< Все воспоминания

Гампер Лев Евгеньевич

Заставка для - Гампер Лев Евгеньевич

Война началась, когда он жил в Краснокамске

 

Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.

Меня зовут  Лев Гампер. Маму мою звали   Екатерина Кирилловна Паркачева.  Она  была  родом из города Сарапула на Каме. У нее интересная семья: их было девять сестер, и жили они в Сарапуле.   И дед очень интересный у меня был, их отец –  Кирилл Яковлевич Паркачев.  Он был из глухой приуральской какой-то  деревни, учился в церковно-приходской школе, и за большие успехи его отправили в Казань в университет учиться. Когда он там они учился, то участвовал в студенческих движениях, а в это же время  там  учился и Ленин.  Думаю,  что   они примерно в одно время учились.

Мой дедушка,  поскольку его учили на казенный счет,  считал,  что  он на все жизнь обязан себя посвятить народному образованию. И он вместе  с тремя товарищами поклялся жениться на крестьянке  и посвятить свою жизнь образованию народа.

После окончания университета он пошел преподавать в деревню. Но ему очень быстро запретили преподавание за вольнодумство. И тогда он занялся тем,  что называлось тогда землеустройством, сейчас это статистика. То есть  изучение  того, чем живет население, что производит. Тогда этим никто не  занимался. Не было тогда статистики, не изучали,  сколько людей рождается, сколько умирает.

20 июля 1949 год
20 июля 1949 год. Краснокамск Лев Евгеньевич Гампер

Это было перед революцией, где-то в начале  прошлого века. Дед изучал,  чем живут люди,  что сажают, сколько собирают и  так далее  в разных районах  Пермской области.

Дедушка  сам разработал  особую систему. И,  как мама говорила,  он переписывался со Львом Толстым. У него скопились богатые сведения, когда приезжал из Петербурга какой-то  важный чиновник, то  очень удивлялся, откуда у дедушки  такие сведения. Но дедушка  говорил,  что у него есть во всех деревнях доверенные люди. Ему  говорили: «Как вы можете верить каким – то мужикам? Где это видно,  что они делают?»  «Я сам из крестьян, и им доверяю», –  отвечал дед. А через некоторое время ему присвоили звание Почетного гражданина России.

Про бабушку я ничего не знаю. У меня были фотографии, и там можно увидеть восемь девочек. Жили они в Сарапуле.  Знаю только, что у них дом был над каким- то оврагом. По рассказам знаю,  что они там заготавливали соленья, варенья  каждый год, а  потом  у них это украли и  вывезли  на двух подводах. Амбар вскрыли и увезли  все.

Деда по отцу звали    Антон Карлович Гампер.  Он был дорожным инженером,  а в то время:  инженер считался  важным человеком. Отец родился в Митаве.  Дед родился то ли в Москве, то ли под Москвой, а мой отец  – Евгений Антонович  – в Митаве. Теперь это Гаупец, а когда-то это была столица Курляндского княжества. Были княжества Курляндское и Лифляндское,  а Рига была столицей.

У отца корни из Прибалтики, но дед считал себя швейцарцем. И когда в 1922- 1923 году  начали советские паспорта выдавать,  там можно было написать все что угодно, любую национальность. Дед написал,  что он швейцарец, отец написал,  что он русский, брат  его  написал, что он    немец, сестра Инга тоже написала,  что она немка. Но всех их пересажали в сталинские времена.

Деда сажали три раза.  Первый раз его посадили  в 1919-1920  и год держали в Екатеринбурге в тюрьме, сначала ничего не предъявляли. Он объявил голодовку, и его выпустили. Потом уже в 1937 году посадили всю семью: деда, бабушку и трех детей. Взрослые были уже все. У отца и его брата были семьи,  только  у  Инги  не было семьи.

24 иля 1932 год
24 июля 1932 г. Антон Карлович Гампер

Дед в Предуралье строил мосты, говорили,  что он был дорожный инженер высокой квалификации. Между этими посадками  он в Перми организовал индустриальный техникум, который и сейчас существует. Деда и сейчас почитают в Перми, он вошел в историю  этого города.  Так вот он руководил этим техникум, а потом  в нем познакомились мои родители. Там  сначала учился отец,  а потом туда поступила мама. Они познакомились там, поженились и осели в Краснокамске. Отец работал начальником электроотдела бумажной фабрики  в несколько километрах от Перми. Там был в те времена крупнейший целлюлозно- бумажный комбинат. Когда образовался город Краснокамск, там был  построен филиал фабрики Госзнак. И отец там работал начальником.

Отец и его брат Жорж  были  хорошими спортсменами, занимались  легкой атлетикой, участвовали в городских и  областных соревнованиях. Яхты строили и на них плавали, были энергичными  людьми.

Семья у них  была видная,  у деда по тем временам был богатый дом: было пианино, и жили  они в собственной квартире. А в 1937 году,  когда их арестовали,  в эту квартиру въехал следователь какой-то. Всю квартиру со всей обстановкой занял.  Все целиком  присвоили от посуды до постели

Потом,  когда через год выпустили бабушку Эмилию Эдуардовну,то  она приходила  туда,  просила, чтобы  ей вещи отдали.

Ее там встретила новая хозяйка и сказала: «Заходите, берите, что хотите». Бабушка  была очень подавлена:  человек пришел в свой дом  без прав, без всего. И вот она пришла, чтобы  что – то  свое  взять, а единственное, что она успела спрятать перед арестом, это был фамильный   перстень. Она его  вытащила  из  цветочного горшка, куда спрятала, и ушла, больше ничего не взяла. Вот такая история.

А мама после ареста мужа осталась с двумя детьми на руках. У меня  была старшая сестра  и  брат  Вова, который умер от дифтерии, за два года до моего рождения.  И вот потом я появился. Я  родился  в 1937 году в Краснокамске.  Знаю, что  маму  после ареста отца выставили из квартиры, выгнали  с работы. Она работала техником- сметчиком по строительству.  Только месяца через три нашлись добрые люди, дали ей работу  и комнату дали.

Отца  в ноябре забрали, а в январе уже расстреляли.  Это я по документам потом узнал, читал дело отца.

В сентябре я родился.  Причем, в разных бумажках разные даты расстрела указаны были: в одном документе – в декабре, в  другом – в январе. В них было  написано, что   отец расстрелян  за  шпионаж. И паспорт приложен  почему-то без фотографии, отклеилась, видимо. Там такая чепуха была про отца  написана. Но из этого дела было  видно,  что на  маму тоже  шили дело и собирались  посадить. Но обошлось

Потом  нас как – то устроили.  Мы жили в типовых бревенчатых домах с двумя подъездами. Везде были такие дома. И на Камчатке, и на  Кольском, и в Мурманске сейчас есть. И вот  в таком  доме мы и жили. В квартире еще была соседка.

27 марта 1954 год г. Краснокамск
27 марта 1954 год г. Краснокамск. Лев Евгеньевич с друзьями

Да, нас не бомбили, не стреляли в войну. Но я помню  черные тарелки громкоговорителей, помню, как народ слушал, что  сдали  очередной город, что снова отступили. Могу сказать,  что в детстве все воспринимается  так, как есть, так как ты другого не знаешь.  Как  живешь,  так и живешь,  как будто так и должно быть. Не воспринимаешь, не анализируешь. Про отца не помню,  чтобы меня упрекали в том ,  что я  сын врага народа, что на мне  клеймо висит, я не помню,  чтобы кто- то мне говорил про это  в школе или где то еще- не было такого. Помню,  наивные детские оправданья,  когда тебя спрашивают,  где твой папа,  ты отвечаешь,  что папу арестовали,  но это ошибка, что скоро его выпустят. Ну, и  ждали 20 лет.  То,  что он был расстрелян  практически сразу,  узнали только после смерти Сталина.  Получили  сообщение,  что  отец реабилитирован  посмертно.

Мама моя – вообще героический человек. У нас семья  состояла  из бабушки, сестры, мамы и меня. Помню,  что мама тащила на себе всю семью, обшивала всю округу, еще и работала каждый день. Всех подруг обшивала:  днем она работала, а ночью шила.  Помню каждую ночь  стучит машинка под дверью,  вижу полоску света, слышу стук машинки и под этот стук засыпаю.  Она вытащила  и сестру:  она отучилась в школе, поступила потом в Перми в институт.

Чаще всего я вспоминаю, что в то голодное время мы ели котлетки из картофельных очисток.

У нас были знакомые,  которые нас поддерживали. Это была редкая семья, в которой были мама и папа.  Их  отец  высокую должность занимал на комбинате, в семье были  три дочери и один сын. Как-то мама их держалась, и мы часто бывали у них. Был у них дом с садом. Я помню, как я ходил к ним картофельные очистки забирать –  семья- то  была большая, отходов много, и вот я  приходил за ними.

Мы их дома  пропускали через мясорубку и делали котлетки из них. Они были черные, очень невкусные, но что делать. Есть – то надо было что – то. Голодно было, конечно.

А когда мы к ним приходили, они нас подкармливали.  Помню, как праздники мы отмечали, Новый год. Из чего, не знаю,  тортик делали какой-то. У меня до сих пор торт Наполеон  самый любимый.

1929 год
Мать Льва Евгеньевича –Екатерина Кирилловна 1929 год

Находили яйцо, кружку молока. Что- то находили, наскребали. Помню, как  елку наряжали, а  игрушки  сами  делали. У нас всегда много детей было в доме: моя сестра, её и мои товарищи. Мама всегда возилась с детьми, и в школе всегда была окружена детьми. Она вела   математические кружки в школе по собственной инициативе, любила задачки занимательные, и дети толпами шли к ней. Дети часто  бывали у нас дома,  у нас было много детских и взрослых книг. Я помню  книгу Пушкина,  толстая такая книга, академическое издание. Я постепенно прочел Лермонтова, Пушкина, Маяковского, Некрасова.

И по мере того, как достигал какого- то понимания,  постепенно все осваивал. И так все прошел постепенно.  По тем временам в нашем  доме было много книг, и бабушка моя  хорошо  языки знала. Ей привозили немецкие книги из Перми, она очень хорошо знала немецкий и  французский. До сих пор в памяти стоят  немецкие книжки с подписью отца.  Бабушка все время  порывалась меня учить языкам, и все говорили: «Учи язык!» Но не удалось мне немецкий  выучить. В школе его  изучал  вместе со всеми.

Я  1937 года рождения, в школу  пошел в 1944 году,  к концу войны.  В  городе много было эвакуированных,  много было одно время пленных немцев. Они рыли канавы.  Со стороны населения к ним не было  плохого  отношения,  что с них возьмешь.  Они ходили, попрошайничали.  Охраны я не помню как таковой.  Жили они в  бараках. Где  – то их держали. Привозили, увозили, особенно охранять не было смысла,  бежать – то им  некуда. Потом исчезли куда-  то.

1952 год лагерь
1952 .Краснокамск .Лагерь. Лев Евгеньевич с другом

В городе во время войны было много эвакуированных из разных мест, из Крыма были немцы. Меня мама отдала в  дом пионеров заниматься музыкой. У нас был такой маленький дом пионеров, домик такой отвели, и там разные были кружки. Так вот меня отдали  учиться играть на фортепьяно. 4 года я ходил туда учиться музыке. Были у нас там две учительницы,  эвакуированные из Крыма. Татарские  у них были фамилии. Это были мать и дочь, мать была уже пожилой старушкой,  а вот дочь помоложе, но  сейчас уже  не помню,  как  их звали. Дочь преподавала музыку в школе   и учила музыке меня.

