Отец в этот день уехал на работу, а немцы заняли Тосно.
Отец наш уже не вернулся. Мы остались: мать, бабушка, его мать и нас двое детей. Сестре моей не было еще годика, она родилась в сентябре 1940 года, а уже немцы пришли. Мне было уже два года. Там, где сейчас ритуальные услуги раньше была старая поликлиника, , там и роддом был, и я родилась там.
Мама рассказывала, что все ушли на болото, потом немцы стали возвращать жителей. Мы вернулись и жили в доме на первом этаже по адресу пр. Ленина,151, напротив банка.
Называли этот дом домом Голопосоловых, потому что хозяином его был Голополосов Иван Иваныч.
У нас до войны был построен дом там, где сейчас пенсионный фонд, но мы в него не въехали. Мать моя сохранила все документы, после оккупации в райисполкоме ей дали только одно место. В 1948 году снова построили дом, а отец мой был в блокаде, он был железнодорожником. Потом он нашел другую жену, но к нам всегда приезжал, помогал.
Мама рассказывала, что не все немцы были злодеями, некоторые даже детей подкармливали. Напротив нашего дома, там была виселица, там вешали и расстреливали. Рассказывали, что в совхозе кого-то поймали и здесь повесили.
Про оккупацию помню, как мы ехали в вагонах. Нас выгрузили в Угале, там сарай стоял с сеном, всех выгрузили и потом приезжали хозяева на бричках таких и забирали кого-то У нас была неработоспособная семья, потому особо не хотели брать, но все-таки немцы заставили .
У меня есть перечень всех хуторов, где мы были, хуторянам в Латвии тоже не всем было легко. Помню, у нас на берегу речки дом стоял, комнатка нам была дана, Помню, как хозяин один сказал, что больше не может нас прокормить, ведь одна мать работоспособная была, а мы крошечные еще. Нас отправили в другую семью. Помню, были у нас и плохие отношения с хозяевами, которые даже в суп плевали. В конце концов, мы оказались в деревне Попе, у нас там был дом, здесь каменный, здесь деревянный, здесь латыши жили, а здесь мы. Где-то даже уговаривали остаться, когда уже освободили. Там было много хороших людей.
В 1945-м мы вернулись .И я помню, что говорили нам: «Оставайтесь», а мать говорила: «Нет, только в Россию, только в Россию» и вернулись как раз к этим Голополосовым. Когда вернулись, было народу столько, что негде было жить, и дом наш сгорел. Но потому, что мать документы сохранили, нам на том же месте дали дом, и мы построили его в 1948.
В 1947 году, когда отменили карточки, мы очень радовались.
А немного не доходя до места , где стоит банк, находился рядом с ним магазин номер один. Уром встанешь – очередь за хлебом, милиция ходит, разгоняет. И мы по канавам все спрячемся, маленькие ведь были, а в 1947 г. деньги поменяли (евреи молодцы, они спасли нищих людей, артели организовали). В магазин придешь, там шоколад лежит, (горький такой, развесной), икра стоит.
Мы огород старались посадить, мама поехала к своей матери в Кировскую область и ей мать дала корову. Мама эту корову привела. Большинство вернулись из Прибалтики к себе домой, хотя многие и остались.
В доме, где мы жили , полный сбор был детишек и в доме Савушкиных тоже, полный дом родственников и все мы здесь кучковались и всем было хорошо.. Мы пошли в Корчагинскую школу, еще детский дом был, я помню этих детей, они еще хорошо одеты были, ходили в формочках. А в 1947 году когда мы пошли в школу, она уже стала школой, детей куда-то вывезли
У нас были великолепные предметы. Нашей первой учительницей была Шаляпина Татьяна Васильевна, чудесный руководитель. Мы были маленькие, нам было интересно. Начинается урок, мы встаем и начинаем петь гимн Советского Союза, и это каждый день, потом учились. Русский язык, чистописание. Муж мо, й закончивший школу в Белоруссии на год раньше чем я, писал также как и я . Мы все были одинаково выучены и наклон и все. Почти все в Тосно обзавелось коровами. Кто-то покупал. У всех была картошка. Здесь было много эвакуированных из Ленинграда, есть то в городе нечего, а у нас картошка, лес с ягодами.
