первый писал». А он не говорит, а только глазами показал где. Я туда повернулся, а там есть скамейка, так он сидит, а тут стоял он. Я подхожу там написано, красиво написано, буквами такими старинными:  «Здесь каждый изнеможаемый, да получит исцеление, дай Бог, чтобы сюда никого никто не привозил», и подпись Петр  первый.  

На долгую память в дни Отечественной войны другу по службе Калашникову Якову Иосифовичу от Астахова Филиппа Ефимовича и Мошукова Дмитрия
19.10.1944 г.

 Ну я посмотрел , и пошел обратно.  Готовили группу моряков. Куда-то уже на корабль я не попал, но ко мне ребята с корабля приходили. Навещали. Принесли мне форму – белый китель и брюки белые. А мою форму уже забрали.  Ребята приходили ко мне и двое прошли, а там уборная и  в уборной есть окно. И сообразили, что через окно я могу вылезти. Я договорился.  Ребята эти стояли в этой уборной, я оделся и через окно выпрыгнул , они меня схватили,  подняли и на корабль. -Вот так не долечившись -убежали.

И остался на корабле. А потом уже в  1944 м году, я с супругой познакомился.

 Мы  у  правого берега стояли, охраняли их. А у левого берега, на берегу зенитная батарея была, стояли зенитки, по самолетам стреляли, у Смольного это не далеко.  И там командовала женщина, только женщины были, все молодые. Зенитчицы были

И она прошла к нам на корабль.  А у нас  духовой оркестр был на корабле.   И она попросила командира, так как у них будет вручение медалей за оборону Ленинграда , моряков поучаствовать . Он разрешил отпустить  оркестр. Мы пошли. А я играл в духовом оркестре и тоже попал туда.  Отыграли мы, вручили медали, и стулья раздвинули, сложили в кучу и танцы устроили. Ну,  мы ребята не полностью играли.  –  Одни играют, другие танцуют.

Ну значит подошла моя очередь. Я вижу танцуют ребята и девушки- все в форме военной, красивые такие, молодые, приятные. А одни там трое стоят в стороне.  Ребята приходят, приглашают  девушек  в военной форме. А одна стоит в черном платьице с белым воротничком- я запомнил ее. Худая такая, сухая вся. Я думаю,  как же она попала, строго же было все. И я думаю, может дочь командира или что. Ну,  я значит решил, когда те пошли танцевать, а двое остались и она. Я подошел и пригласил ее. И она согласилась, танго танцевали. И так познакомился я с ней,  узнал о том, что ее зовут Фаина. А ей было 22 года что – ли.

И  работает она на военном заводе токарем – точит болванки . И говорю как же так, что попали сюда. А продовольствие на хлеб  по 150 грамм дают.  

Блокадница. Блокада была сильная.  Мне так жалко стало. Ну я думаю, как же ей помочь.  Когда прибыли на корабль все, запомнилась она мне, не выходит из головы, даже ночью приснилась. Вот так она, какая бедная и работает. Нас тоже не сильно кормили, но  сахар кусочками был.

 Когда собирался на увольнение, уже приготовил кое-чего с собой. Она жила, дом разбомбили ее, разрушен был . А эта подруга, которая тут служит,  у нее комната. И она жила в комнате  подруги. Ну вот, туда я к ней и ходил.  Она стеснялась , ну , а потом постепенно она  привыкла ко мне. И что я скажу, она все то и делает, ничему не перечила. Она стояла на очереди получать жилье. И я как -то один раз уволился, говорю: « Пойдем , посмотрю  как там дела!» И вот мы пошли с ней. Приходим туда в райисполком у Финляндского вокзала. Заходим на второй этаж, народу сидело очень много, некоторые стоят, и стоит столик и за столик девушка сидит,  секретарь.

Она меня увидела в форме, с наградами.

Раз схватилась и пошла к начальнику, доложила начальнику.  Она выходит и говорит: «Товарищ моряк, вас начальник приглашает». Все тихо, никто ничего, тогда дисциплина была. Я туда захожу. Что такое  лицо знакомое, но я не признаюсь. Я объясняю ему по какому вопросу пришел. А он: «Где воевал?» Я говорю: «Так от Ломоносова до Кенигсберга прошли мы, моряки. Это значит:  Эстония, Латвия, Литва!».

 Он смотрит: «А помнишь такую – то роту, батальон!»

Я говорю: «А как же, мы рядом воевали!».

  А он говорит: «Так вот,  там мне оторвало ногу!» Я думаю,  вот оно что.  

Да и я признался ему, что  признал его. Но он, что.  Я ему рассказал, в чем дело, что жалею девушку. Он думал, думал и говорит: «Знаешь что, ты женись на ней». А я говорю:  «Да ты, что!». А потом говорит: «Ты женись, а потом разведешься и уедешь в Донбасс. Зато квартиру дам в Саратове, потому что ты моряк и она на военном заводе!». Я согласился. Он меня научил, как это  делать. Выхожу, говорю так и так: «Давай пойдем!» На следующий раз мы пошли в горисполком, где регистрируют.  Приходим, а она говорит:  «Ты иди,  посмотри кто там, а я в коридоре постою!». Ну в коридоре она осталась, я туда пошел, а там два стола было, один дальше, а один сразу как я зашел. Я поздоровался, барышня там такая боевая была спрашивает: «В чем дело?» Я объяснил,  в чем дело. А она говорит: «А где невеста?» Я говорю: «Так она в коридоре!».

 Я ее позвал, она зашла, стесняется,  а она спрашивает,  которая работала там: «А давно вы познакомились?»

А я говорю: «Да мы еще в школе вместе учились!». Обманули ее.

Я уже научился врать, он же меня научил. Я говорю: «Учились вместе и сейчас встретились и хотим поженится!» И расписали нас, дали документ.  Я туда к нему прихожу обратно в райисполком. А он говорит:  «Вот это дело!» Вызывает секретаря, назвал адреса. Она повела показывать нам комнаты. Первая. Мы зашли, полуподвал такой и две комнаты впереди и одна дальше комната. А я смотрю, люди ходят там по проспекту наверху. И мы не согласились. Сказали, что  это комната нам не подходит. Второй раз пошли смотреть комнату. Она там была на третьем этаже. Так построены дома, так и так. И там кусты и ничего не видно тоже не понравилось. Она тогда говорит: «Ну, третья далеко отсюда комната» в Новой Деревне. Ну, туда ходит трамвай, ну мы поехали туда. А там квартира на четвертом этаже и четыре комнаты,  некоторые комнаты были запечатаны, а одна комната  там жила барышня,  и одна  комната пустая, вот тут то мы и поселились. Вот так вот.

Тогда была дисциплина очень суровая, что бы где-то, куда-то самостоятельно, нельзя было.

Помню еще.  Надо было взять «языка», поговорить, что и как. А я был здоровый, сильный, и вот меня тоже туда сунули в эту группу, нас пять человек пошли. Подошли потихоньку на катере. А был такой рыбацкий пирс, рыбаки только были. Встали и пошли. У нас была карта, знали мы, где орудия расположены, которые стреляют. Ну и вот мы подошли  к этому орудию. А он   закрытый, ствол опущен, погода плохая, ночь была. И там я смотрю, а мы трое подошли, я нож в зубы взял, руки свободны, нож еще один был за голенищем. И смотрю,  ходит часовой вокруг орудия. Я подлез, и он как раз подошел, и я жду,  когда он подойдет сюда, а мои товарищи это не видят. И толкают меня, мол, что ты сидишь, давай быстрее. Время дорого, не тяни время. Но когда он дошел сюда, я хоп на него, а он на меня – развернулся рот открыл. Я одной рукой закрываю рот, а второй за горло схватил.  А эти ребята сразу раз кляп ему.  Вытащили , забрали и на катер его, освободили его, а он не живой. Ну командир на нас, по – русски матом.  Сказал,  идите еще раз , а тут скоро уже светло будет. Ночью то быстро мы справились. Мы туда бегом, подбегаем, а мы были еще далеко метров пятнадцать – двадцать. И смотрим, офицер потягивается в белой рубахе. А мы на него с винтовкой машем. Он увидел, что моряки, а боялись моряков, убивали. И он так руки не опускает, кверху держит, и развернулся  так, а потом раз и к нам бежать. И мы его прихватили.

 А потом я думаю, что такое  у меня щиплет. Я посмотрел, потом оказалось, что палец, наверное попал в рот к пленному первому, которого взять хотели и сорвал  хрящик. Ну, замотали, все обошлось нормально. А потом рука напухла.

Очень дисциплина была строгая.

Помню, мы шли на катере по Балтике, когда Восточную Пруссию освобождали, люди радовались .  Хорошо встречали, очень даже хорошо.

 И так мы до Кенигсберга и дошли,   по городам.

Сзади шла по моему, белорусская армия. Они потом занимали там, а мы дальше пошли. Когда была победа, я  узнал в  Кенигсберге. Калининград это.На рейде стояли.  Я уже был на катере «Морской охотник» . Уже я проходил по льдам, дошел до Кенигсберга. 

Я демобилизовался в  1956 году.  

А я был в звании старшина первой статьи, а потом в Ломоносове там школа мичманов, и меня сунули в эту школу. В школе проучился  два месяца.  Мне присвоили мичман и я демобилизовался мичманом. В  1956 году демобилизовался-  прямо в военкомат. Венгерское такое событие было в  1956 году. Я согласился и поехал в Венгрию. 

Там были хортисты, Хортик – генерал такой был, у него целая армия была, лошади  были на коневом лесу, леса там были большие. Ну, в общем, там,  в 1957 году, в  1956 году я приехали и сразу же стал работать, комендантом города, у меня два было помощника – девочка по-русски и по-венгерски хорошо говорила, и парень тоже, хорошо говорил по-русски и по-венгерски.

Это город Берегово, это Ужгород  – главный город Ужгород, это областной центр. А город Берегово это на границе с Венгрией, вот там. Там я был с  1956 года по 1958-й год. Когда там все закончилось, у меня был телефон и я звонил в Ленинград.  Он там бегал: «Подожди немного!» А потом говорит: «Устраивайся по своему  усмотрению, ты уже не должен участвовать куда послали, устраивайся по своему усмотрению». Ну я в то время, когда там поступил, в торгово -кооперативный техникум во Львове и я там учился. Окончил, а нас учили гиками  – государственный инспектор по качеству  – гик.

Это на границе проверять, где товары идут оттуда или туда. Вот готовили этими гиками на вокзале, а потом хоп и переменили, и выпустили нас, дали дипломы, по качеству. У меня и сейчас есть диплом этот. В общем,  туда не определили.

Какое самое радостное было событие?

Самое радостное событие, когда супруга третьего ребенка принесла, вот радость. Я уже пошел заказывать портрет «Три богатыря».  И потом вдруг он заболел. Простудили его, не могли спасти, в госпитале  и умер, Аркаша был бы. Аркадий Яковлевич.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам  узнать и сохранить   истории   жизни. Помочь можно здесь

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю