< Все воспоминания

Смирнова (Гурьева) Раиса Сергеевна

Заставка для - Смирнова (Гурьева) Раиса Сергеевна

Война началась, когда она жила в Бабино.

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

Я, Смирнова Лариса (Гурьева), родилась 13 сентября 1925 года в селе Бабино Тосненского района Ленинградской области. В 1933 году родители купили дом в городе Любань на Интернациональной улице , д.10/3 по Берёзовой Аллее. Раньше эта улица называлась Новский проспект. В школу я пошла с восьми лет. Училась четыре класса на горке в начальной школе, а с 5-го класса нас переводили в среднюю железнодорожную школу №25, где в 1941 году окончила 8 классов и была переведена с отличием в 9 класс. 22 июня ничего не предвещало войны. Но утром все вдруг узнали о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Этот день я помню очень хорошо. 21 июня у нашей мамы был день рождения, приехала вся родня из Ленинграда, сестры мамины из Бабина, на столах было много пирогов. Я пришла с выпускного бала десятиклассников – они нас пригласили. На душе было очень весело, и вдруг такое сообщение…Взрослые это поняли по-своему: случилось что-то страшное. (Тогда радио было не у всех) Семья готовилась к эвакуации. Папа- Гурьев Сергей Терентьевич, работал в Ленинграде в военизированной пожарной команде телеграфистом.

1
Отец Смирновой (Гурьевой) Раисы Сергеевны – Гурьев Сергей Терентьевич

Его сразу оставили на казарменном положении, то есть жить на работе .Так он и остался до конца войны в блокированном городе до освобождения Любани 28 января 1944 года! Немцы наступали очень быстро. Бомбили железную дорогу. Население увозили в Чудово рыть противотанковые рвы. Я с мамой тоже там была. Нас, комсомольцев, собрали в школу, выдали противогазы и дали задание тушить зажжённые балки. На школьных зданиях поставили ящики с песком, так как школы были деревянной постройки. Когда немцы бомбили вокзал, жить стало страшно, жители стали спасаться по деревням. Нас четыре семьи с Берёзовой аллеи приняли очень хорошие добрые люди: Дмитриевы из деревни Васькины Нивы ( это 18-20 километров от Любани). Папа сумел приехать , отвёз туда тачку с вещами и попрощался с семьёй до 1945 года! Мы взяли с собой по вещевому мешку с тремя сменами белья и папину скрипку, но эвакуировать нас не успели, и все мы остались в деревеньке. У Ильинского погоста на развилке дороги мы попрощались с Еленой Ефимовой (учительницей географии), она маме сказа, что нужно лесом на Кириши уходить. Но мама сказала, что муж увёз вещи в деревню и ей надо туда. А учительница с дочкой ушла на Кириши и успела уехать. (Кстати, Ефимова Елена Дмитриевна- почётный гражданин города Любань.)
Мы с подругами бегали в Любань отоваривать хлебные карточки, но однажды пришлось убежать обратно в деревню ночью, так как со стороны деревни Коркина обстреливали город, и снаряды рвались в центре, где были продуктовые магазины. Дома ночевать побоялись, бомбили с самолётов, начались пожары, и мы с Женей Гришиной увидели, как догорала деревня Пельгора. Всё в огне, даже деревья горели в садах. (Стоял июль 1941г.)
Мы бежали всю дорогу бегом, думали, что и наша деревня горит, Новинка уже тоже догорала. Было очень страшно! А на следующий день, в обед ,тучей налетели немецкие самолёты с чёрными крестами, горела вся деревушка, было очень страшно. Люди стали разбегаться из горящих домов, а по ним строчили из пулемётов с самолётов. Были раненые и убитые, а часа через два в деревню въехали немцы в касках на мотоциклах, через переводчика пригласили на перевязки раненых, но люди очень боялись выходить. Нашу маму ранило в грудь, тётю Маню тоже, тётю Розу Бабкину убили, там её и похоронили на кладбище в деревне Замостье. Всех жителей загнали в сарай и велели любанским уходить домой. У нас были пригнаны с собой 2 коровы, нам немцы дали колхозную телегу, привязали коров, и мы поехали домой. Немцы уже хозяйствовали. На Берёзовой Аллее поставили полевую кухню, маленьким детям наливали немножко супу. Мы сестрёнку маленькую (ей было 10 лет, она перешла в 3-й класс) нарядим, косы заплетём с бантиками и отправим туда, ей немножко перепадало супу. Немцы любили чистеньких детей. Вот так началась наша жизнь в оккупированной Любани. Кур сожрали, картошку выкопали там, где стояли танки. Кругом орудия стоят ,часовые. Нас из дома не выпускали. Кругом стрельба, пожары. На дворе мы выкопали окоп. Это было уже в августе. Подходила голодная зима, немцы заняли все наши дома, а нам дали маленькую комнатку, (мама ранена, четверо детей да папина сестра- учительница Олимпиада Терентьевна Гурьева)