Приходил  я туда заниматься музыкой. Ни у кого    тогда  дома  еще не было инструментов, а  там в комнате стояло пианино. Сами они жили через стенку в этом же  доме пионеров нашем. Так и играли, но  как фальшивая нота,  так  старуха та стучит в стенку.

Мама меня отдавала заниматься музыкой,  понимая,  что ничего из меня не выйдет,  но все – таки  отдавала.   Причем этот  кружок был платный –  на эти деньги  жили учителя.

сентябрь 1959 год КРЛ Орджоникидзе
сентябрь 1959 год. Корабль «Орджоникидзе» Лев Евгеньевич Гампер

Помню, что  все время пытались сократить этот кружок, потому что эти женщины были репрессированные,  сосланные. Если бы  этот кружок музыки сократили, тогда  им некуда было бы  идти и не на что жить. И их  все – таки  оставили .

У нас    в  школе была активная жизнь, было  много разных кружков. У нас был замечательный  биологический кружок.  Я в нем все время занимался. Причем, это была школа, а не зоосад какой – нибудь. Что- то директор  подкидывал: то кроликов, то голубей, даже  теплицу построили. И мы  какое то время ходили топить помещение, чтобы кролики не замерзли. В общем,  школа что-то  все время  делала  для занятий  детей. У нас  была учителем биологии Анна Павловна, она уже пожилая  была, но, кроме  уроков, и кружки с нами вела.  Мы  с ней  что – то  выращивали, сажали что – то.

Помню, карточки  на продукты  выдавали на работе, мама получала их   на себя и на иждивенцев. Иждивенцами  считались  бабушка, сестра и я.  Хлебные были карточки. И сахар,  наверное , тоже давали по карточкам. Мяса не было,  масло, сейчас не помню уже, было или нет.

IMG_0005
1936. Пермь. Ингиборг. Тетя Льва Евгеньевича

Помню, что  после войны сначала появились коммерческие магазины, где можно было купить все  то же самое, что  дают  по карточкам,  но в десять раз дороже. Потом постепенно коммерческих  магазинов  стало больше, а потом  началось  сталинское снижение цен. И постепенно карточки отменили.

IMG
1935 Пермь. Евгений Антонович Гампер – отец Льва Евгеньевича

Но особо много  мы  ничего не могли купить. Ну, колбасу к празднику покупали. По  большим праздникам  она на столе  была, к ним всегда  откладывали что то.

Еще мы выращивали  что – то за Камой.  Кама – река большая, и вот на  другом берегу давали  предприятиям куски земли. Вспахивали их по весне,  давали делянку длинную, и все ехали туда, там    выращивали картошку, морковку. Вся Кама была белой  от  черемухи,  все   ездили туда ее ломать и возвращались с огромными охапками.

До 1953 года мама посылки собирала  отцу отправлять.  Но эти посылки у нее  не принимали, потому что  ему дали 10 лет без права переписки.

Окончание  войны помню хорошо. Мы вечером сидим за столом с мамой и сестрой, бабушка должна была приехать из Перми. И вот входит бабушка и говорит, что война закончилась. Ну, я как говорю, дети же не воспринимают трагические события. Я только по рассказам знал, как мы жили  до войны. Было  у взрослых людей  такое понятие, как «до войны».  Это было время совершенно великолепное, солнечное, сытное и вкусное. И вот, когда война закончилась,  в нашей  текущей жизни ничего не изменилось. Годы после войны,  где-то  до 1947, были   еще  тяжелее,  чем война.

Мама   очень много работала,  а потом дедушку  выпустили. Он работал в институте. Он  же с самого начала был директором этого института, но  его не могли поставить директором после возвращения из  тюрьмы. Поэтому директором был назначен какой – то  матрос полуграмотный. А дед разрабатывал учебный процесс, методики, программы, находил преподавателей.

Нашей семье без отца трудно жилось, но нам  помогала    семья дяди  Жоржа:  Надежда Ивановна –  его жена и Инга – их дочь.  Инга  на четыре года старше  меня.  Ее многие хорошо знают, она занимается нетрадиционными методами лечения. Это моя двоюродная сестра.

Тетю Ингу  тоже после  1953 года выпустили,  и она благополучно дожила до  смерти  под Москвой. Она работала в бумажной промышленности.  Первым мужем  ее был Гаускен, у них  был  сын Боря, он   попал  под машину.

IMG_0001
1936. В белой рубашке справа – Отец Льва Евгеньевича Евгений Антонович с друзьями

Вторым мужем  моей тети Инги был Лев Михайлович Казанский, в честь которого меня и  назвали Львом.   Он давно умер уже. Тетя Инга умерла лет    десять  назад.  Мы ездили на её похороны еще с мамой.  Мама  моя  умерла  в позапрошлом году.  Ей было 96 лет. У нее  всю жизнь была великолепная память. Она хорошо знала поэзию прошлого века , до  последних дней могла стихи наизусть читать . У нее было плохо со зрением и со слухом. А когда человек был всегда живым и общительным, то это  ее очень  угнетало, так как она  потеряла связь с внешним миром. Но  она могла на память читать Маяковского, Вебера, Каменского – поэтов начала прошлого века. Вот так.

Помню,  когда Сталин умер, в школе нас всех  собрали и объявили. Мы стояли и  слушали.  Я не помню своих реакций. Во всяком случае,  никакого  критического отношения к действительности у меня не было.

Отца ждали,  что он приедет, надеялись, что теперь разберутся и выпустят. А дождались только похоронки.  Мама так  плакала…  Она героическая женщина,  вытащила нас всех, дала образование. Бабушка Эмилия Эдуардовна жила с нами  всю жизнь, её дочь Инга жила в Москве. А  бабушка жила с нами,  так  как  мы   ей были ближе,  чем родная дочь. Любила она Катю,  маму мою, и в нашей семье   она себя чувствовала лучше.

IMG_0008
1929. Пермь. Евгений Антонович с Ириной – дочкой и сестрой Льва Евгеньевича

С дедом она не жила, потому что дед  во время отсидки в Екатеринбурге,  пока  бабушка сидела в Перми, сошелся с другой женщиной. А бабушка всю жизнь корила его за это, и  больше они  не сошлись. Потом дед приезжал в Пермь, я его редко видел, раза 2-3 в жизни. Инга почаще его видела. Он им помогал, а маму мою часто  спрашивал: « Что не приезжаешь и ничего не просишь?» Но  мама считала, что неудобно обращаться к нему. Но дед  все – таки  иногда  что – то дарил, присылал.

После школы я поехал поступать  в Ленинград за компанию с одноклассниками.  Хотя я всё детство увлекался всем живым и меня тянуло в биологию, на последних классах  я вдруг  увлекся радиотехникой . Так  меня в техникум и занесло.

Приняли меня без общежития, и я  снимал полгода угол у тетки одной на Обводном канале, в коммунальной квартире  жил. Потом дали общежитие, а потом и работать  здесь остался. Так я стал  ленинградцем.

Мы надеемся, что Вам понравился рассказ. Помогите нам узнать и сохранить истории   жизни. Помочь можно здесь

Фото

Нас поддерживают

ЛООО СП «Центр женских инициатив»
Ленинградская область, г. Тосно, ул. Боярова, д. 16а
Телефон/факс: +7-813-61-3-23-05
Email: wic06@narod.ru

Добавить свою историю

Хотите стать частью проекта и поделиться семейными историями и воспоминаниями о войне и военных годах?

Прислать историю