Мы сохраняем устную историю. Помочь нам можно здесь.
Архипова Клавдия Васильевна
Я – Архипова Клавдия Васильевна, девичья фамилия – Павлова.
Родилась в деревне Ровене – ее уже не существует – Подпорожского района 24 декабря 1929 года.
С 1941 года я была в тылу, немцы немного не дошли до нас. И я была в деревне в своей, все время там…
Когда война началась, мне было 11 лет, 12-й год. А когда закончилась – 15 лет.
Я родилась в деревне, где никакой информации сразу не было. Ни радио, ни телефона, ни света – ничего. Только почту носили. Сельсовет был. Когда война началась, как раз почта пришла. И вот тогда мы узнали о войне. У меня отец воевал в Финской войне, и его долго не демобилизовывали, что-то с Турцией там было, как я помню с того времени… Отец пришел поздно. Прибежала соседка – «Наши идут по высокой горе!» А потом отец немного побыл дома и его в мае взяли на переподготовку на 3 месяца, а в июне началась война. Мы его провожали. Родители у меня колхозники, отец с момента организации колхоза и до Финской войны был счетоводом. Его звали Василий Николаевич Павлов. Мы жили в семье отца. Бабушка, его мать, ну и семья у нас была на момент войны: маме было 34 года, мне 11,5 лет, бабушке 73 года, брату 4 года, а сестре 1 год. Я была самая старшая, и была основной помощницей матери. И один маленький, и второй, ему 4 года в июле только исполнилось. А отец с фронта не вернулся. Как раз во время сенокоса в июне, все насушили, сено распущено… Мама первый год меня не брала косить, потом брала. Мы распустили с бабушкой сено, ребята гуляли там. И идет почта, принесли письмо, мы с мамой сели, папа пишет, что находится в Смоленске. Идет в бой. Не знает, останется жив, или нет. И – «Мать, пожалей ребят, они не виноваты». Больше ничего в письме не было. И больше не было от него новостей. И похоронка не пришла. Он – как без вести пропавший в списке.
Мы в колхозе работали. Такая была работа – каждое лето была работа. Конец июля, мы сдавали экзамены, каждый год. Я очень хорошо помню экзамены в 7-м классе – это мне 16-й год – я сдавала военное дело. После войны, после 9 Мая сдавала экзамены.
После, как сдадим экзамены, мы с бабушкой Полей овощи колхозные пололи. Обычно были мелкие работы, больше в хранилище картошку «работали». А это уже была постоянная работа, на неделю, две недели. В июле начинается покос. Косила каждая семья отдельно. У каждой семьи был сарай, лошадь была у каждой семьи. И каждая семья, сколько накосит, 20 процентов этого сена и получит потом для своего стада. За счет этого и держались. Да, конечно, мы работали постоянно. Мужчин забрали всех. Льготников нет в колхозе. Только женщины, мальчишки и девчонки, и пенсионеры, старики. Все сеяли, снимали и отдавали государству, и себе получали. Не голодали. Жили только за счет труда. С раннего утра и до позднего вечера. Вот когда мы вместе, всегда косили целый амбар. Потому что и сушили, и в поле гребли. Бабушка помогала, ей было 74 года, она с 1868 года. И мы всегда косили целый амбар, закрывали. И 20 процентов получали, так же, как и все. Мальчишки ходили в школу только 2-3 года, не больше. Только двое мальчиков закончили 7 классов. Все остальные бросали учиться, работали сначала на лошадях, потом на быках. Лошадей получше забирали в армию. Как только покос закончится, другой работы хватало. Потом – лен; лен таскали только девчонки. Льна сеяли много, и, главное, нам помогали некоторые из других городов, не колхозники. Только мы таскали лен, это была трудная работа.
Руками же, где и глина, и сухо. Я как вспомню, как спина болела! И мы, невелики ростом, этот лен вытаскивали. Только мы. А женщины в это время – как раз был сбор хлеба – собирают уже хлеб. Не было машин, когда началась война, бегали на дорогу посмотреть машины. Не видели никогда. И вот после, как соберем лен, потом его обрабатываем: высушим в амбаре, сидим на скамейках и колотим колотушками эти снопы, так колотим, что у нас нос заткнут и все остальное. Хотя дверь открыта с двух сторон, но все равно… И у каждой отдельно куча наколоченных снопов. И то же делали ребята, не колхозники. Женщины все были на уборке, а кому еще убирать хлеб? Была косилка конная, две лошади и косилка. И то, если ровно где – ходит, а все углы – вручную. Все делали своим трудом. Ничего не было. Была, конечно, молотилка. Лошади ходили, вращательное движение превращало уже во что нужно, обмолачивали зерно. Вот эта была машина! Школы работали во время войны. У нас было военное дело. Военное дело одно время было у нас в семилетке. Вела женщина даже. Причем в 7-м классе мы сдавали экзамен – строевую сдавали, огневую и химическую подготовку, окопы рыли. Немцев у нас не было, но Бологое бомбили, недалеко от нас. Каждый вечер, искры летали. Днем-то не видно было. Уже дошли до Ржева и ближе, вещи были связаны… Но куда мы побежим с ребятами маленькими? Под Ржевом были тяжелые бои очень. Об этом много говорили. Там большая операция проходила, но до нас не дошли. Немцев вообще не видели.
У нас дорога проходила не по деревне, у нас деревня у реки, а кругом возвышенность, и там идет дорога. Были ли там немцы, я не помню.
