< Все воспоминания

Нефедова (Филюгина) Тамара Яковлевна

Заставка для - Нефедова (Филюгина) Тамара Яковлевна

Война началась, когда она жила в Волхове-2.

Мы сохраняем устную историюПомочь нам можно здесь. 

 

Меня зовут Тамара Яковлевна Нефедова, девичья фамилия – Филюгина.

Я росла в семье железнодорожника. Отец был начальником станции Волховстрой-2, мама была домохозяйкой. Семья была большая, детей было 8 человек. Я по счету была шестая. Работал только отец. Было хозяйство, около дома был огород, сажали картошку, овощи. Была корова у нас. Растили поросенка, куры были. Жили своим хозяйством. И папа зарабатывал. Мы все, шесть человек, учились, а младшие не учились. Старшая сестра закончила 10-летку и поступила в медицинский институт в Ленинграде. Старший брат учился в техникуме в Лодейном Поле, закончил его, работал помощником машиниста на паровозе, потом ушел в военное училище в Ульяновск, там учился. А остальные ходили в школу: брат – в 10-й класс, второй брат – в 7-й класс, сестра – в 6-й класс, а я до войны закончила 4 класса.

Отец - Яков Иванович Филюгин начальник станции Волховстрой2 во время ВОв
Отец – Яков Иванович Филюгин начальник станции Волховстрой2 во время ВОВ

Жили мы в Волхове-2. Начальником станции был отец. Там и жили: около вокзала был дом, и мы там жили. До войны я закончила только 4 класса. В мае мне исполнилось 12 лет, а в июне началась война. В войну сестра училась на 4-м курсе медицинского института, когда война началась. А брат закончил училище военное. 18 июня мы получили письмо, что едет он в Белоруссию, когда там определится, тогда приедет в отпуск домой. Другой брат закончил 10-летку, его взяли в армию и отправили на Дальний Восток. Он там служил в штабе, работал писарем. А мы учились. Я закончила только 4 класса – и война началась.

Перед войной часто делали такие учебные тревоги, и уже нас это волновало. Часто они были. Сирена выла, и заставляли делать убежища около домов. В первые дни войны мы рыли около дома щель насыпную. Вечером перед войной была первая тревога. Уже летал немецкий самолет, видимо, разведчик. Часов в 12 объявили войну, а вечером уже была тревога, гудели паровозы и сирена. И мы, конечно, щель открыли. Как только загудит, тревогу подают – и сразу бежали туда. Мы жили на Вокзальной улице, около дороги, частные были дома. Перед войной было тревожное состояние, были учебы военные.

Радио было только у нас. Папа был начальник станции, и у нас висела черная тарелка. И по радио объявили войну, и весь дом собрался к нам, и Молотов выступал. И мы слушали.

Почти с первых дней войны стали бомбить Первый Волхов. Пути разбивали. Второй Волхов пока не трогали. Стали эвакуировать население, были и по радио известия, что немец уже занял. И, конечно, население стало уезжать. А потом дан был приказ эвакуировать детей. А мы остались. Мы уехали, только когда немец подошел близко к Тихвину. И мы уехали. Нас не было около шести месяцев. И в это время уже немцы подошли к болоту и обстреливали Второй Волхов, железную дорогу. Был мой отец и брат мой младший, которого потом взяли в армию в 1942 году. Папу ранило на перроне осколком мины в руку. В марте месяце 1942 года мы приехали обратно. Город был эвакуирован, а мы приехали. Ну и, конечно, получал папа 500 грамм хлеба, и привозили из столовой баланду: на блюдечке две три ложки баланды. Заварная мука была. И это все питание. Поэтому я в 12 лет пошла работать.

А в эвакуации где мы были? Мы поехали с соседями в Саратовскую область, в село Федоровка. Но мы там прожили 5 месяцев, там было тревожно. Немец к Сталинграду подходил, и через село проходило много отступающих, и мы уехали. И ехали 40 км на открытой платформе, а младший сестре было 1,5 года. А потом попали на состав, который шел на Вологду с мукой. Мужчина, который сопровождал этот состав, у него было два помощника, и он нас взял. И мы целый месяц ехали. А из Вологды в Первый Волхов шел поезд с милиционерами, они ехали туда, в Волхов, а потом – в Ленинград, и они нас взяли. И мы приехали в феврале 1942 года. папа как увидел, что мы приехали, расстроился: «Куда же вы едете, тут и кормиться нечем». Но прожили.

А я в это время не училась. Город был эвакуирован, и школы были закрыты.