4
Германия, фото 1944 года

О папе мы ничего не знали, только после войны он рассказал о блокаде Ленинграда. В 1943 году папу уже наградили медалью «За оборону Ленинграда».
Немецкие солдаты чувствовали себя полными хозяевами: играли на губных гармошках, распевали немецкие марши, пили шнапс и были уверены, что в сентябре будут отмечать блицкриг в Ленинградских ресторанах.
Наступила зима, очень холодная и голодная. У нас картошку всю выкопали, кур сожрали, коров у всех забрали на мясо. Вот так началась наша жизнь в оккупированной Любани. Нам повезло. Наша тётя Олимпиада Терентьевна знала немецкий язык. Договорилась оставить раненой женщине, моей маме с четырьмя детьми, корову на условии, что я буду носить грудным детям, оставшимся без матерей, по пол- литра молока ежедневно. Ходить по улицам запрещалось, кругом стояли патрули (немцы очень боялись партизан). Так вот я лазила через дырку в заборе , через огороды, носила молоко двум малышам и одной больной женщине. Братишка, ему было 10 лет, носил молоко в деревню Померанье ( это 5 километров лесом) на немецкую кухню, менял на овёс. У соседки тёти Маруси был сделан самодельный жернов, мы у неё мололи овёс и пекли лепёшки из картофельных очисток с немецкой кухни.
Пришла весна 1942 года. Мы ждали, что отелится корова, будет легче, но корова принесла мёртвого телёнка. Мы хотели его закопать, но дядя Коля Гришин (манёвровый машинист станции Любань, его в армию не взяли, оставили на брони, так он оказался в оккупации) забрал этого теленка, и они его съели. Было очень голодно. Нас, девочек, вызвали в арбейтзамт и отправили на грузовиках в деревню Дристовно, за Бабино, на лесозаготовки. Жили в бараке без стёкол. Холодина. Спали на нарах в два этажа. Стояла посередине одна печурка, мы на ней сушили мокрые портянки. У всех было много вшей. Кормили: баланда жидкая, кусочек мяса с убитых на фронте лошадей. Кусочек хлеба – эрзац и столовая ложка песочку. Варила такой суп наш комиссар школы Валя Семёнова, учитель десятого класса. Были девочки из деревни Бабино, они приносили мне гостинцы- лепёшки из овса от маминой сестры, моей доброй тёти Лены Улитиной. Вот тут я очень заболела, и меня отправили домой. Со мной были Вера Устинова (8 кл.), Маруся Дмитриева (9 кл.), Катя Кодина из села Бабино. Они ещё живы и живут в своём родном городе. Когда я немного поправилась, меня опять вызвали в арбейтзамт (Староста, видно, постоянно подавал список трудоспособных людей). Переводчиком у них была наша учительница немецкого языка Елена Петровна Галинская. Нас, двух девочек, меня и Веру, направили работать на немецкую кухню чистить картошку, мыть жирные котлы. Елена Петровна нам сказала: «Вы там хоть немножко покушайте». Кожановых, хозяев дома, где размещалась кухня, из дома выгнали в сарай, а в доме готовили фронтовых поваров( Кохлерштаб).