В семью вернулся один отец, некоторые молодые вернулись, по 20 лет, но они не остались жить в деревне. Вернулся один отец – он был в плену. А остальные все погибли, все дети остались сиротами в деревне, все. Мало было похоронок. Некоторые надеялись, что это ошибка. Слухи ходили, что ошибались, некоторые не верили, ждали. Мы ждали до конца войны и дольше. В памяти у меня сохранилось, что у бабушки, которая с нами работала, – полола, сын в 1941 году закончил 10 классов. Его сразу взяли в армию, и он сразу погиб. Это был младший сын, старший в Москве жил. Прислали ей похоронку. Так она как помешалась, ходит по деревне – там 30 домов: «Ведь худых не убивают, убивают хороших». И с нами она работала, она находила в этом отдушину, и мы с ней хорошо… Когда он был маленький, она и нас развлекала, уши нам проколола. Я говорю уже лишнее. Да, собирались в деревне на праздники. Вот в июле, 21-го, Казанской Божией Матери – такой праздник. Собирались со всех деревень, и мальчишки тоже были, нашего возраста. Мы ели, все у нас было. Была корова, поросенок, две овцы были, четыре ягненка – это все на зиму резали, были куры. Все было нормально, жили хорошо. А работали мы много, я, как вспомню, таскаешь лен, спина уже все, прямо на кочки ляжешь, полежишь – и опять. Ведь было 12-13 лет… Ходили без обеда, чтобы не тратить время. Чтобы лучше часа два полежать в тени, а то на солнце столько времени. Чтобы пораньше пойти. Бумаги для учебы в школе не было. Я нашла книги дома на чердаке. Только это не учебники были, видимо, дядины книги. Дядя у меня еще до революции получил высшее образование, он был инженером, работал в министерстве. И такие книги хорошие, и большие поля там, потому что формулы, это у меня были черновики. Я на них писала. И поняла, когда сама стала заниматься математикой высшей. Очень было тяжело после войны. В войну терпение все-таки было. А тут терпение лопнуло, а женщины устали – все на плечах, и с косой – везде они. Старики были, они были по ремонту телег, сбруи. А физическая работа в основном на женщинах была. У мамы силы были на исходе, трое детей – все на ней. Мама больше замуж не вышла. Так со свекровью и прожила. Деревни, в которой я жила, уже нет в списках. Я была там давно, 11 лет назад. А сейчас звоню, там мой брат живет. Там 30 было домов, а сейчас, наверное, остались какие-то, летом иногда приезжают. А он живет в своем доме, как вышел на пенсию, а до этого в Апатитах жил. С женой переехали в деревню. Сказал, буду здесь жить. Жена уехала. А он остался. Он один сейчас, всю зиму, летом приезжает. Правда, москвич один выстроил там дом рядом с ним. Там хорошее место, на берегу реки Мста. Но сейчас река там мельчает.
Когда я закончила институт учительский, меня отправили работать в освобожденные районы. В Малодотульский район – это тоже за Ржев. Там кое-где деревни остались. Я работала на сельсовете, были там деревни. А чтобы попасть в районный центр, нужно было пройти 30 км, и встретится только 1-2 домика, и все. Все разрушено. А волки! Там я однажды пешком шла. После занятий, 30 км в районный центр, и как раз попала. Было темно, я не могла идти, я свернула, знала, что деревня недалеко, и там ночевала.
Закончила я 7 классов в 1945 году. Мама мне говорит: «Знаешь, что отец хотел, чтобы ты училась?» Ну, потому что я хорошо училась, хоть начальные классы, но хорошо. В 1938 году пошла в первый класс. Школа далеко, и я уехала из дома. И на станции Мста была школа. В седьмом классе я была, когда закончилась война. Мы пришли в школу, и нам объявили, что война закончилась. Выстроили всех перед школой – кто плакал, кто ничего… Закончила 8-й, закончила 9-й, опять надо идти еще куда-то. И 10-й класс я закончила в средней железнодорожной школе – в 17 км в деревне жила, в интернате в Бологое. И после окончания железнодорожной школы поступаю в институт двухгодичный, заканчиваю. Мне 18 лет. Я работала в колхозе до 18 лет каждое лето. И на покосе помогала. Закончила заочно Карельский педагогический институт, закончила досрочно, с одной тройкой. Я заочно училась, у меня было время, я работала в школе вечерней. Это 4 дня в неделю. Я быстро закончила, 3 года, 4-й год госэкзамены. У меня не было уже. Я себе выписала диплом и уехала. В декрет ушла. Я замужем была – второй ребенок уже. У нас в семье мы всегда учились, сестра закончила 7 классов, я ее взяла к себе. Куда она пойдет? Мы с мужем ее взяли. Она поступила в медицинское училище. Такое было трехгодичное, фельдшер-акушер. А я ушла специально в вечернюю школу, ребенок был. Потом она закончила, получила медобразование, потом я поступила, потом муж поступил. Потому что его в 1946 году взяли в армию, даже 7 классов не окончил. Оккупация была, восемь лет продержали в армии, некому было служить. Он как раз служил на Дальнем Востоке, когда отправлял самолеты на юг.
Мы жили очень долго в Карелии, город Беломорск. Потом решили переехать в более близкие места. Детям нужно было учиться, дочь уже 8 классов закончила, вторая в первый класс пошла. А в 1969 году муж обнаружил, что здесь есть ему работа. Поехал в командировку, в Ленинград, зашел к директору школу, сказали, что работа есть, берем, – сказали.
Принимал на работу Михаил Петрович.
