Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я – Прасковья Варфоломеевна, 1923 года рождения. До войны я жила в деревне Муравьево.
Закончила семилетку, уехала в Ленинград и работала там в детском саду № 113 . Я в садик почему поступила, меня зачислили. Сделали группу обучения на воспитателей садов. А я после семилетки и думаю: «Пойду на воспитателя учиться». Вот я в садик и поступила, а война-то началась. И на воспитателей учить не стали.
Как война началась, я была в Ленинграде. Я и во время блокады работала в садике. Но зимой 1941 года особенно было голодно и холодно. Вот ноги-то застужены. В садике кормили детей. Только мало. Родители работали, а детей водили. И военных было много. Отражали ведь немца-то. Сколько пережито, и сказать нельзя, Все больше стали эвакуировать детей Я помню: на работу шла рано утром, а это было в войну, а за мной мужчина, слышу шаги и раз – топором.
На меня напал мужик, топором по голове ударил, рана была небольшая, но кровь была. Пришла в садик, и больше я в садике не стала работать. Я поправилась, и сама уехала. Я долго не могла работать с этой раной. Самый тяжелый период я находилась в Ленинграде. Это 1941-1942 годы..
И уехала сюда, в Новгородскую область, домой. После этого случая. Приехала я опять в Пестово, на родину. Пришла повестка с сельсовета, чтобы я явилась в военкомат. А там, в военкомате, комиссия, там и врачи, и кого призвали, . 500 девок из района Пестовского, Погрузили в товарные вагоны и повезли. Ну, где была дорога жизни. Привезли. Ладожское озеро переходили пешком, всю ночь шли. Потому что как раз лед тронулся, езду прекратили по Ладоге. До Ладожского озера привезли, а потом, когда озеро перешли пешком, там была небольшая станция-то, забыла я уже. С этой станции поездом, дали поезд, под Ленинградом это. И привезли на распределение в военкомат. И я попала в зенитную часть. Меня туда направили.
Архипова Прасковья Варфоломеевна награждена медалями «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», «За победу над Японией»
Привезли в зенитную часть, и три месяца меня учили стрелять на зенитке. Но не только стрелять, всему учили там. Когда три месяца учили, в то время с Синявинских высот стреляли по Ленинграду. И разбили зенитку. Состав, который был при зенитке – мужчин перевели на передовую, а меня оставили. Меня поставили вторым наводчиком на зенитку. Вот тут пришлось стрелять, первый раз выстрелила, думала, что сама улечу вместе с зениткой. Страшно было. И долго я была там на зенитке. А потом, когда Ленинград освободили, я там все и была, и стреляла хорошо, характеристики такие хорошие были у меня. В почете была, хвалили меня. С парнями я не связывалась, меня мама напугала, я их боялась..
Тревога за тревогой, не раздевались: самое тяжелое, когда надо всегда стрелять: и днем, и ночью тревоги, тревоги.
Тяжелее ленинградского фронта не было нигде. Днем и ночью – все время нападения, немцы бомбят, все время тревоги, тревоги. А разведчиком я была еще до зенитки. Это надо было по шуму мотора определить, какой самолет, название самолета. Если немецкий – дать тревогу. Чтобы солдаты приготовились к бою. И чтобы население тоже спрятались от тревоги,
А потом, уже после разведки, нас отдали учиться зенитному делу, т.е. как стрелять.
Видела, как мертвых возили. Идет человек, упадет и умирает. Много с голоду умерло. У нас военных кормили, хоть и не сытно, но кормили. Много с голоду умерло. У орудия четыре человека: трое мужчин, и я была наводчица. Помню, сбила один самолет. Так нас три зенитки – стреляем, три выстрела, и сбили самолет. На моей зенитке нарисовали солдатика. На стенке индикатора. Парни бегали за мной, как сумасшедшие. А мама мне говорила, чтобы не связывалась. Меня поощряли, любили. В характеристике есть у меня все.
У нас три батареи стояли, на небольшом расстоянии друг от друга находились.
В основном разведчик докладывает: «Тревога» Мы бежим. Пока была разведчиком, я сама определяла, какой самолет, и докладывала на пункт. А потом, когда зенитку разбили, солдат, которые стреляли, на передовую отправили. А меня потом зенитчицей и сделали. Была с Вологды одна, Лиза – подруги мы были. Так она уехала в Вологду после войны. Но зенитчицей я была одна, а она – разведчица.
Это было в самом Ленинграде. В части, где я служила, не было девушек. Я одна, и были три парня: четыре человека, зенитку обслуживали. По 4 солдата было на зенитку. Кормили, привозили нам еду. Мы сами стирали. Гимнастерки стирали, форма была военная: юбка, гимнастерка и пилотка.
Архипов Михаил Иванович,
муж Прасковьи Варфоломеевны
А ночью поднимали по тревоге постоянно. Один разведчик, три парня было, и я. Разведчик один в блокаду погиб, молодой парень..Особенно бомбили в 1943 году, перед прорывом блокады. Как тревога закончится, поспать можно было. Ложились, не обувались, не раздевались. Нужно было соскочить и бежать к зенитке. Пока Ленинград не освободили, я так и была там. Когда блокаду прорвали, я приехала опять в Пестово.
Меня демобилизовали в 1945 году, 28 октября, вроде. Перед Японской войной нас увезли. Наши зенитки погрузили и повезли нас на Дальний Восток, станция Киндогиры. Ну, и война с Японией. Нас отвезли туда перед войной. Ну, с Японией была война не долго. Ну сколько же была-то? 2 сентября закончилась. Там бои не тяжелые, не сравнишь с Ленинградом.
Но когда нас увезли на Японскую, в Ленинграде уже военных действий не стало, и нас отправили на Японскую войну.
Я рассказывала: перевезли нас на Японский фронт. А от Ленинграда уже немцев прогнали. А нас в дорогу стали готовить. Мы думали, что домой отпустят, а нас увезли на станцию Кендогиры. Железнодорожный мост сохранили, однопутка была в сторону Японии, на Дальнем Востоке.
На платформах были наши зенитки, а мы погружены были в вагоны. Вот едут зенитки, а мы за ними в вагонах. Так и уехали мы на Дальний Восток.
Да чего только не видели! Только что там не очень-то отпускали военных.
Только что сами увидим на станциях. Все в слезах, ни до чего было…
На Дальнем Востоке нам разрешали в клуб ходить, и танцы были даже. Японцев мы почти не видели. Воевали, не знаю, в какой местности. Их мы не видели.
Мы только охраняли железную дорогу к Японии. Строго охраняли, потому что серьезно было. Там зенитки стояли и охраняли железную дорогу.
Только однопутка была, ее и охраняли.
1945г.
Нас, девушек, демобилизовали раньше, муж пришел в 1947 году с армии. Два года после меня еще отслужил, а я на войне 2 года 8 месяцев отслужила: 1943, 1944, 1945 годы. В 1945 году 8 месяцев. С Дальнего Востока демобилизацию девок сделали, а парней еще нет. А Мишу зачислили на 2 года, в то время была армия 2 года. Еще я с армии не уехала, объявили, что демобилизуют девок. А Миша написал рапорт начальнику, чтобы нас отпустили зарегистрироваться. Нас отпустили и даже билет выписали. В Киндогирах это было еще, демобилизовали там. Перед самой демобилизацией, а он боялся, что я потеряю, написал заявление, и ему разрешили. Я, как закончилась война, вернулась на родину. Поступила работать в торговлю. От леспромхоза были столовые, я была заведующей столовой, и ларек был еще там.
И мы ездили в Нечерск, там был загс, а потом его отправили в Киндагиры. И я поехала, там пожила. Он солдат, должен служить здесь. А мне там не понравилось, я в деревню и уехала. Здесь жила раньше и думаю: «Поеду на родину». А он отслужил и приехал, служил 2 года. А я прослужила 2 года 7 месяцев. А его из леса-то его взяли, забыла, в каком году. У него оказалось что-то много лет армии. С леса-то взяли на учебу. А потом он был командиром пулеметного расчета, служил, А в это время, когда он был командиром, я была на родине.
Он тоже фронтовик. Он же с Малой Вишеры. Там их деревню немцы сожгли. А он был в лесу, еще был маленьким. И все население было в лесу. Пока еще население все было в лесу. Деревню Веретье полностью сожгли. Это из района Малой Вишеры Ленинградской области. Мужа звали Михаил Иванович. Я ему нравилась, видимо.
А я эти годы жила в Пестове одна. Он отслужил и приехал ко мне. Потом мы там так и жили. Дети пошли потом. Четыре сына у меня.
Младший Михаил. Первый был Юрий, второй Валерий, третий Сергей, он и сейчас в Ленинграде, с женой, дочкой и сыном. После войны мы жили в Пестове. Муж
поступил в милицию, а потом в милиции поработал, ему дали комнату в Пестове, он и меня забрал. А так я жила в деревне, был там магазин, и я там работала. Он меня взял в Пестово. Как милиционером-то устроился, сельсовет тот же, откуда и я. В Беззубцево он был милиционером. А милиция сама от Пестова была. Его направили из Пестово в сельсовет участковым.
Комнату нам дали, и мы поехали в Пестово жить.
Потом с родины он приехал после армии, когда демобилизовался, и мы с ним в Кириши уже уехали.
В трудностях, но мы победили. А уж трудностей было много. За счет народа войну и выиграли. Ни дня, ни ночи не знали отдыха, не ложились спать, боялись, что вдруг чего проспим. Мне даже когда вспоминаю, худо делается в голове. Страсть была такая, ужас!