И три года войны я не училась, работала. В 1942 году в марте месяце я пошла работать на железную дорогу, потому что город был эвакуирован, и на детей карточки не давали. Мы не получали ничего – ни хлеба, ничего, и поэтому заработать на хлеб как-то надо было. Я была ремонтным рабочим. И оставшиеся дети в Волхове приходили на железную дорогу к мастеру, он нас переписывал, выдавал инструмент, и мы чистили зимой пути от снега, летом ремонтировали железную дорогу. Человек шесть детей переносили шпалу куда нужно, где меняли ее. За нами женщины присматривали. Зимой мы ходили в лес, нужно было заготавливать метлы для расчистки пути. Летом платформы разгружали с балластом.

А бомбежки  – бомбили 1942-й год весь и Первый Волхов бомбили. А когда немцев стали гнать, они решили мост разбить. А так они берегли мост и не бомбили.

Железнодорожный мост через реку Волхов. разрушенный 1 июня 1943 го
Железнодорожный мост через реку Волхов. разрушенный 1 июня 1943 го

А уже осенью 1942 года был первый налет, 2-го сентября уже налет сделали на Второй Волхов. И уже здесь немцы метили в мост, в электростанцию. Наш дом был разбит, и мы были вынуждены уйти в дома пустые в поселке. Люди были эвакуированы, и мы там жили. И стали бить Второй Волхов, бомбежки продолжались до июня 1943 года. А в 1943 году последняя бомбежка, 21 июня. Моя мама в этот день родила брата младшего. Рожала, когда бомбили. Мы были на Мурманских воротах, у женщины-вызывальщицы, которая машинистов вызывала, которая с папой работала. Мы были у нее, потому что дом весь был разбитый. И мама рожала там.

Это была последняя бомбежка. После этого не бомбили. До 18 июня была разбита первая ферма Второго Волхова – моста через Волхов. Еще был мост вроде цел. Папа проходил после бомбежки до Первого Волхова и обратно, проверял. И только они прошли и обернулись – грохот начался. А это ферма переломилась, и в воду мост упал. В первых числах июня 1943 года это было. Движение прервалось, но был деревянный мост, построенный во время войны. Сейчас от нового моста он недалеко. Поближе к электростанции, во время войны была проведена дорога, по мосту с выходом в Первый Волхов и ходили поезда по мосту с толкачом, потому что подъем был. Состав идет и два паровоза – впереди и сзади. И пока этот мост делали, по другому ходили, по деревянному.

Видели эвакуированных. Составы, когда уже их привозили в Кабону с Ленинграда по льду, а оттуда составом уже проходили по нашей ветке. Везли на восток, к Вологде в теплушках, даже были остановки. Люди выходили – были похожи на привидения. И даже были случаи, когда из вагонов выбрасывали мертвых. Умирали на ходу, потому что умирали люди и даже дети, которые работали на путях. Мы выносили их с перрона, а потом их увозили. Эвакуированных было много. А потом стали на алюминиевый завод привозить.

Завод не работал, а были мастерские, чинили авиамоторы от самолетов. Поэтому привозили из Ленинграда специалистов. Они ходили – ветром их качало. У нас был огород, и мама сажала овощи. И вот они ходили и просили даже ботву от свеклы. Тоже ели ботву.

Магазины не работали. Когда работала я на железной дороге, мы до пяти вечера работали. И по окончании работы приходили в такой сарай построенный. Мы сдавали инструмент, и нам бригадир давал талон на 500 грамм хлеба. И мы брали этот талон и шли в Мурманские ворота. Там был магазин, который эти талоны отоваривал хлебом. И мы получали 500 грамм хлеба и шли домой. От Второго Волхова до Мурманских ворот километра три, наверное.

Мы шли пешком туда, брали хлеб и шли обратно. Я жила у железной дороги у станции, мне было близко, а другие приходили из города. Каменные дома были там. Там другие жили. Туда еще шли, Не знаю, доносили до дома или нет, я-то доносила. Пощиплю, но доносила, а те, по-моему, все съедали. Наверное, им было не донести.

Страшно, когда бомбили ночью. Бомбили, даже в Дубовики попадали. Стояли батареи зенитные. В это время было страшно: вешали много осветителей, небо освещено все, а самолетов не видно, гудят – и все. Самый был страшный случай днем. Был налет, и самолеты низко спускались. И они, видимо, включали сирену или что, с таким воем, что мы побежали лес. У нас он за поселком сразу. Сейчас он раскопан, а тогда был лес. Мы туда побежали. Папа лег в бочку без дна, сунул голову. Налет закончился, а нас не бомбили, а Первый Волхов. Но было страшно, много самолетов было. Это был 1943 год, потому что деревья были зеленые, видимо, лето было уже. Раздетые мы бежали. И когда налет закончился, и папа голову вытащил, мы тут рассмеялись, что спасался: бочка без дна, без всего. Было страшно очень даже.

Второго сентября была первая бомбежка. Станцию бомбили и мост. Как раз на станции стоял состав санитарный – вагоны, которые за ранеными ездили в Кабону, в Пупышево. И в это время их было много. У нас был огород весь вспахан бомбами, но небольшими. Воронки были небольшими, а овощи были заброшены на крышу. Когда мы вышли – морковь, свекла были заброшены на крышу. И на станции горел эшелон. Они ехали только за ранеными. Один был персонал только. Горело несколько вагонов, и слышался крик: «Помогите!» А мы бежали, думали, что будут бомбить, но второго налета не было.

Школа открылась в 1944 году. Я до войны закончила 4 класса, а три года не училась. А в 1944 м году уже осенью я пошла в пятый класс, мне было уже 15 лет. Нас в школе организовали класс переростков, кто не учился.

Как сняли блокаду, чувство было радости. Во-первых, в 1943-м году была последняя бомбежка в июне, а в 1944 году нас перестали бомбить, а потом, когда Ленинград освободили, тут все ликовали. А когда Победу объявили, так тут все, наверное, люди, что были в Волхове, все вышли на улицу, и была такая радость. А мы были в школе и вышли с учителями, где сейчас парк Почевалово. Не было деревьев, ничего. Потом сажали, когда стали возвращаться. Мы прибежали, и плакали, и обнимались – что-то было. И когда блокаду сняли, тоже радовались, потому что у нас в Ленинграде были родственники, мамина сестра. Все были рады, поздравляли друг друга. Так что было радостное событие. Так я проработала с 1942 года до июня 1944 года. В 1944 году открылась школа, и я пошла учиться в школу.

На погрузке грузов в Ленинград
На погрузке грузов в Ленинград

Сестра училась в Ленинграде, и там осталась, и прожила всю блокаду. Она работала в госпитале заведующей хирургическим отделением. Когда блокаду сняли, то она с армией действующей двинулась дальше и дошла до Чехословакии. Она в 1945 году родила девочку – она замуж вышла. Ее муж отправил на родину, в Украину, в Подольскую область. Он служил еще, а она там родила. Она врач, и он военный врач. И его отправили в Порт-Артур. И он их туда забрал. А когда вернулись оттуда, когда Порт-Артур к Китаю отошел, их перевели в Уссурийск, и там они жили. Он был начальником госпиталя, а она была врачом. Еще в Харькове она закончила пятый курс института, она же только 4 курса закончила до войны. Еще курс закончила и там работала. А потом в 60-х годах демобилизовались и уехали в Донецк.

А старший брат Александр – мы от него письмо получили: он пропал у нас. Мы писали, чтобы узнать, а нам отвечали, что нет его: не значится ни в убитых, ни в пропавших. И только после войны мой сын в архиве в Москве нашел, что мой брат погиб в декабре 1941 года в Западной Белоруссии. Так мы о нем узнали, что он погиб.

А среднего брата с Дальнего Востока перебросили в Москву. И там он научился водить машину, которая снаряды подвозила к «Катюше». И в начале 1943 года он тоже отправился на фронт. И вот он служил в части, где были «Катюши», и он подвозил снаряды. Дошел до Германии и в Веймаре служил до 1952 года. Только в 1952 году приехал домой. Работал там при генерале, возил его.

А Николая, младшего следующего брата, взяли, когда ему исполнилось 18 лет. В 1942 году его взяли в армию, и он пропал у нас. Потом, через два года, мы получили письмо: он был в партизанском отряде в Латвии. И потом его демобилизовали, потому что он заболел и приехал домой, потому что был в партизанах и голод, и холод. И у него была язва желудка. Его оперировали и демобилизовали, в 1944 году вначале. Пришел чуть живой. У нас было крыльцо 4 ступеньки, не подняться ему было. Мы его за руки поднимали.

Папу еще в Финскую войну наградили медалью за трудовую доблесть. Он ее получал из рук Калинина за военные перевозки во время Финской войны. А так всю войну был, на пенсию пошел в 60-м году. С 1937 года он был начальником станции. Орден «Знак почета, орден Ленина, медалей много у него «За оборону Ленинграда». Значок «Почетный железнодорожник» и «За Победу над Германией». И два ордена у него.

Его никогда не упоминают, когда о войне говорят, а он же с 1937 года по 1960-й год был начальником станции. Только когда ранило, его увезли в нашу в больницу, и снова вернулся.

Всю войну на трудовом посту, все перевозки организовал.

 

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать больше и рассказать Вам. Это можно сделать здесь.

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю