Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Я не воевала нигде. Я была все время в тылу.
Узнали о начале войны так. В нашей деревне, а это был колхоз им. Третьей пятилетки, была складчина по окончанию весеннего сева. И вот все гуляли, и я в том числе. Вдруг приезжает к нам из сельсовета нарочный и объявляет: «Началась война!» Все женщины в слезы, мужчины тоже. Они, мужчины, все были военнообязанные. Они все на второй, третий день по закону должны явиться в военкомат. А было постановление: руководители и трактористы, должны оставаться на местах. Это было для того, чтобы работать. Нас, комсомольцев, приглашают в сельсовет. Председатель был Сергей Андреевич. И говорят: «Если придут немцы, мы сразу уходим в лес, а вы остаетесь здесь». Это была команда свыше. Мы и остались здесь. Немцы появились на нашей территории 20 июля 1941 года. Я была в деревне Первенец. Слышу шум, глянула: со стороны горы Малышевой – темная туча. Едут немецкие мотоциклисты. Проезжают мимо нашего дома, все вооруженные до зубов, замаскированные. И так они по всем деревням и промчались.
И мы, конечно, поняли, что фашисты пришли к нам. Что делать? Боимся. Начали окопы рыть в лесу, около деревни, недалеко. Ну, сколько в окопах проживешь? И корова есть. Колхозных лошадей разделили по домам, коров тоже. У нас было население из Ленинграда. Как беженцы они были эвакуированы в нашу местность. И скот тогда разделили. И дома все заняли. В общем, жизнь должна была наладиться, чтобы люди не голодали. В окопах мы были не долго: начались холода. Мы все вернулись в свои дома. Да, вот еще что. Тогда в нашей местности занимались в основном льноводством, и поля все поделили, так что, где работать, наши родители уже знали. И зерна немного было. Все разделили по трудодням. А у нас мама одна работала. Я уже в школе работала, сестра была в Ленинграде, она приехала в отпуск, тоже осталось тут, и братик. И вот на четверых нам дали узкие полоски. Совсем было мало – узкая полоса, и мы собрали зерна совсем мало.
И вот благодаря картошке мы тот год и прожили. 1941, 1942 год. В 1942 году посеяли больше, тогда уже рассчитывали, что нужно на всю семью, на себя только рассчитывать. Мужчины, которые были, ушли в лес. Мы остались как связные. Сергеев собрал всех. Вернее, он не собирал, Иван Матвеевич и остальные отправились в деревню Найденка. Была деревня Красная, а за ней Найденка. И вот там была база. Все ушли. Ушли с ружьями. Да, еще был закон, как война началась, ружья нужно было сдать в военкомат. А кое-кто ухитрился и сохранил. Ну, этим и вооружились. А у нас в Сланцевском районе пограничная зона. Кое-кто, и руководители все ушли. Сначала были кто где. А потом объединились, были группы партизанские. Потом отряды образовались. Ну, и вот приходили к нам. Одежды надо им было, холода приходят, есть нужно. Делились, чем могли. У нас своя как бы группа образовалась: Тоня Антонова – бывший директор школы, Клава Никифорова, Мария Яковлевна Германова и я, вот мы все вместе дружили. И Иванов Михаил приходил к Клаве, какие сведения получали, передавали ему. В Ленинграде образовался штаб партизанского движения, возглавлял Никитин. Ну, чем мы могли, тем помогали.
Приходили, тогда еще, конечно, не было связи такой, как уже в 1942 году, в 1943 году было по-другому налажено. А первые годы, если получат какую информацию, нам сообщат, а в деревне если что узнал, не к каждому мог и идти. Одним можно сказать, а другим нельзя. И вот у нас оказались в деревне предатели.
Я говорила про них и буду говорить. В деревне Дубок, в деревнях Рыжиково, Луговце были те, кто помогали, люди знали, что помогали. Предали дубовских: вот 11 человек погибло, кого расстреляли, кого повесили, кого сожгли. В семье Голубевых тоже пять человек убили. В Луговце – пять человек. А Луг деревня вообще считалась партизанской, все руководители района и партийные руководители, почему-то все в наши края подошли. Видимо, тут была лучше организация или было проще, не могу сказать. Но помогали, как могли.
С 1942 года у меня сохранилась запись моих подруг. Пришли ко мне как будто в Новый год Никифорова, Антонова, Германова и Шура Соловьева и написали мне стихи, это Шура Соловьева.
Дальше стихотворение:
С новым годом поздравляю с новым годом, с новым счастьем,
Аня, пусть этот 1942 год будет лучшим годом из тех, которые уже прожила.
Анна Соловьева, Александра Соловьева, Первое января 1942 год, 13 часов 19 минут.
Это у меня дома в Пятлицах.
С Новым Годом!
Люблю я тебя за рассудок твой умный,
люблю как товарища нашей страны,
люблю как борца за свободу народа,
люблю как человека, за эти черты.
01 января 1942 года. Это Клавдия Никифорова.
Тоже там работала. И Шура пишет, вот такие были подруги. Я храню. Был альбом большой. А это, за что я получила первый орден, и за связь, мои вот документы.
Мне приходилось и лично с немцами сталкиваться. Расскажу. Это был 1942 год, это было летом. В нашей деревне, где дом Махоньковых, там жила тетя Александра. Как раз у нас Николай Суворов сушил снопы, это был июль месяц. Вдруг ни с того ни с сего тетя Александра пошла в деревню, а там был карательный отряд, она привела отряд в нашу деревню. Приехали с собаками, как всегда они приезжали. Женщин в одну сторону собрали к нашему дому, а к дому Власовых мужчин в другую сторону собрали. И пошли с собаками искать, в дома, в подвалы, на чердаки, во все холодные постройки. И тут как на грех, у нас оказался Николай Суворов, он сушил снопы в риге, и вот тут оказался. Правда, еще мужчины были пострижены, длинные или короткие волосы у них были.. Облазили – никого немцы не нашли. И ни с чем уехали. А когда пришли к нам в дом, я стою во второй комнате, у меня там был комод, духи на нем были, мне были подарены перед войной, мне было 20 лет. Немец взял духи, как с вами сижу, рядом был такой, на меня показал: мои? я говорю: «Да», и поставил на место. Открыл комод, что он там искал? А были только штаны да рубашка. Одежды не было никакой. Я училась в холщевой рубахе.
И они никому нечего не сделали. И если немцы и были в карательных отрядах, то они были добрее, чем румыны и эстонцы. Самые страшные были эстонцы в отрядах. Вам говорили про эстонцев? Они все время были врагами. Мы их одели, обули, Советский Союз их содержал. Они со своих пашней, лаптей стали жить, как короли. И на всю Россию плевали…
Публичные казни в Дубках, Вихрово были.
Парня повесили, потом сняли с петли и обратно повесили, и всю деревню собрали. Это все карательные отряды – Власов тогда возглавлял. Минных из дома выгнали, подожгли дом и всех загнали в дом, а Клавдия – их невестка была беременная. Вот такие были. Теперь, ну как же фамилия была, тоже привязали к машине и волокли волоком. Александр его звали.
Такая была казнь. И сожгли, и луговских тоже арестовали. Не было бы этих случаев, если бы не предавали. Вот я сужу по своей деревне. Эта тетя сходила за карательными отрядами, а потом ее Бог покарал за это предательство.
На территории нашего поселения был такой Алексей Кибитка. Предатель. У немцев он был. Я его не знала. А моя сестра и моя золовка, Валя Пименова и Маша с Новой Нивы, ходили туда на танцы в Гродно. И когда поступали листовки, они, танцуя с немцами, и подкладывали им в карман. Было и такое тоже.
Я никуда гулять не ходила. У меня был парень, потом он ушел в партизаны, потом в армию и погиб под Псковом. Да, в 1943 году здесь объединились, несколько отрядов, 83-й, 84 -й он базировался в Лейкове. Уже был конец года, сентябрь- октябрь. Немцы уже чувствовали, что порохом пахнет. Они стали посылать даже не только своих, а танкетки стали посылать. И партизан много погибло. И они дошли до деревни Гродно, все было сожжено. Образовалась тогда 9 -я партизанская бригада. Штаб базировался не здесь, а в деревне Завражье. Даже тогда Береза была деревня, в доме Макаровых. А здесь был штаб 9 -й партизанской бригады.
Между прочим, освободили нас 02 февраля 1944 года. Девятая партизанская бригада и Вторая ударная объединились. В ночь с первого на второе немцев выгнали с нашей территории. И потом началось самое большое кровопролитное сражение на нашей земле. Потому что граница с Эстонией была укреплена, а надо было через дорогу переправиться, чтобы освободить территорию. Такие были бои! У нас был госпиталь, начиная от нашей деревни, в Барановом доме жил помощник, по всей деревне были раненые солдаты. И оттуда возили сюда. Самолеты подлетали, увозили в тыл, тяжелораненых. А ведь были такие солдаты, которых чуть-чуть подлечили – и на фронт. То ли была установка, то ли они были такие патриоты. Потому что когда стали уходить в партизаны, так и мальчишки шли: как же сидеть дома, нужно было воевать идти.
Про 9-го Мая расскажу. Значит, я в школе, тоже опять нарочный, телефонов- то не было. Один телефон в сельсовете, и все. Приезжают – День Победы! Стали собирать митинг у сельсовета. Мы получали похоронки, дети плакали. Кто радовался, что папа приедет, а кто плакал: и женщины и дети и матери. Всем было горько. Мы – на митинг туда. Приехали представители из штаба партизанского. У меня есть бумага, что я принимала участие, была агитатором. Ну и Победа!
Конечно, не все приехали домой сразу, кого-то отправили на Дальний Восток убивать японцев, и моя сестра туда попала. Когда госпиталь в нашем крае устроили, у нас зам начальника госпиталя был, а сестра только семь классов окончила, и ничего не было. И отправили ее на работу, рубили лес, делали настил из бревен. И приехал начальник и говорит: «Анна Васильевна»,- это моя мама – «мы Тоню возьмем в госпиталь». 19 лет ей было. И взяли в госпиталь. Госпиталь дошел до Таллина, оттуда его перебросили на Дальний Восток, и Тоня моя там до 1946 года была. Пока госпиталь расформировали, пока японцев в сентябре 1945 года добили. И там все воевали, так что и на Западе была война, и на Востоке.
