Мой родной отец Петр Илюшин был военным, жили мы в Ленинграде, около Витебского вокзала. Он заведовал библиотекой в Пушкинском училище.
Однажды ему пришло указание из Москвы собрать все труды Кирова и всех других начальников и уничтожить. Он подумал, что это какая-то ошибка, что такого быть не может. А потом решил поделиться с кем – нибудь, можно ли такое дело сделать. И он какому – то это рассказал. После этого отца забрали. Произошло это в1937 году. Мне тогда исполнилось 2 года. Я с 1935 года. Поэтому я даже отчества отца настоящего не знаю. Нас из квартиры тут же выселили после его ареста. Многих же тогда считали врагами народа.
Маму мою звали Кустова Вера Матвеевна. После этого события
переехали мы в Тосно. Как она это сообразила? А потому что мама работала в Любани на каком-то комбинате и там познакомилась с Кустовым Дмитрием Тимофеевичем . Он меня и удочерил.
Дмитрий Тимофеевич прихрамывал на одну ногу. И поэтому его не призвали в армию, но, когда началась война, он пошел в партизаны. Он был комиссаром в партизанском отряде, был очень известным человеком.
Однажды они устроили засаду на немцев. Началась схватка. Немцы начали наступать, и он поднял всю команду в атаку. Он стал во весь рост и повел всех за собой, и тут пуля его зацепила . Он упал, но пока в сознании был , понял, что он своим товарищам- только обуза: ведь они должны были его нести на себе по лесу. Поэтому он застрелился. Вот такой у меня был боевой отчим! Человек-герой.
До войны мы жили мы на Ленина. На повороте стоял наш дом. У нас была комната метров 10 или 12, маленькая такая комнатка. Вот там мы и жили втроем.
Отчим отправил нас последним эшелоном из Тосно, буквально в последний вагон посадил. С нами была еще какая- то женщина , Валентиной вроде ее звали. Она поехала в Пензенскую область к своим родителям, и отчим устроил так, чтобы мы вместе уехали.
В тот день, когда началась война, помню, как мы прыгали на площадке около школы на улице Коллективной. Еще маленькими были, прыгали, довольные такие, не понимали, что вокруг происходит.
Когда война началась, я еще продолжала в садик ходить, а мама на работу, и Дима ходил на работу. Помню наш детский сад до сих пор. Это было такое длинное здание на Колхозной улице. Это улица шла параллельно улице Барыбина. Но первые бомбежки мы не застали. Мы уже уехали. А вот первый самолет я помню. Ночью это было. Все высыпали на улицу Ленина, и вместо того, чтобы прятаться, все смотрели с любопытством на этот гудящий самолет. Гул -то этот был совсем не наш, совсем не тот. Это был самый первый самолет, и все поняли, что надо что-то делать. А самолет просто пролетел над городом и скрылся в небе.
Ехали мы в эвакуацию в товарных вагонах . Спали на полу, там солома была подстелена. А питание никто нам не предоставлял . Каждый из дома что-то взял: кто картошку , кто сала, кто хлеба – все самое простое было.
Помню только, что у мамы были два платочка красивые, она их взяла с собой, чтобы на станция выменивать на продукты. И все считали, нас богатыми. Вот так! Все променяла, что могла.
Когда поезд ехал , то мы подолгу останавливались: то на 30 минут, то еще дольше. Все сразу же котелки доставали и готовили еду. Иногда даже успевали сварить картошку. Один раз я оказалась на противоположной стороне вагона от двери, как я туда забрела, не знаю. Вдруг поезд тронулся и пошел. Я под колесами бегу, колеса – на меня. Как я вынырнула с той стороны – не помню, тут меня кто-то за шкирятник схватил и в вагон втащил. Вот это я всю жизнь помнить буду, так страшно было!
Приехали мы в русскую деревню в Пензенская область, Фаменский* район деревню Оболдуевку. Это название я всю жизнь вспоминаю. Люди там жили хорошие. Жили все бедно, дома у них были глиняные, покрытые соломой. Мы там у хозяев комнату не снимали. Нам сказали: «Делайте, что хотите и живите, как хотите».
Там в комнате был культник*( с решетками настил), на нем все спали, или на печке.
А еще там была такая дикость, до сих пор вспоминаю. Хозяева корову в этот дом приводили зимой. С одной стороны был столик, рядом печка, с другой стороны – культник, и тут же корова, потому что нельзя было её на улице оставлять. Она там в избе и какала, и все делала. Представляете? Дикость какая!
В доме жил дети хозяйки. Сына в армию забрали, когда ему 18 лет исполнилось. И была еще дочка моего возраста, звали её Шура, а меня Люся .Мы подружились и вместе с ней в школу ходили. А школа в деревне была. Далеко от нашего дома была школа. Там хорошие учителя были. В этой деревне Оболдуевка я в первый класс пошла.
Из Тосно мы с Валентиной ехали к ее родителям. Мы сперва к ним в дом пошли , но у них совсем маленький домишко был. Вот у них как раз был дом деревянный, а не глиняный. А потом уже пошли по деревне спрашивать, кто нас пустит пожить.
Потом Валя из этой деревни уехала в Москву, работала где – то лифтером. Когда я ездила в Москву, то к ней заезжала. У нас родственники в Москве были : брат мой двоюродный, тетка, а сейчас племянница со своими детьми живет.
А в деревне той были наши солдаты, они готовы были с детьми последним куском хлебца поделиться. Они в этой деревне жили некоторое время и помогали людям ,чем могли. Но, помню, они недолго там находились, может быть, несколько месяцев, а , может быть и недель. Они все пытались меня угостить хлебушком, но я не брала.
