Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
В первые дни войны, когда все только началось, я жила в городе Гдове. Училась тогда в педучилище, окончила второй курс. Я жила у сестры, так как родителей у меня не было, они умерли рано, я была сирота. Старшая сестра меня взяла к себе.
Через несколько дней после начала войны нам предложили эвакуироваться. Мы собрали немного теплых вещей, продуктов немного взяли. В доме осталось много книг, мы все закопали, в ящики сложили и закопали. Нас забрали и отправили на поезд. Меня, сестру и ее сына Женю. Ехали мы в товарном поезде. Долго очень ехали. А решили отправиться, туда, где раньше жил мой отец – на Волгу, в поселок Юрино. Отца в живых уже не было.
Дорога тяжелая была, бомбили. На одной из остановок, когда поезд стоял, мать одного мальчика ушла найти воды, чтобы дать попить ребенку. А мальчик выпал из товарного вагона прямо под поезд. Начал ползти ползком, а поезд тронулся, и малышу отрезало головку. Головка курчавая, мальчик был очень красивый. Мать плакала. Ее оставили с телом ребенка, а мы поехали дальше…
Довезли нас до Горького, а там мы попросили, чтобы нас оставили на пристани, так как по Волге мы собирались ехать к отцу. Ну, а отца уже не было, только мачеха жила. По Волге мы приехали в Юрино, дело было к осени, конец лета. Сначала мы жили у мачехи, но потом она сказала, что ей с нами тесно, и мы сняли квартиру.
Сестра моя была учительницей русского языка, и в Гороно ей дали работу, она стала заведующей детским садом. А меня определи в педучилище на третий курс, так как я уже окончила два курса Козьмодемьянск педагогического училища. Там я его и закончила.
Жизнь была очень тяжелая. Уже в то время людей ограничили в хлебе, еды было мало. Но мы думали, что все равно победим. Потом, когда я окончила училище, меня взяли в садик работать, а в декабре мне исполнилось восемнадцать лет. Я получила повестку в действующую армию. Мне с собой собрали хлеб: все соседи сбрасывались по кусочку и набрали целый мешок.
Пешком мы отправились в сторону Чебоксар, по Волге. Уже зима была, декабрь-месяц. Мы доехали до деревни от Юрино, потом с в город Козьмодемьянск, проехали через город, доехали до Чебоксар и по железной дороге – в Канаш. Там везде мы шли пешком, а наши вещи везли. Потом на поезде доехали до Москвы, а там пересели на другой поезд, и нас отправили в Юхново, местечко такое небольшое. На машине нас привезли в лес, в землянки, и отправили на курсы радисток. Мы думали, что долго там пробудем. И стрельба была у нас, все было. Кормили по-армейски, все больше суп гороховый был. Ну, в феврале учеба закончилась, и нас отправили на передовую. Там нас определили работать по связи – я была телефонисткой, сама изъявила желание.
Дежурили ночами, иногда – в землянках, но чаще – в траншеях. Так в 1943 году я руки и ноги заморозила. Спала на снегу, уснула и заморозила. Ну, в медсанбат я не ходила. Меня лечили мужчины из роты, старички. У них были мази, они мне все мазали, и у меня руки отошли. А на ногах пальцы потеряли свою форму и сейчас они такие.
Да, мы уже работали на передовой. Как-то страха не было. Просто не боялись. Я ничего не боялась. И на порыв связи ходила, кабель соединяла. Если немцы обстреливали, то, бывало, кабель рвался. А там были старички: «Девочки, выручайте нас, ходить не можем!».
Я очень часто ходила на прорывы, соединяла кабель. Мы ходили вдвоем с девочкой, с Галей. И так мы стали относится к двадцать второму Гвардейскому Артиллерийскому корпусу. Я до самого конца войны в этом корпусе и была. У меня и награда есть за боевые заслуги, неполученная. Ну, должны дать в августе, мы уже запрос сделали. Внук у меня в Питере этими делами занимается. Он документы у меня забрал.
1943 год прошел, а в 1944 году – я может, перепутаю года немного – мы были на передовой. Однажды к нам пришел мальчик…Я забыла, как его звали… Ему не было и семи лет, пришел и говорит: «Пойдемте, мы вам покажем, где мама лежит, дедушка и мой братик!». Мы с ним пошли, несколько человек. Пришли на место, а там противотанковый ров, полный мертвых. Немцы расстреляли всех. Он показал мать. Она держала грудного ребенка. И мальчик тоже там стоял, но дедушка ему сказал: «Я буду падать, и ты падай!». И он за ногами дедушкиными спрятался и так спасся.
Ну, мы там долго не задерживались. Потом, на следующий день или, может, через неделю нас отправили собирать документы наших убитых солдат. То было в деревне Кувшиново, а то – в деревне Студеная Колода, в Марий Эл. В Студеной Колоде, когда мы приехали, увидели, что вся деревня завалена трупами наших солдат и немцев. Там был рукопашный бой. Мы брали документы наших и заворачивали убитых в плащ-палатки. Немцев не трогали. Не знаю, как их там хоронили. Но наших солдат мужчины складывали. И как-то никто не плакал. Были уже черствые все.
Был еще один случай. Сидели мы у костра ночью. Были разведчики, но там же не разбирались, кто с какой части, но тогда все с нашей части были. И разведчики были. Сидели вокруг костра. Пришел разведчик Вахрушев, был такой отважный парень, и привел пленного немца. Посадили того к костру погреться, а Вахрушев был очень злой на немцев. У него сожгли дом на Украине, отца, мать и братьев. Он остался один, сирота. Вахрушев был взрослый, он дружил с моей подругой Галей.
Ну, я с немцем поговорила, это сейчас я забыла язык, а в то время могла говорить. Я его спросила, где он работал. А немец говорит: «Я колбасник. Был магазин, у меня двое детей, мальчик и девочка». Еще сказал, что он очень хочет домой. А Вахрушев все ходил рядом. Я как раз позади немца стояла, когда Вахрушев вынул ножик и всадил его немцу в спину, сразу насмерть, и сказал: «Я их всех перебью!».
Немцев я очень много видела. И пленных видела, их вели строем, одеты они были плохо, а на головах даже были скатерти повязаны. Они все мерзли – было холодно. Обуты были в ботинки, а наши были в валенках. Немцев много видела… В каком-то местечке под Смоленском мы стали смотреть состав, когда немцев отогнали. Там были продукты. А солдат у них плохо кормили. Сгущенка была, я там объелась сгущенкой.
А уже после и до конца войны я работала телефонисткой, находилась на коммутаторе. Коммутатор иногда был в землянке, а иногда в поле стоял; где поставят, там и работали.
Конец войны я встретила в Прибалтике. Там все время была. Не думали, что война закончилась, нам никто ничего не говорил. Когда сказали, что войне конец, все плакали. Обнимались, целовали друг друга, плясали. Всем дали водки, понемногу. Все выпили понемножку и плясали, и плакали. Все было.
Потом наше подразделение находилось под городом Клайпеда. Я стала просить, чтобы меня демобилизовали. Так домой хотела, хотя даже не знала, где дом. А в это время моя сестра жила в Полтавской области с мужем и ребенком. Ну, у меня замечаний за все время не было, поэтому мне сразу же оформили документы, и я поехала домой. До сих пор не знаю, где я взяла адрес дома. Приехала в Полтавскую область; а ехала через Харьков, в деревню Гармонику. Сестра там с мужем жила.
Муж ее был директором школы. Он был инвалидом: у него левую руку оторвало. Он был разведчиком во время войны. Сестра преподавала русский язык. А я устроилась пионервожатой работать. Я там проработала с начала 1945 года до конца 1946-го. А потом переехала в Киевскую область. И потом уже начала ездить из Киевской области. Я переехала в город Семенов, из Семенова в Йошкар-Олу, а оттуда уехала к мужу. Он был в Казахстане, тоже демобилизовался.
Я с пареньком дружила. Там я прожила два года. Родился у меня сын, и стал болеть. Врачи сказали, что нужно уезжать, иначе мальчик не выживет. Тогда я уехала обратно на Украину, к сестре. И муж у меня потом уехал, а я приехала сюда. Здесь вышла замуж снова, и здесь у меня появились три дочери. Всего было пятеро детей. Сейчас Юры нет, Оли нет, трое остались. И так я здесь работала директором школы в Леонтьевке. Потом школу перевели в Рудно. Там я директором не могла работать: дети маленькие. Я отказалась, просила заведующего Гороно. Васильков был, по-моему. Меня освободили от должности, и одно время я работала в начальных классах. А потом в Рудно работала в школе – преподавала немецкий и историю. А потом директор совхоза меня пригласил принять садик, и я туда ушла работать.
Вот такая у меня была жизнь. А так я занималась здесь общественной работой. Много делала. Ну, раньше по домам ходили учителя, нужно было класс определенный. Мне всегда давали трудный класс.
Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать и сохранить истории жизни. Помочь можно здесь