3
Семья, у которой жила семья Гурьевых в оккупации в Германии

Всё время наша семья находилась под наблюдением. Однажды пришёл жандарм с бляхой на груди и увёл меня в жандармерию на допрос. На Кузнечной улице был бункер и жандарм грозил меня отправить в Чудовский лагерь. Много любанских там погибли. Мама упала в обморок у калитки, когда узнала, что меня увели.
А дело было в том, что фельдфебелю, который жил в нашем доме (их жило у нас четверо) не понравился мой разговор об оккупантах ,и он решил меня отвести в жандармерию, припугнуть. Я, конечно, очень испугалась, плакала.
А весной 1942 года пошла я с тётей Липой на совхозное поле собирать кочерыжки от капусты и мороженые листья на лепёшки. Насобирала и ушла домой пораньше, а тётя не пришла домой. Мы её искали трое суток, а потом староста показал у железного моста через Тигоду, где мы всегда ходили, холмик. Патруль, охранявший мост, застрелил ее и закопал под откосом, немцы нам разрешили похоронить её на краю кладбища. Так у нас появилась первая могилка в марте 1942 года. Похоронить помогли соседи Ефимовы и дядя Федя Лукин. Они сделали гроб и отнесли на кладбище. Вечная им память!
Немцы всё ещё на что-то надеялись, но житья не было никому. Наши самолёты ежедневно ночью бомбили город, да и партизаны не спали. Много было пожаров, сгорела наша школа на горке. Мы с мамой стояли у окна и смотрели на это пожарище. На самом высоком берегу речки на Берёзовой аллее немецкие солдаты вырыли окоп-убежище, где установили много двухэтажных нар. Я со своим младшим братом Шуриком (он погиб в 1950 году 19-летним пареньком- подорвался в Макарьевском болоте при разборке немецкого танка) ходила туда спать, наши самолёты бомбили в основном ночью. Вспыхнет ракета – потом взрывы. Патруль посветит фонариком, увидит, что это «киндер», и нас не выгонял.
Вспоминаю мою подругу Нину Алексееву с Берёзовой аллеи (мы с ней сидели за одной партой). Она меня всё время уговаривала уйти с кухни в какую-то организацию « Тодт». Эту организацию немцы создали, чтобы гонять молодежь на строительство дорог, но туда меня мама не пустила – я ведь была старшая в семье. Жаль Нину. Она погибла в Литве.

5
Германия, ферма у Бауэров Фото, 1944 год

Весной 1943 года немцы стали угонять русских на работы в Германию в лагеря. Сначала – молодых мальчишек. Потом всех подряд, даже целыми семьями. Жили там все в бараках, работали в основном на заводах, в сельском хозяйстве у бауэров-помещиков. Грузили их в товарные вагоны для скота. Матери провожали своих детей, плакали. Увозили из всех окружных деревень. Не миновала эта учесть и меня. Нам повезло, нас, двух девочек, немецкий доктор Кноблох , зубной фронтовой врач, уговорил поехать в Восточную Пруссию в семью домработницы в город Бартенштейн. Я попала к фрау Штернберг. Он пожалел нас: у нас отцы были в Ленинграде. Мне было 17 лет, Нине-15. Обе мы работали на кухне, чистили картошку, мыли посуду, полы.
У хозяйки муж был на фронте и трое мальчиков. Я выполняла самые тяжёлые домашние работы: стирала, чистила ковры, мыла посуду, полы и т.д. с 7 часов утра до 10 часов вечера. Даже занималась штопкой носков. Но однажды произошло неожиданное. Почта принесла мне письмо , и она решила меня проверить. А письмо пришло от мамы через немецкую полевую почту, хозяйка отвела меня в полицию для угрозы. После этого меня хозяйка отправила работать к своему отцу – бауэру на хутор в имение г-на Хинтца. Я там была домработницей и помогала на кухне молодой хозяйке (у неё было двое детей: 6 лет и 4 года, а муж на фронте).
Меня хозяйка полюбила, когда ездила по делам в город Фридланд, то всегда брала меня с собой к памятнику русским воинам, павшим в Первой мировой войне. Там был сырозавод, они туда сдавали молоко. Показала большие бараки, где жили поляки и русские. Она подарила мне маленькую фотку с родными и детьми.
Фронт уже приближался к Восточной Пруссии, но мы ничего не знали, но чувствовали, что отношение к нам изменилось : нам разрешали в воскресенье ходить на ближний русский хутор, где работали наши русские пленные и поляки под охраной немецких патрулей- постовых солдат. Кормили их очень плохо, в основном брюквой, свеклой, хлеба давали мало, так как война отразилась и на немецком населении. У бауэров были и свои простые семьи немецкие, те тоже боялись своих хозяев, исполняли самые тяжёлые работы на скотном дворе. Доили коров, молоко возили на сырозавод большими бидонами. Но меня это не касалось.
В воскресенье мы с подругой ходили на ближайший хутор к пленным. Мы познакомились с Ванюшкой из Рязани и Николаем из Иванова, по прозвищу « лётчик», а ещё был Иван Сергеевич Ломов из Москвы. Они организовали от всех втайне побег из лагеря на передовую линию фронта. Мы дали согласие с ними бежать, но очень боялись, что поляки нас продадут. Они тоже работали у нашего хозяина. Убежать в назначенное время было невозможно. Так как отступающая немецкая военная техника окружила хутор и остановилась на ночлег, кругом патрули с автоматами оцепили весь наш дом. На кухне на полу улеглись солдаты, ну, никак не проберешься. К нашему счастью, поднялась метель, пурга (Январь). Мы дождались, когда солдаты улягутся, выставили окно в своей комнатушке и ушли по направлению к лесу. Опоздали на два часа.
Было жутко от одной мысли, что наши ребята уже ушли, так как с хутора поднялась стрельба по беглецам в сторону леса. Но они нас не обманули. Принесли нам брюки Мы же в чулочках и сапожках, а снега – по колено. Так прячась, прошли всю ночь, куда идти, не знали сами, но тянуло нас туда, где гремели пушки. Это была передовая линия фронта. Наши гнали немцев к Кенигсбергу. Кто был на войне, тот знает, что такое передовая.

8
Лучшая подруга Смирновой (Гурьевой) Раисы Сергеевны Нина Германия, 1944 год

Когда стало светлеть, был такой туман, что в двух шагах ничего не видно. Вдруг совсем близко залаяли собаки, и мы наткнулись на немецкую батарею. Утром всё гремело, мы оказались между немцами и нашей передовой. Залегли под горкой в овраге у реки, накрылись белой простынёй, а наверху немецкая батарея, и пока шёл бой за эту местность, мы трое суток лежали, не выходя. И вдруг наступила такая тишина! Ванька не стерпел, пошёл узнать, где наши. Он услышал сигналы нашей эмочки. Дорога оказалась рядом, уже шли колонны наших войск. А утром наша разведка фронтовая обнаружила нас, а мы встать не могли на ноги. Смотрим – на солдатах звёздочки на шапке и ремень тоже со звездой. Я только помню, как Николай ему сказал: «Если власовец, бросай в нас гранату». Так он привёл нас, беглецов, в штаб фронтовой контрразведки «Смерш». Но об этом я уже писала в газете, как нас сперва накормили щами, а потом… коротко, домой не поедете. Война ещё не кончилась, вы ещё здесь нужны. Сначала я на СПП переписывала военнопленных, а потом направили в действующую армию на второй Белорусский фронт п/п 70560.
P.S. Война для нашей семьи оказалась трагической. Маму ранило в грудь, папа жил в блокаде один без семьи, не зная, что с нами. Сначала он распух, не ходили ноги, а потом остались одни кости да кожа. Перенёс ужасный голод, он нам рассказывал про блокадную жизнь города. Но ни одного дня не болел, был на рабочем месте. Семья в оккупации. Родную сестру, Олимпиаду Терентьевну, немец убил. В 1942 году погиб 19-летний сын- мой родной брат, уже учился в 10 классе. Хотел быть лётчиком. Подорвался в Макарьевском болоте в 1950 году. В Колпино маминому дяде в дом попала бомба, сразу 7 человек убило. Сестра похоронена в Бауске в возрасте 21 года, братишка, 7лет, похоронен в Колпино, умер от голода. Бабушка сошла с ума, пришла из Харькова в Бабино пешком в 1945 году, всё сгорело, она тут же умерла, семья (дочь с внучкой устроились в немецком бункере деревни Трубников Бор.) Похоронили мы бабушку в Любани. Ну, а дальше, другая страница, я уже писала в Тосненском Вестнике, сохранилось письмо от папы из Ленинграда. Дом уцелел, но от дома остались голые стены да рваная крыша, кругом ямы от бомб…
Нужно было восстанавливать город. Разруха, но мы – дома! Папа остался жив, мама с двумя детьми (двойняшками 1931 г. р.) приехала из Латвии, мы с братом из Германии!
P. S. Я приехала домой, мама приняла четыре семьи из Латвии, у них дома сгорели, деться некуда. Было лето 1945 года. Я спала на сундуке, полно народу, но все весёлые, счастливые. И радости не было конца! Я хочу это отметить, как мы встречали дома Новый 1946 год!!! Зелёной краской мама красит плиту-щит, тут же стоит бочка с бражкой из сахарной свеклы, гонят самогоночку, жарят рыбные котлеты из карасей, пекутся пироги из картошки (муки-то ещё не было) с черникой, главное, что запомнилось – это гитара, баян и наши русские старинные песни…Такое не забывается!

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам  узнать и сохранить   истории   жизни. Помочь можно здесь 

Фото

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю