< Все воспоминания

Джигалюк (Гаврилова) Валентина Григорьевна

Заставка для - Джигалюк (Гаврилова) Валентина Григорьевна

Война началась, когда она жила в д. Воскресенское

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

Я, Валентина Григорьевна Джигалюк, в девичестве Гаврилова. До войны я жила в деревне Воскресенское. Раньше оно называлось Вандино, здесь жил помещик Вандин, поэтому по его фамилии назвали Вандино. Когда его раскулачили, деревня наша пропала, а почему стало Воскресенское, я не знаю. Его раскулачили и сослали в Сибирь. Мама родилась в 1901 году, папа – в 1892 году. Вот настолько он был старше мамы. Ей было 18 лет, а ему уже почти 28. Маму звали Клавдия Александровна, а папу Григорий Иванович. Мама работала на пороховом заводе № 52 в пороховом цеху. Все здесь, в деревне Воскресенское жили: мамина сестра, которая в Эстонии, младшая сестра, она в 1922 году родилась, она вышла за украинца и попала Приднестровье, в Молдавии она умерла. А еще были два брата, один брат погиб – Сергин Петя, был в Ижорском батальоне. Буквально в первые дни войны погиб. На обелиске есть его фамилия. На обелиске в Красном Бору. А старший мамин брат умер еще до войны.Папа окончил курсы машинистов, он работал машинистом на этом же заводе, где и мама. Перед началом войны папу эвакуировали, он должен был ехать с семьей. Папу эвакуировали за Урал, у него была бронь. У нас была корова, хозяйство было свое. Сестра родилась в 1921 году, к войне она уже была начальником почты. И ее тоже эвакуировали. Брат родился в 1923 году, он добровольцем ушел в партизаны. Был в партизанах в Псковской области. Как потом было написали в похоронной, его снайперская кукушка немецкая убила, он был пулеметчиком. Звали брата Виктор. Так что я осталась одна. Родилась я в 1937 году, маме уже было тридцать шесть лет.

Когда началась война, в августе здесь уже были немцы. Нас из дома выгнали, жили мы в сарае. Я не знаю, то ли это были немцы, может, чехи, но одного звали Ян. Я запомнила это имя. Он меня всегда угощал конфеткой, он говорил, что у них была своя баня: «Матка, два хлеба, два веника, чтобы стопила баню!» И он никогда не обманывал. Мама стопит баню, веники даст, а он обязательно принесет два хлеба. Обязательно. В 1942 году здесь уже было очень тяжело, плохо. Меня посадили на санки, у мамы были насушены сухари, и мы поехали на санках. Я на санях, а мама пешком. Доехали мы до Любани. Нас вернули, приехали мы обратно. Так как кушать было совершенно нечего, мы поехали второй раз. Доехали до Саблина, нас погрузили в вагоны и повезли. И привезли нас в Эстонию. Там в Эстонии мама случайно встретилась со своей сестрой Евгенией. Она тоже была там как узница. Она там познакомилась со своим будущем мужем – эстонцем. И после войны она так и осталась в Эстонии, похоронена она на центральном кладбище в Таллинне. Нашу деревню Воскресенское в основном разбомбили наши – Ижорский батальон, так как у нас стояли немцы. Немцы туда, а они оттуда. И ни одного дома у нас не осталось. Приехали, а жить негде было. А папа уже нас искал, он уже приехал сюда. Был старый кирпичный завод. Там стояли у пресса Владимир Иванович и Федор Иванович. Один жил у нас, а второй всегда приходил к нам в гости. А жил Федор Иванович в Перевозе у кого-то, где-то снимал, вроде. И как был неженатый, так он остался холостяком. И жили мы в землянке. Я не знаю, чья это была землянка, то ли немецкая или которая просто была вырыта нашими. В общем, я, мама, папа и папина крестная Люба Киселева –  моя двоюродная сестра. Мама, Павел и ее бабушка, тоже четверо – восемь. Еще с нами жила Андрианова Александра, она мне тоже двоюродная сестра, вот она, дядя Вася и тетя Дуня, в общем, одиннадцать человек. Все в одной землянке. Спали мы на полу, очень много было клопов. Расстилали по бокам траву и поливали водой. В туалет выйти боялись, потому что приходили волки. Как сейчас я помню: волки встанут и так воют на землянку, очень было страшно. И был страшный голод. Это был 1945–1946-й – год. Нас освободили в сентябре 1944 года, нас накормили. Наша Красная Армия накормила нас кашей пшенной с тушенкой. До сих пор эту кашу помню – такой запах, так было вкусно. Не сварить сейчас такую кашу, очень вкусная была. Банок много было, гвоздей было много. Терки с этих банок делали и кору с березы терли для еды. Это уже когда вернулись сюда – в 1945 году. Терли, собирали траву. Я сейчас и не вижу такой травы: маленькая, как пуговички, в середине маленькая дырка, точно как пуговичка. Собирали эти «пуговички», толкли. А потом по весне стала расти крапива, лебеда. И вот это все мешали – и в коре, как панировка получалась в сухарях, так и жарили. Очень было вкусно. А потом по канавам росло очень много «дудок». Я не знаю, сейчас они растут или нет. Мы их чистили и ели. Очень вкусные были. Потом пошла в школу, учила нас Антонина Григорьевна Петрова. Писали мы сначала карандашом, на газетах писали. Не было ни бумаги, ничего. Чернила замерзали в классе. Антонина Григорьевна была строгая, но мы все ее любили. До четвертого класса она была у нас. Вот так жили.

В Эстонии, мы жили на хуторе. Мама была на сельскохозяйственных работах, а я дома. А мама занималась сельским хозяйством. Эстонцы относились, вроде, и неплохо. Не голодали особо. Какую-то баланду давали. Здесь в 1946-м году голодали, я лежала вся опухшая. Лежала и даже не могла ступить на ноги. И так как не было сладостей, не было питания. Я быстро зубы и потеряла. Как объяснили врачи, не было питания деснам, цинга началась. В марте 1945 года мы вернулись. Нас в сентябре 1944 года освободили, а привезли уже в марте 1945 года. Здесь были только одни Кабановы, больше никого не было, никого. А Минины еще были, потому что Минин дядя Саша был старостой от немцев, и они здесь были дольше всех, а потом приехали быстро, не знаю, где они были, может, тоже в Латвии, не знаю. Директор Дома культуры был Волхонский. На месте Дома культуры сейчас здесь магазин «Полушка». Здесь еще была подвесная дорога от «Полушки» до рынка. Еще катались. Был трос, а на нем люлька была. И каждую субботу и воскресенье, мама рассказывала, там была такая терраса, куда выходил духовой оркестр и играли танцы. Волхонский очень такой деятельный был. На своем месте был. В школу ходили по дорожке через ручей. А вот история о минном ручье: как к Белой даче идти, то там под мостом была мина, машины над ней ездили. Пока доска не обломилась. Тут увидели, что это противотанковая мина. В Перевозе же тоже было все заминировано. Когда вызвали минеров, они сказали, что вообще не знают, как до сих пор мы еще здесь живем. Как она рванула! Они ее потом взрывали.

Голод был страшный, есть было совершенно нечего. Я просила хлебца, помню: «Хочу хлебца, мама, дай хлебца!» Карточки потом ввели, у меня была детская карточка, давали печенье на карточку. А папа очень любил сладкое. Он не пил, не курил, никогда в жизни бутылки пива не выпил, у него было очень крепкое сердце. Делим печенье на троих. Мы-то с папой мигом, а мама мне: «Ешь, Валя, печенье!» «А ты чего?» «А я не хочу!». До сих пор это помню. Когда у меня уже дочь была, я думаю, как же мама не хотела печенье, что она мне-то отдавала. До сих пор это печенье люблю, которое давали по карточкам: кругленькое, маленькое! До чего же было вкусно! А еще ириски плитками. «Ой, мама, купи мне хоть одну ирисоньку, мама, ну купи, хоть одну!» Так хотелось. А сейчас другое время. Изменилось многое, конечно. Класс был большой, были же переростки с нами. Был Мишка Королев, он 1934 года рождения, потом Лида Баранова, она тоже 1934 года рождения, потом Женя Сысоев и Вовка Сысоев, они все старше нас. Мне все прощалось, я была по дисциплине двоечница, мне ничего не составляло сорвать урок. Меня поднимут, я отвечу. А вот Анну Алексеевну я так боялась, что страшно было в класс идти. До сих пор помню все стихотворения. Тихонов Семен Андреевич был директор школы. Анна Ивановна была библиотекарь.А как срывали урок? Нас четырнадцать человек. «Давайте сорвем урок – и на речку!» Или у нас был класс внизу, мы все шли на второй этаж. Педагог сзади нас, старенькая. Мы – вниз и на речку. Вот какие были противные. А сейчас говорим, что дети плохие.В восьмой класс я ходила в первую школу. В 1953 году перешла в 9 класс, и в 1955 году закончила. В прошлом году было шестьдесят лет, как закончили школу. Лидия Дмитриевна была нашим классным руководителем, и весь наш класс в Захожье стоял на лыжах. Немецкий вела сначала Валентина Владимировна. Дина Михайловна у нас была, но она нас не учила, нас учила Валентина Владимировна. У нас в седьмом классе двенадцать было Валь, а тринадцатая – учительница. Да, все Вали. Горюнова Валя, сестра Любы Ляминой. Сысоевы – это Волковы. Мы все с прозвищами были. Павловы были Бойцовы. Лидия Степановна Соловьева рассказывала, что, когда дочка подросла уже, была уже девушкой, пришла с танцев и говорит: «Мама, я с таким парнем хорошим познакомилась, уважительный такой, славный такой». «А как парня зовут?» А она говорит: «Олег Дубоусов!» «А это твой троюродный брат!» «А, везде родственники!» Плакала долго. Ну, что такое: как хороший парень, так родственник. Дубоусов Анатолий Алексеевич был директором клуба, и мы ходили все в самодеятельность – и танцевальную, хоровую. Так здорово. У нас же у каждого цеха каждую субботу был свой концерт. Были призы те, кто хорошо станцевал, кто хорошо спел, пары были танцевальные. А деньги где взять? Газостанция работала: придут вагоны с углем, разгрузим – нам заплатят. Покупаем призы. И тогда каждого награждали: лучшую пару танцевальную, лучшего плясуна, лучшего говоруна. Веселее было, мне кажется, раньше. А сейчас дети и в игры не играют. Нас было не загнать: то лапта, то прятки, то еще чего-нибудь: лапта круговая, беговая. Военные здесь стояли, приходили к нам в Воскресенское играть в лапту. Да еще остались парни, которые женились на наших девчатах. Плыгавко, Сухомлин, женился на Вале Сироткиной Шаблистый. В основном все были хохлы, но, мне кажется, они не восстанавливали завод. Ну, в Захожье стояли еще немцы пленные. Там они работали, но их никуда не выпускали. А потом не знаю, куда их дели. Так у нас же немцев много здесь осталось. Мама рассказывала, когда Бадаевский завод открыли стекольный, Ландграф, Нахман, Штадлер были вызваны Петром I мастерами этого стекольного завода. А потом они остались, женились. Мама рассказывала, что церковь Никольскую немцы разбомбили. Полностью, до основания. Ограда осталась, потом были плиты: купцы первой гильдии, второй гильдии, третий гильдии – все было, и ограда была большая круговая. Захожье так гремело. Там возили кварцевый песок для Бадаевского завода. Мама рассказывала, она ходила в церковь. Ботинки купили ей первый раз. И она на плече их принесла, а сама босиком. Подходя к церкви, она обувалась. Когда купили, она говорила, что в первый раз даже легла с ними спать. И про китайцев мама рассказывала. Это до революции было. Китайцы ходили, говорит, такие у всех волосы – в косы закручены были. И такой шелк красивый. Идет китаец – на одной руке ткань, на второй руке ткань. И продавали совсем за бесценок. Наверное, из Питера просто приезжали. Конечно, там этого много, а здесь люди покупали все-таки.

И еще Людмила Ивановна Гусева рассказывала, она 1931 года рождения. Она рассказывала, что в 1936 году, когда была война в Испании, сюда привозили детей испанских коммунистов. Там была война гражданская внутри. Говорит, однажды целую машину привезли в Никольское, в Перевоз. В то время уже школа была, которая разрушена была на краю самом. И привезли с целью, чтобы детей усыновляли наши русские. Привезли в Никольское. Но никто не усыновил. А мы-то жили – все нищие. Поэтому лишний рот, конечно. Что-то ставили, песни пели ребята, и мы там были, ну как бы вечер встреч. А потом руководитель сказал, что надеялся, что кто-то возьмет ребят в семьи. А мы же все нищие были, поэтому какое взять-то? Бывало, сошьет мама или закажет платье ситцевое – вот было радости! И на танцы. Фланелевые были лодочки из материала. Мелом натрем, а если черные, то гуталином. Терли до блеска. Стадион мы сами делали над рекой. Я закончила десять классов, пошла на работу на ЗСК. Он уже в 1955 году открылся. Дзюба был начальником цеха. Васильева Валентина Васильевна тоже жила у нас. Мало места было здесь, чтобы жить где-то, и их по домам распределяли. Потом Лифановы, Тулуповы, все жили у нас, все были. Лифанов был поскромнее, а Тулупов, я даже помню его, такой толстый, лысый. Это были специалисты, которых сюда присылали. Они работали. Лифанов Григорий Иванович был электрик, главный энергетик. А потом стал строиться поселок помаленьку. Вот эти дома на Советском проспекте двухэтажные – их после войны ставили. Было много приглашено ребят из ФЗО.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам  узнать и сохранить истории   жизни. Помочь можно здесь 

 

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю